гибридная революция что это такое
– футуролог Юваль Ной Харари.
Начать тему сегодняшнего чрезвычайно непростого разговора следовало бы с России.
В последние годы наша страна стала средоточием национальной рефлексии – объективно говоря, мы все чаще и чаще уступаем свои позиции на мировой арене, а влияние Москвы практически исчерпало себя даже на постсоветском пространстве.
Само собой, это не проходит бесследно в глазах российского общества. Интеллектуальные круги страны пытаются старательно проанализировать причины неудач и найти способы их решения.
Весьма популярной стала и концепция «поиска смыслов», которая породила ряд весьма любопытных точек зрения, разделяемых многими людьми в России.
Одной из ключевых позиций, которая весьма приглянулась нашим аналитикам, стала идея так называемой гибридной войны.
В российском понимании концепция данного вида межгосударственных противостояний выражена в весьма примечательных тезисах, которые вкратце можно описать так: классической (и тем более тотальной) войны больше не существует, а войны между державами отныне ведутся исключительно в плоскости идеологии.
Где-то на периферии этой весьма странной идеи также лежит примитивно рассматриваемое противостояние экономик и демографии, но ключевая роль по некой неизвестной причине отдаётся именно идеологии. В понимании теоретиков концепции, формирование «государственной идеи» приведет к неминуемому прогрессу во всех сферах жизни общества – от внешней политики до уровня благосостояния.
Безусловно, подобные измышления невозможно рассматривать как-то иначе, чем набор штампов и заблуждений.
Я предлагаю разобраться как в причинах подобного, так и дать читателю понимание того, чем, вообще, в действительности является концепция «гибридной войны» в ее классическом понимании?
В конце концов, о ней очень многие говорят, но практически никто не может объяснить, что она из себя представляет.
Рождение концепции гибридной войны
Дабы разобраться в сути вопроса, нам необходимо перенестись во времена великих свершений, как в области аналитики, так и стратегии и военного дела – к моменту начала холодной войны.
Наверняка многие из уважаемых читателей по той или иной причине многократно задавались весьма любопытным вопросом – а почему, собственно, США и СССР все-таки не развязали полномасштабную военную кампанию по всему миру?
Ведь, возможно, эти действия могли бы спасти Союз от развала, или, напротив, еще раньше возвысить Америку?
И это важно – ведь в корне этого вопроса кроются и причины рождения концепции гибридной войны.
Так или иначе, но причины «не-войны» были довольно прозаичны: они не несли в себе как психологического, так и экзистенциального характера («правительства боятся войны», «в Америке одни трусы» и т.д.). Они, напротив, были чрезвычайно логичными и прагматичными: начало тотальной войны сверхдержав означало потерю существенной доли ресурсов государств-противников.
Еще в 50-е стратеги и СССР, и США прекрасно отдавали себе отчет о том, что даже крупномасштабный обмен атомными ударами не будет означать гибель как Америки, так и Союза (и уж тем более всего мира). Более того, в случае подобного развития событий, боевые действия бы не прекратились: обе стороны активно готовились к противостоянию в условиях ядерной войны.
Но все это порождало проблему другого характера – а что делать с нейтральными странами, которые, не будучи участниками конфликта, сохраняют свои ресурсы и автоматически поднимаются на уровень новых держав?
Любые серьезные боевые действия вели к масштабному переделу политико-экономической карты мира, к которому сверхдержавы готовы не были. СССР, например, почти постоянно находился под прицелом агрессивного маоистского Китая, в любой момент готового к броску на советский Восток, а США гипотетически имели проблемы с Францией и Латинской Америкой.
Так и родилась концепция гибридной войны – метода влияния на страны второго и третьего порядка, ослабляющего их в достаточной степени для того, чтобы в нужный момент сверхдержавы могли без опаски использовать весь свой потенциал.
Процессы гибридной войны по-своему чудовищны в своей простоте, но чрезвычайно эффективны: они подрывают демографию, экономику, научно-технический, промышленный и политический потенциал, одновременно предоставляя сверхдержавам возможность их усиливать (конечно же, за счет тех, кто попал под этот каток невоенного противостояния).
Но стоит сделать важное замечание – гибридная война не стала основным видом войны. Она не подменила собой научно-техническое противоборство, не заместила тотальную, крупномасштабную или же локальную войну.
Отнюдь, гибридная война представляет собой не более чем средство контроля покоренных и инструмент для вялотекущей борьбы с колоссами на глиняных ногах. Она не заменила собой привычное человечеству кровопролитие и не отменила все ранее установленные правила – нет. Гибридные боевые действия – это лишь удобный хлыст для укрощения амбициозных аутсайдеров.
Объяснить смысл ее концепции невероятно просто: зачем сверхдержаве тратить деньги на войны с малозначимыми государствами и дорого (!) убивать их солдат на поле боя, если можно использовать экономические и социальные рычаги, сделав так, чтобы эти солдаты вообще не родились?
Гибридная война не действует в случае со сверхдержавами
Говоря о возможностях гибридных войн, совершенно нельзя упускать из виду чрезвычайно важный аспект, который касается ведущих мировых игроков.
Противостояние такого типа практически безвредно в случае воздействия на полноценные державы (то есть страны, обладающие выдающимися аналитическими и стратегическими структурами).
Какую, скажем, гибридную войну можно вести против такого самодостаточного гиганта, как Китайская Народная Республика?
При малейшем зачатке волнений среди уйгуров Пекин отправил сотни тысяч человек во вполне себе обычные концлагеря – и гибридная война в КНР кончилась, не успев даже начаться. Изолировав целую категорию населения, Китай просто-напросто пресек любую деятельность подрывного характера.
Аналогичным образом никто не имеет рычагов внешнего воздействия и на США – несмотря на все общественные потрясения, Америка самостоятельно проводит социальные эксперименты с элементами гибридной войны на собственном населении, не неся при этом никаких потерь.
Например, так напугавшие всех «бунты BLM» весною 2020 года не нанесли США ровным счетом никакого урона, в то время как многие пророчили «падение заокеанского Рима». Любые попытки влияния на ситуацию сторонних игроков американцами пресекаются не менее жестоко, чем в КНР – да и, собственно, ни у одной страны второго порядка просто нет интеллектуальных, экономических и иных ресурсов для операций на территории США (в этом и заключается одно из колоссальнейших преимуществ сверхдержав в гибридных войнах – они обладают невероятным арсеналом средств и сил, который просто-напросто делает бессмысленными любые попытки воздействия на ту или иную их ситуацию извне).
Особый акцент следует сделать на интеллектуальных – хотя обывателю (да и, увы, многим профессионалам) сложность гибридного противостояния не очевидна, а процесс кажется довольно простым (тут футбольных фанатов раскачали, здесь санкции ввели, там провели ЛГБТ-сходку, и все, враг повержен – именно таким примитивом видят гибридную войну в России).
В реальности дела обстоят, конечно же, намного сложнее.
Скажем, Япония при всех ее выдающихся интеллектуальных ресурсах, позволивших раскинуть сети экспансии японских научно-технических корпораций по всей Азии, потерпела чудовищное поражение, пытаясь подорвать экономическую и политическую мощь США в 80-е. Страна попала в штопор рецессии, в котором пребывает вот уже более 40 лет, практически растеряла всю свою былую промышленную и экономическую мощь – а это, в свою очередь, подорвало и без того не лучшую демографию. Теперь Токио в лучшем случае может надеяться на незавидную роль «младшего союзника» Америки – и это закономерный исход для стран, которые плохо понимают свое место в мировой геополитической системе.
Возвращаясь к примеру Китая (в данный момент в мире есть две страны, которые могут называть себя сверхдержавами – это США и КНР), можно отметить, что последние несколько лет Пекин также активно демонстрирует, почему в борьбе со сверхдержавой бесполезно применять методы гибридной войны.
В свою очередь, это создало угрозу влияния Компартии Китая. Почуяв опасность, идущую со стороны масскультуры, КПК продемонстрировала, что не потерпит никаких конкурентов на своем поле. Безусловно, такая жесткая охранительная политика рано или поздно может стать заунывной и безынтересной массам формальностью, какой в свое время стала в СССР, но КНР активно ведет работу и в данном направлении.
Также примечательно и то, что во внутренней политике Китай в большей степени демонстрирует тактику жестких силовых ответов – грубую, но чрезвычайно эффективную. Как показывает практика последних лет, силовое давление себе может позволить только богатая и самодостаточная держава – в ином случае мы получим страну, которая раз за разом подрывает свои собственные ресурсы ради демонстрации несуществующей силы.
Гибридная война в СССР и РФ
Наверняка многие из читателей подметили некоторую странность – если методы гибридной войны не действуют против сверхдержав, то как так вышло, что СССР, имея звание сверхдержавы, был сломлен именно подобными мерами невоенного характера?
Этот вопрос имеет место быть, и ответ на него обескураживающе прост – к 80-м годам прошлого века Советский Союз уже не являлся сверхдержавой.
Страна еще имела ряд атрибутов былого положения, однако ее интеллектуальные и экономические (по факту экономических было много, но здраво распорядиться ими все равно было некому) ресурсы были исчерпаны. Советы никак не могли противостоять культурной, идеологической, научной и промышленной экспансии Запада.
В сущности, сверхдержаву определяют не столько ее, скажем, технические достижения, сколько эффективность государственной машины и умение формировать долгосрочные и продуманные стратегии.
В свою очередь, как современная Россия, так и СССР имели колоссальные проблемы с адекватным функционированием бюрократического аппарата. Справедливости ради, они были и раньше – и, собственно, именно они привели к падению Российской империи. Хилая структура ее государственной машины полностью провалила все вызовы логистического и мобилизационного характера как в войне Японской, так и Первой мировой.
Большевики сразу по приходу к власти начали работу над, пожалуй, передовой системой мобилизации ресурсной базы. Позже, экстраполируя полученный опыт на командную экономику и потребности государственного строительства, они создали эффективную и устойчивую систему, которая функционировала даже в невозможных условиях потери значительной части развитых регионов страны. Система эта (что большая редкость в истории России) даже обеспечивала активную ротацию управленческих кадров.
Но в послевоенных, постмобилизационных условиях все вернулось в круги своя, как было и до революции: бюрократический аппарат вновь замкнулся в себе, а ротация кадров была прервана. Во главе страны встали «вечные» министры и их не менее «вечные» протеже. Вновь начала набирать обороты отрицательная селекция.
В сущности, исчерпаны были интеллектуальные ресурсы не только в масштабах бюрократии, но и всего СССР в целом: управленческих кадров и аналитиков не хватало в науке, промышленности, армии и даже разведке (а к тем, что были, правительство не прислушивалось – система уже не могла адекватно реагировать на новые угрозы и критику).
Интеллектуальное поражение Советского Союза и его падение с пьедестала сверхдержавы было, в сущности, предначертанной закономерностью: как известно, человеческие ресурсы каждой страны конечны и исчерпаемы. Скажем, какой бы вы не устанавливали уровень образования, число людей, достаточно одаренных для создания новых разработок, внедрения инноваций, эффективного управления, вы не увеличите. Их процент ограничен и тесно связан с большой численностью населения – ниже будет приведена небольшая сноска с данными, подтверждающими это утверждение.
Так, в 1980 году население СССР составляло 264,5 миллиона человек – а совокупный потенциал одних только Европы и Северной Америки был более одного миллиарда (без учета азиатских союзников США, которые принимали непосредственное участие в научно-технической гонке с СССР).
Ситуацию могло бы спасти тесное взаимодействие с государствами Соцблока, но в случае Советского Союза оно, увы, изначально несло в себе деструктивный характер и касалось в основном военных вопросов. Научно-технический потенциал социалистических стран практически не использовался, и в конечном итоге это также внесло свою лепту в развал Советов.
(Akcigit, Ufuk, Jeremy G. Pearce, and Marta Prato. Tapping into talent: Coupling education and innovation policies for economic growth. No. w27862. National Bureau of Economic Research, 2020. P. 28).
На опыте СССР мы могли наблюдать, что никакая идеология не спасет от гибели государство, которое борется за звание сверхдержавы, но не имеет при этом достаточного количества населения и, соответственно, возможности аккумулировать качественный человеческий ресурс. В конечном итоге, несоответствие амбиций и возможностей сделает свое дело вне зависимости от того, насколько возвышенную идею исповедует население страны.
С сожалением приходится констатировать факт того, что современная Россия унаследовала многие проблемы СССР, особенно связанные с аккумуляцией интеллектуальных ресурсов и эффективностью бюрократического аппарата.
Во многом именно по этой причине наша страна теряет свои позиции в мире – государство вынуждено концентрироваться на сохранении хоть сколько-нибудь устойчивого положения, как во внешней, так и внутренней политике. У него просто-напросто недостает средств и возможностей для формирования стратегий экспансии, модернизации систем управления и купирования новых вызовов.
Выводы и дополнения
Отдельно стоит упомянуть и о том, что гибридная война, помимо прочего, является отличной точкой применения избытка военных кадров.
Чрезвычайно часто можно наблюдать весьма любопытную картину: в западных think tank и «независимых агентствах» работают весьма крупные чины, сделавшие карьеру в военных или разведывательных структурах.
Процесс этот закономерен – в НАТО уже много десятилетий используется комплексная подготовка офицерских кадров. Скажем, естественной нормой считается наличие у офицера ранга полковника двух-трех военных специальностей и пары гражданских – например, по психологии и лингвистике. На выходе получаются всесторонне развитые специалисты, готовые как к работе в штабе, так и в аналитическом центре.
Формирование структур гибридной войны помогает трудоустроить этих людей после отставки или же в случае, если они не приживаются в рамках системы. Государство в любой момент имеет доступ к их услугам и знаниям, но при этом они, в сущности, находятся на самообеспечении – и это выгодно для обеих сторон.
Аналогичным образом поступает и КНР – после сокращения НОАК десятки тысяч армейских кадровых офицеров отправились на службу в так называемое «морское ополчение». Его, безусловно, сложно причислить к полноценным структурам гибридной войны, но принцип понятен – лишние кадры продолжают приносить пользу государству, отрабатывая затраченные на свою подготовку средства и по окончанию официальной службы.
Подводя итоги, можно уверенно сказать, что гибридная война – отнюдь не некая примитивная концепция, суть которой заключается лишь в поиске и внедрении неких идей. Это сложнейший социо-экономико-политический механизм, овладение которым требует десятилетий напряженной деятельности, но который при всех своих достоинствах актуален для борьбы исключительно со слабым противником.
Разрушительный тандем: цветная революция – гибридная война
В последние годы активно обсуждаются инновационные типы конфликтов современности, предпринимаются попытки дать определение новым формам и способам организации подрывных действий, которые в совокупности своей формируют своеобразный разрушительный тандем, поражающими элементами которого являются цветная революция и гибридная война.
Цель тандема – способствовать реализации выбранной Западом модели геополитической экспансии в строгом соответствии с планом установления его глобального доминирования. Стратегический замысел заключается в дестабилизации выбранных стран и регионов путем искусственного формирования очагов внутренних конфликтов, которые должны быть урегулированы на продиктованных Западом условиях.
ВЫБОР ОБЪЕКТА ГЕОПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКСПАНСИИ
Выбор объектов геополитической экспансии Запада представляет собой одну из ключевых задач, к решению которой привлечены лучшие аналитические силы США и НАТО. Такими объектами могут быть регионы или отдельные государства. Государства – главные объекты экспансии, уже известны, это Россия и Китай. По ряду причин они пока недостижимы для прямых акций по дестабилизации обстановки. Поэтому усилия сосредоточиваются на подрывных действиях, направленных на дестабилизацию стран на периферии этих государств, причем не обязательно приграничных.
Достаточно, чтобы такие страны входили в зону геополитических интересов РФ или КНР. Именно с этой целью осуществляется провоцирование цветных революций на Украине, в Центральной Азии, на Кавказе, на Ближнем Востоке.
Мощной уникальной технологией оказания давления на Россию является расширение НАТО, наращивание военного потенциала блока на ее границах, развертывание ПРО, подрывные идеологические акции.
Примером затяжного конфликта мирового масштаба является холодная война, которая сегодня опять возрождается. До сих пор нет единого понимания, была ли холодная война настоящей войной или чем-то иным. Некоторые представители нашей военно-теоретической мысли ссылаются на отсутствие ключевого признака войны – вооруженной борьбы, когда-то возведенного в сущность войны как понятие, и на этой основе сомневаются в правомочности отнесения термина холодной войны к понятию войны вообще. Однако, если говорить о холодной войне, то, как показала практика, наши противники, может быть, не утруждая себя терминологическими тонкостями, вели эту нетрадиционную войну весьма искусно, сумев ее выиграть без прямого вооруженного столкновения с серьезнейшими геополитическими результатами. Как тут не вспомнить мысль Сунь-цзы: «лучшей войной является та, которая выиграна без борьбы вооруженных сил».
Можно предположить, что для дестабилизации и разрушения России вновь предполагается использовать испытанную технологию холодной войны в сочетании с современными наработками, в числе которых цветные революции и гибридные войны.
В рамках затяжного конфликта формируются модели «управляемого хаоса» для дестабилизации ключевых сфер управления коллективной деятельностью людей: административно-государственное управление; управление культурно-мировоззренческой сферой; управление социально-экономической сферой.
Использование модели для поддержки процесса выработки и принятия решения позволяет организовать системную подрывную работу по развитию конфронтационной спирали в социальном процессе в выбранной стране или группе стран в интересах достижения заданных социально-политических, военных, экономических, пространственно-географических характеристик государства-мишени (или региона).
В наши дни в стратегию возрождения холодной войны хорошо вписывается мощный подрывной потенциал цветной революции и гибридной войны.
Выработке единого понимания этих феноменов и планированию противодействия препятствует теоретический разнобой в определении ключевых понятий.
Сегодня теоретические баталии ведутся вокруг термина так называемой гибридной войны. Есть специалисты, которые утверждают, что гибридная война не является понятием в силу своей внутренней противоречивости и наличия целого ряда дискуссионных и спорных тем, единое мнение по которым пока не выработано. Отсюда делается вывод, что термин «гибридная война» нельзя относить к теоретическому новшеству, способному оказать серьезное влияние на современную военную практику.
Высказываются мысли, что термин «гибридная война» пока еще не является операционным понятием, поскольку нет однозначного согласованного понимания по основным показателям, раскрывающих ее конкретику и тем самым позволяющих прогнозировать и планировать ее развитие, готовить противодействие.
Наконец, обращается внимание и на происхождение самого термина, мол, «супостаты» его придумали, дабы уязвить Россию. Вряд ли такое утверждение может служить аргументом. Невольно вспоминается судьба некоторых других понятий, например, связанных с генетикой и кибернетикой, длительное время у нас отвергавшихся по таким же соображениям, что привело к сохраняющемуся до сих пор отставанию.
Суммируя вышесказанное, можно согласиться, что существует достаточное количество причин и теоретически не устоявшихся подходов, которые обусловливают необходимость осторожного отношения к оценке и выработке статуса термина «гибридная война». Однако если своевременно не признать инновационного изменения в стратегии современных конфликтов, можно безнадежно отстать и остаться на уровне представлений прошлого века.
ИСТОРИЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ И СПЕКТР ОПРЕДЕЛЕНИЙ
Война никогда не сводилась к столкновениям чисто военных контингентов и не всегда велась строго в конвенциональном формате. Всегда были силы и средства, способы их применения, не вписывающиеся в рамки классического представления о вооруженной борьбе в соответствующий исторический период. С этой точки зрения многим критериям «гибридности» соответствуют война русского ополчения в период Смутного времени против польских оккупантов, война с Наполеоном, Великая Отечественная война, некоторые другие конфликты современности. Однако сам термин «гибридная война» появился сравнительно недавно и, во всяком случае, в России, официального признания пока не получил. Нет единства и среди экспертного сообщества.
В то же время авторитетные военные практики уже сегодня признают уникальную интегрирующую роль и особенности гибридной войны, которая в рамках единого замысла объединяет широкую совокупность сил, средств и способов достижения поставленной цели.
В общем виде гибридной войной называют, например, вид партизанской войны, который объединяет современные технологии и современные методы мобилизации. Гибридная война определяется также как основной метод действия в ассиметричной войне, ведущейся на трех выборочных видах поля боя: среди населения конфликтной зоны, населения в тылу и международного сообщества.
Во многих публикациях «НВО» приводились оценки ряда авторитетных российских и зарубежных специалистов по вопросу изменения характера и способа ведения современных военных действий. При этом в оценке военных руководителей и научных источниках просматривается достаточно высокая степень совпадения при определении общих и отличительных признаков новых форм и способов ведения вооруженной борьбы.
ОБЩИЕ И ОТЛИЧИТЕЛЬНЫЕ ПРИЗНАКИ ГИБРИДНОЙ ВОЙНЫ
Сравнительный анализ терминологии гибридной войны позволяет выделить существенные общие элементы:
– использование военных и невоенных инструментов в интегрированной кампании, в сочетании с мероприятиями информационного противоборства;
– возрастание значения асимметричных и непрямых действий;
– применение силовых мер скрытого характера в сочетании с действиями сил спецопераций и использованием протестного потенциала населения.
Важным отличительным признаком является использование сетевых форм управления подготовкой и развертывания действий, создание горизонтальных полицентрических структур. В конвенциональной войне выстраиваются жесткие иерархические пирамиды управления. Важным свойством сетевой организации является возможность ее оперативной функциональной перестройки, что обеспечивает подвижность и мобильность применения базовых ресурсов, их сосредоточение на стратегически важных объектах. К существенным отличительным признакам относятся широкое использование современных информационно-коммуникационных технологий при проведении мобилизации сил и руководстве (прежде всего Интернет, сотовая связь), применение изощренной технологии для разложения ключевых государственных структур, психологического воздействия на людей и манипулирования их поведением.
Как представляется, указанные соображения, базирующиеся на современной понятийной базе, представляют собой набор общих и отличительных признаков, служащих основой для определения гибридной войны как получившей развитие новой современной формы ведения вооруженной борьбы, основанной на инновационных изменениях в стратегии, используемых силах и средствах, самих способах их применения.
Как бы то ни было, поскольку в будущем мы, вероятно, станем свидетелями более активного применения подрывных технологий с участием нерегулярных вооруженных формирований, необходима выработка единых подходов к выявлению, предотвращению и противодействию технологиям цветных революций и гибридных войн, способам бесконтактного воздействия на противника, ассиметричных действий.
Цветные революции и гибридные войны являются формой вооруженной борьбы и разрабатываются по правилам военного искусства, что обусловливает привлечение военных экспертов к изучению этого феномена.
Нужна дополнительная системная работа научно-исследовательских учреждений, военных, экспертного сообщества для формирования согласованной точки зрения на феномен, который достаточно решительно заявляет о праве на внимание, необходимо его теоретическое осмысливание и практические выводы. Дело, разумеется, не в самом названии феномена, а в значимости и востребованности его научного анализа, оценки и выработки мер противостояния в контексте обеспечения национальной безопасности РФ.
Министр обороны Республики Беларусь генерал-майор Андрей Равков на 4-й Московской конференции по международной безопасности в апреле 2015 года отметил, что «именно гибридная война интегрирует в своей сущности весь диапазон средств противоборства – от наиболее современных и технологичных (кибервойна и информационное противоборство) до использования примитивных по своей природе террористических способов и тактических приемов в ведении вооруженной борьбы, увязанных по единому замыслу, цели и направленных на разрушение государства, подрыв его экономики, дестабилизацию внутренней социально-политической обстановки».
Развивая эту мысль, можно утверждать, что гибридная война многомерна, поскольку включает в свое пространство множество других подпространств (военное, информационное, экономическое, политическое, социокультурное и др.). У каждого из них своя структура, свои законы, терминология, сценарий развития. Таким образом, многомерный характер гибридной войны обусловлен сочетанием комплекса мер военного и невоенного воздействия на противника в реальном масштабе времени.
Все составляющие гибридной войны, включая предшествующую ей цветную революцию и гибридные угрозы, безусловно, должны учитываться при разработке мер противодействия. Однако нельзя говорить о каком-либо приоритете подготовки к гибридной войне в ущерб проводимой в РФ системной работе по комплексному совершенствованию возможности страны и ее ВС для участия в современных конфликтах с учетом появляющихся новых форм и способов ведения вооруженной борьбы.
Стратегия гибридной войны как инновационного проекта, направленного на достижение сложной цели, предусматривает организацию и осуществление подрывных политических, военных, социально-экономических, информационно-пропагандистских акций в тесной увязке их с общей целью войны, которая состоит в переводе государства-жертвы под внешнее управление. В отличие от конвенциональной войны государство-агрессор не несет людских потерь. Гибнут граждане государства-жертвы, умело манипулируемые организаторами.
Стратегия предполагает овладение ключевыми факторами, определяющими возможность и целесообразность использования подрывных технологий тандема «цветная революция – гибридная война». К таким факторам в общем случае можно отнести:
– нестабильность действующей власти;
– наличие специально организованного протестного движения.
Критическим фактором, определяющим этап перехода от цветной революции к гибридной войне, является неспособность протестного движения добиться свержения правительства ненасильственными средствами.
Важнейший принцип стратегии гибридной войны – обеспечение максимальной концентрации имеющихся ресурсов на узких и уязвимых местах с целью эффективной дестабилизации политического и военного руководства страны, ее социально-экономических структур, культурно-мировоззренческой сферы с последующим сломом и демонтажем государства как суверенного субъекта международного права и передачей его под внешнее управление.
Наряду с этим можно выделить ряд особенностей стратегии гибридной войны по сравнению с конвенциональной войной.
Во-первых, вместо традиционной вооруженной борьбы в войне обычного типа в гибридной войне наряду с силовым противоборством важная роль принадлежит методам информационного, кибернетического, дипломатического, экономического противоборства и силам спецопераций.
Во-вторых, организаторы гибридной войны стремятся в возможно сжатые сроки привести к власти подконтрольные им оппозиционные силы при одновременном устранении прежнего правительства.
В-третьих, главной ударной силой в гибридной войне выступают граждане государства – объекта войны. Привлекается и иностранная составляющая – иррегулярные вооруженные формирования, некоторые из них из числа международных террористических организаций, ЧВК. Используются силы спецопераций.
И наконец, в гибридной войне нет явно выраженного внешнего агрессора, что позволяет готовить и вести ее при формальном соблюдении международно-правовых норм. Применительно, например, к ОДКБ это может создать трудности при выработке мер коллективного противодействия агрессии нового типа.
Принятое в международном праве определение агрессии дано в 1974 году в Резолюции 29-й сессии ГА ООН: «Агрессией является применение вооруженной силы государством против суверенитета, территориальной неприкосновенности или политической независимости другого государства или каким-либо другим образом, несовместимым с Уставом Организации Объединенных Наций, как это установлено в настоящем определении». Как было показано, действия государства, начавшего гибридную войну против страны-жертвы, под такое определение формально не попадают.
СОЧЕТАНИЕ РАЗРУШИТЕЛЬНЫХ ПОТЕНЦИАЛОВ
Особую опасность гибридная война приобретает в сочетании с цветной революцией, которая ей, как правило, предшествует. Цветная революция – это технология организации государственного переворота и перевода страны под внешнее управление в условиях искусственно созданной политической нестабильности, когда воздействие на власть осуществляется в форме политического шантажа, а основным его инструментом выступает специально организованное молодежное протестное движение.
Отличительной чертой всех цветных революций является практически точное повторение их сценария. В условиях глобализации и роста взаимозависимости силовые способы свержения политического режима все чаще используются в комплексе с более изощренными информационными технологиями манипулятивного управления массовым сознанием и массовым поведением широких масс гражданского населения. Если использованию силы в международных отношениях с различной степенью успешности противостоят ООН и ОБСЕ, то международно-признанных механизмов противодействия современным подрывным технологиям пока нет.
Эффективность форм информационного воздействия в ходе цветной революции по результатам становится соизмерима с военными. Наряду с этим политические шаги, эмбарго, санкции, торгово-экономическое ограничение, протекционистские меры и квоты все чаще выступают инструментом поддержки последующих силовых решений.
Однако полностью выдержать несиловой формат свержения власти, предусмотренный технологиями цветной революции, удается далеко не всегда. В результате цель цветной революции – осуществление государственного переворота и передача страны под внешнее управление становится достижимой только за счет перехода к очередному этапу, предусматривающему комплексное применение разнородных подрывных технологий, включая военно-силовые действия, в ходе гибридной войны.
Именно поэтому еще в самом начале атомной эры шел разговор о ядерном оружии как средстве, которое в конечном итоге будет вынуждено существовать наряду с подрывными технологиями, отдающими преимущество несиловым действиям, непрямому использованию силы, построенными на манипуляции сознанием масс.
С тех пор технологии манипулирования сознанием людей, использования экстремистской оппозиции и «пятой колонны» существенно усовершенствовались. Сегодня мы наблюдаем качественно иные подходы западных стран к продвижению своих национальных и коалиционных интересов. На смену традиционному набору классических способов свержения неугодного правительства, вооруженному перевороту, локальному вооруженному конфликту, военной интервенции под предлогом распространения демократических ценностей пришло широкое использование невоенных средств и адаптивное применение военной силы для смены неугодных режимов.
Именно в рамках этих технологий основным средством реализации политических замыслов становятся цветные революции, волна которых была инициирована США на постсоветском пространстве, в Северной Африке и на Ближнем Востоке.
В то же время дальнейший ход арабской весны показал, что цветная революция не является абсолютным средством политических преобразований и вполне может перерасти в широкомасштабное военное действие.
Таким образом, политическая реалия современности показывает, что эскалация ненасильственных действий далеко не всегда позволяет достичь заданного «порогового» значения поставленной цели. За счет компромисса между оппозицией и властями можно добиться, например, отставки нескольких высокопоставленных чиновников, суда над несколькими коррупционерами. Однако к слому правящего режима такие действия приводят в исключительных случаях.
Поэтому во многих конфликтах оппозиция и внешние силы наращивают давление на власть, переходят к ограниченным, а затем и масштабным силовым мерам воздействия.
Этот военно-силовой этап, следующий за этапом относительно ненасильственной цветной революции, и является гибридной войной, в которой используется гораздо более широкий набор сил и средств. В отличие от войны обычного типа, связанной с вооруженным нападением страны агрессора на другое государство, гибридная война начинается на заранее подготовленной почве внутри страны-жертвы. Задача дестабилизации страны и создания необходимых условий для успешного применения технологий управляемого хаоса решается при подготовке и в ходе цветной революции.
Первоочередные воздействия цветной революции направляются на разложение ключевых государственных институтов обеспечения безопасности, дискредитацию политического и военного руководства страны, вооруженных сил и органов охраны правопорядка. Формируется недоброжелательное по отношению к властям международное общественное мнение. За счет умелого сочетания жесткой и мягкой технологии деморализуются население, правящие круги, силовые структуры, активно используются «агенты влияния», распространяются панические слухи и настроения.
В результате на финальной стадии конфронтации подрывается политическая воля правительства и элиты, снижается до недопустимых пределов безопасность государства и ставится вопрос о передаче власти неким оппозиционным силам как орудию внешнего правления.
В ЦЕЛЯХ ОБЕСПЕЧЕНИЯ ЭФФЕКТИВНОСТИ ПОДРЫВНЫХ ДЕЙСТВИЙ
Начиная от первоначальных этапов ненасильственных действий при развитии цветной революции и вплоть до перехода к силовой конфронтации в ходе гибридной войны, подготовка взаимосвязанных этапов предполагает решение комплекса задач:
– определение узких и уязвимых мест, ключевых объектов воздействие на которые обеспечит дестабилизацию политического и военного руководства страны, ее социально-экономических структур и культурно-мировоззренческой сферы;
– поиск источников устойчивого финансирования;
– выявление протестных общественных групп и их лидеров, способных участвовать в цветной революции, создание в столице и регионах опорных групп для обеспечения перехода к силовому этапу;
– определение практических целей, максимально приближенных к реальным требованиям протестных общественных групп и в итоге способствующих подрыву власти;
– создание сетевых структур, предназначенных для обеспечения поддержки оппозиции и осуществления ее экспансии в регионы за счет использования НПО, различных фондов, подконтрольных СМИ, Интернета и формирования механизмов для организации беспорядков, отработка связи и мониторинга обстановки;
– подготовка полевых командиров и боевиков опорных групп для силовых акций, создание ресурсной базы вооружения и оснащения боевиков.
ПРОТИВОСТОЯНИЕ ПОДРЫВНЫМ ТЕХНОЛОГИЯМ
Целенаправленный характер и высокая динамика действия подрывного тандема «цветная революция – гибридная война», сжатые сроки перехода «гибридных угроз» из категории потенциальных к реально действующим, требуют тщательной предварительной проработки на государственном и союзническом уровне мер по противодействию.
Такие меры должны включать:
– предотвращение стратегической внезапности применения комплекса современных подрывных технологий;
– выработку индикаторов, позволяющих оперативно определять степень угрозы дестабилизации системы политического и военного управления страны, ее социально-экономических структур, культурно-мировоззренческой сферы;
– своевременно вскрытие мест, уязвимых для гибридных угроз, а также определение возможного состава гибридных угроз, которые могут быть сформированы для воздействия;
– в рамках нормативно-правовой базы существующих организаций по обеспечению коллективной безопасности (например, ОДКБ) и в национальных законодательствах стран-участниц предусмотреть положения, позволяющие оперативно определить сам факт агрессии, осуществляемой с применением современных подрывных технологий и оказать объекту такой агрессии необходимое содействие;
– разработку государственной концепции по противодействию цветным революциям и гибридным войнам, как в России, так и в целом на пространстве СНГ;
– подготовку кадров, способных эффективно противостоять угрозам нового типа;
– принимаемые меры должны осуществляться в общем русле подготовки страны и ее ВС ко всему спектру возможных войн и конфликтов современности.
С учетом масштаба и реального характера угрозы цветной революции успешное решение комплекса задач по обеспечению национальной безопасности России и ее союзников может быть достигнуто за счет консолидации общества, укрепления национальной обороны, развития связей с союзниками и партнерами, умелым использованием потенциала существующих конструктивных организаций обеспечения международной безопасности и решительным противодействием попыткам деструктивного влияния в сфере международных отношений.