Константина Петровича Победоносцева (1827 – 1907), обер-прокурора Святейшего Синода, прозванного тайным правителем России, одни видели её ангелом-хранителем, другие – злым гением. Одни славословили и преклонялись перед ним, другие – проклинали и ненавидели. О его всесилии ходили самые фантастические слухи. После 17 октября 1905 г. (день подписания царского манифеста, даровавшего демократические свободы – Г.К.), «ни на кого уличная «свободная» и дешёвая сатира – пишет его первый биограф – редактор «Исторического вестника» и основатель Союза русских писателей Б.Б. Глинский, – не вылила столько злобы и глумления… Улица всячески тешилась над больным стариком и сводила с ним былые счёты» (1) Б.Б. Глинский напомнил такую картину: «Во всю ширь Литейного проспекта движется пёстрая, разнокалиберная и возбуждённая толпа, над головами которой реют красные знамёна… Толпа останавливается против тёмного двухэтажного дома №62, где много лет живёт Константин Петрович, останавливается, чтобы прокричать ему слова ненависти и злобы, прокричать и двинуться дальше во славу грядущего сознательного пролетариата» (2) Известно, что Александр Блок однажды прошёл во главе «революционного шествия», вздымая красное знамя (3). Не эту ли толпу возглавлял поэт? Набрасывая план поэмы «Возмездие», он запишет: «1 марта (день убийства Императора Александра II – Г.К.) Победоносцев бесшумно садится на трон, как сова» (4). Этот образ поэт разовьёт в поэме:
В те годы дальние, глухие, В сердцах царили сон и мгла: Победоносцев над Россией Простёр совиные крыла, И не было ни дня, ни ночи, А только тень огромных крыл; Он дивным кругом очертил Россию, заглянув ей в очи Стеклянным взором колдуна… (5)
Срывая с дерева засохшие листы, Вы не разбудите заснувшую природу, Не вызовите вы, сквозь снег и непогоду, Весенней зелени, весенней теплоты!
Придёт пора – тепло весеннее дохнёт, В застывших соках жизнь и сила разольётся, И сам собою лист засохший отпадёт, Лишь только свежий лист на ветке развернётся.
Тогда и старый лист под солнечным лучом, Почуяв жизнь, придёт в весеннее броженье: В нём – новой поросли готовится назём, В нём – свежий сок найдёт младое поколенье…
Не с тем пришла весна, чтоб гневно разорять Веков минувших плод и дело в мире новом: Великого удел – творить и исполнять: Кто разоряет – мал во царствии Христовом.
Не быть тебе творцом, когда тебя ведёт К прошедшему одно лишь гордое презренье. Дух – создал старое: лишь в «старом» он найдёт Основу твёрдую для «нового» творенья.
Ввек будут истинны – пророки и закон, В черте единой – вечный смысл таится, И в новой истине лишь то должно открыться, В чём был издревле смысл глубокий заложён.
Великолепная чеканка стиха и несомненная бездна смысла! В следующей главке Победоносцев пояснит и божественные корни ума, и небесное происхождение красоты, и неисследимые глубины поэзии:
«Один разве глупец может иметь обо всём ясные мысли и представления. Самые драгоценные понятия, какие вмещает в себе ум человеческий, – находятся в самой глубине поля и в полумраке; около этих-то смутных идей, которые мы не в силах привесть в связь между собою, – вращаются ясные мысли, расширяются, развиваются, возвышаются. Если б отрезать нас от этого заднего плана, – в этом мире остались бы только геометры да понятливые животные; даже точные науки утратили бы в нём нынешнее своё величие, зависящее от скрытого их отношения к другим бесконечным истинам, которые мы только угадываем и в которые лишь по временам как будто прозираем. Неизвестное – это самое драгоценное достояние человека: недаром учил Платон, что всё в здешнем мире есть слабый образ верховного домостроительства. Кажется даже, что главное действие красоты, которую мы видим, состоит в возбуждении мысли о высшей красоте, которой не видим, и очарование, производимое, например, великими поэтами, состоит не столько в картинах, ими изображаемых, сколько в тех дальних отголосках, которые они будят в нас и которые идут из невидимого мира».
После столь глубокого определения поэзии Победоносцевым хочу напомнить о его великой любви к поэзии Пушкина. От избытка этой любви, от желания поделиться ею со всеми русскими людьми и родился плод, или иначе – просветительский (от сердца!) поступок. Константин Петрович собрал и издал в виде миниатюрного томика букет из выбранных им стихотворений и отрывков из крупных произведений Пушкина под названием «Северные цветы» (9). Этот «издательский порыв» многое приоткрывает в человеке… Однако добавлю ещё один штрих – свидетельство, меня поразившее: «Знаете, ведь Победоносцев – искренний человек, – пишет В.А. Манасеин. – Он, несомненно, ханжа, но это глубоко искренний человек. Я видел его в 60-х годах, когда все кругом либеральничали, когда нужно было иметь большое мужество, буквально отвагу, чтобы в профессорской среде не быть либералом. И в это самое время Победоносцев, подходя к монастырю, становился на колени, вставал и, поминутно падая на колени, полз по земле к храму. Вот каков это человек!» (10) В новую (после 1991 года) эпоху о Победоносцеве не могли не вспомнить. И вспомнили – слава Богу! – уже не как о «душителе свободы» и «некоронованном властителе России», а как о видном учёном-правоведе, теоретике и практике русского консерватизма. Труды мыслителя нынче широко издаются. Не забыта его переписка с государственными деятелями, учёными, писателями. Опубликованы воспоминания о нём. И даже переиздан его перевод Нового завета (репринт издания 1906 года). В 2015 году Почта России в серии «Выдающиеся юристы России» выпустила ему посвящённую почтовую марку. А через два года в серии «ЖЗЛ» о К.П. Победоносцеве вышла книга. Тут налицо уже и широкое признание, и высокая государственная оценка, и подтверждение того, что этот великий сын России занял, наконец, достойное в её истории место.
Возмездие / Вторая глава автор Александр Блок (1880-1921)
Третья глава →
Источник: Александр Блок. Стихотворения. Поэмы. Воспоминания современников. — Москва: Правда, 1989. — С. 327-365.
Вторая глава
В те годы дальние, глухие, В сердцах царили сон и мгла: Победоносцев над Россией Простер совиные крыла, И не было ни дня, ни ночи А только — тень огромных крыл; Он дивным кругом очертил Россию, заглянув ей в очи Стеклянным взором колдуна; Под умный говор сказки чудной Уснуть красавице не трудно, — И затуманилась она, Заспав надежды, думы, страсти… Но и под игом темных чар Ланиты красил ей загар: И у волшебника во власти Она казалась полной сил, Которые рукой железной Зажаты в узел бесполезный… Колдун одной рукой кадил, И струйкой синей и кудрявой Курился росный ладан… Но — Он клал другой рукой костлявой Живые души под сукно.
В те незапамятные годы Был Петербург еще грозней, Хоть не тяжеле, не серей Под крепостью катила воды Необозримая Нева… Штык све́тил, плакали куранты, И те же барыни и франты Летели здесь на острова, И так же конь чуть слышным смехом Коню навстречу отвечал, И черный ус, мешаясь с мехом, Глаза и губы щекотал… Я помню, так и я, бывало, Летал с тобой, забыв весь свет, Но… право, проку в этом нет, Мой друг, и счастья в этом мало…
Востока страшная заря В те годы чуть еще алела… Чернь петербургская глазела Подобострастно на царя… Народ толпился в самом деле, В медалях кучер у дверей Тяжелых горячил коней, Городовые на панели Сгоняли публику… «Ура» Заводит кто-то голосистый, И царь — огромный, водянистый — С семейством едет со двора… Весна, но солнце светит глупо, До Пасхи — целых семь недель, А с крыш холодная капель Уже за воротник мой тупо Сползает, спину холодя… Куда ни повернись, всё ветер… «Как тошно жить на белом свете» — Бормочешь, лужу обходя; Собака по́д ноги суется, Калоши сыщика блестят, Вонь кислая с дворов несется, И «князь» орет: «Халат, халат!» И встретившись лицом с прохожим, Ему бы в рожу наплевал, Когда б желания того же В его глазах не прочитал…
Но перед майскими ночами Весь город погружался в сон, И расширялся небосклон; Огромный месяц за плечами Таинственно румянил лик Перед зарей необозримой… О, город мой неуловимый, Зачем над бездной ты возник. Ты помнишь: выйдя ночью белой Туда, где в море сфинкс глядит, И на обтесанный гранит Склонясь главой отяжелелой, Ты слышать мог: вдали, вдали, Как будто с моря, звук тревожный, Для божьей тверди невозможный И необычный для земли… Провидел ты всю даль, как ангел На шпиле крепостном; и вот — (Сон или явь): чудесный флот, Широко развернувший фланги, Внезапно заградил Неву… И Сам Державный Основатель Стоит на головном фрегате… Так снилось многим наяву… Какие ж сны тебе, Россия, Какие бури суждены. Но в эти времена глухие Не всем, конечно, снились сны… Да и народу не бывало На площади в сей дивный миг (Один любовник запоздалый Спешил, поднявши воротник…). Но в алых струйках за кормами Уже грядущий день сиял, И дремлющими вымпелами Уж ветер утренний играл, Раскинулась необозримо Уже кровавая заря, Грозя Артуром и Цусимой, Грозя Девятым января…
Ямб, хорей, брахиколон, анапест… Все эти сложные, на первый взгляд, слова обозначают название стихотворных размеров. Стихи пишутся по определенным законам. Именно следование размеру поэтического произведени (не всегда строгое) делает стихи складными, запоминающимися и приятными для чтения. Мы расскажем о том, какими бывают стихотворные размеры, как отличить ямб от хорея и, как определить размер стиха.
Односложные стихотворные размеры: брахиколон
У каждого стихотворения есть свой уникальный ритм и мелодия, совсем как в танце. Только вместо танцевального па, у стихотворения есть стопы, их структурные единицы. Стопа- это целая группа слогов, которая объединена одним ритмическим ударением (иктом).
Так в односложном стихотворном размере, брахиколоне, всегда есть слово, в котором только один слог. Слов в строке может быть и сразу несколько, но слог останется в единственном экземпляре. Пример стихотворения, написанного брахиколоном:
И.Сельвинский «Сонет»
Все слоги в этом стихотворении сильные, оно звучит как манифест! Отличить брахиколон от других стихотворных размеров нетрудно по его уникальному ритму, а вот ямб и хорей нередко вызывают трудности.
Двусложные стихотворные размеры: ямб, хорей
Ямб и хорей — это стопы из двух слогов.
Кажется, что все просто. При этом даже произведения классической литературы нередко заставляют нас задуматься о том, как устроены эти стихотворные размеры. Со школьных времен мы знает, что «Евгений Онегин» А. С. Пушкина написал четырехстопным ямбом. Значит, ударными должны быть четные слоги. Но как быть с этим отрывком:
Когда́ не вшу́тку занемо́г, Он уважа́ть себя́ заста́вил И лу́чше вы́думать не мо́г.
Как мы видим, поэты могут нарушать и нередко нарушают строение «идеального» ямба, тоже самое происходит и с хореем. Классики нередко позволяли себе отойти от строгих размеров стиха, случайно или намеренно игнорировали правила, потому что язык служит мастеру стихосложения, а не наоборот. Поэтому при определении размера стиха вас не должны смущать некоторые несоответствия.
Пример стихотворения, написанного ямбом:
Любви, надежды, тихой славы Недолго нежил нас обман, Исчезли юные забавы, Как сон, как утренний туман; Но в нас горит еще желанье, Под гнетом власти роковой Нетерпеливою душой Отчизны внемлем призыванье. Мы ждем с томленьем упованья Минуты вольности святой, Как ждет любовник молодой Минуты верного свиданья. Пока свободою горим, Пока сердца для чести живы, Мой друг, отчизне посвятим Души прекрасные порывы! Товарищ, верь: взойдет она, Звезда пленительного счастья, Россия вспрянет ото сна, И на обломках самовластья Напишут наши имена!
А. С. Пушкин «К Чаадаеву»
Пример стихотворения, написанного хореем
В небе тают облака, И, лучистая на зное, В искрах катится река, Словно зеркало стальное…
Час от часу жар сильней, Тень ушла к немым дубровам, И с белеющих полей Веет запахом медовым.
Чудный день! Пройдут века — Так же будут, в вечном строе, Течь и искриться река И поля дышать на зное.
Дактиль состоит из одного долгого и двух следующих за ним кратких слогов. Это один ударный слог и два безударных после него. Запомнить это легко, если знать, что слово «дактиль» произошло от греческого «палец». Палец состоит из трех фаланг, первая из которых длиннее двух других. Так и дактилическая стопа состоит из трех слогов: одного ударного и двух безударных.
Встану я в утро туманное, Солнце ударит в лицо. Ты ли, подруга желанная, Всходишь ко мне на крыльцо?
Настежь ворота тяжелые! Ветром пахнуло в окно! Песни такие веселые Не раздавались давно!
С ними и в утро туманное Солнце и ветер в лицо! С ними подруга желанная Всходит ко мне на крыльцо!
Анапест — это «дактиль наоборот». Здесь два кратких слога оканчиваются одним долгим. Первые слоги безударные, а последний — ударный.
Прозвучало над ясной рекою, Прозвенело в померкшем лугу, Прокатилось над рощей немою, Засветилось на том берегу.
Амфибрахий также состоит их трех стоп, но сильным ударным слогом здесь будет второй слог.
В песчаных степях аравийской земли Три гордые пальмы высоко росли. Родник между ними из почвы бесплодной, Журча, пробивался волною холодной…
М. Ю. Лертмонтов
Как определить стихотворный размер
Эти знания могут пригодиться не только школьникам, студентам и узким специалистам, изучающим поэзию. Чтобы писать хорошие стихи, надо научиться определять размеры стихосложения и пользоваться ими в собственных произведениях!
Хорей. Самый первый, самый простой двусложный размер. Ударения в нём приходятся на нечётные слоги (1, 3, 7 и т.д.). Классический хорей:
Листья падают в саду. В этот старый сад, бывало, Ранним утром я уйду И блуждаю, где попало. (И.Бунин)
Тем не менее, чистый хорей получить довольно трудно. В чистом хорее слова не могут быть более чем трёхсложными. Если мы расставим ударения в вышеприведённом четверостишии Бунина, можем заметить, что «лишнее» ударение падает на слог «ют» в слове «падают». Больше нарушений ударного ритма нет, но как же быть с этим? Так вот. Главное, чтобы присутствовало и «правильное» ударение, падающее в слове туда, куда следует. Если же по размеру выходит ещё одно, «лишнее» для данного слова, оно просто «безударно» декламируется, мягко, аккуратно. Такой пропуск ударения называется пиррихием. Вот ещё хорей (тоже из Бунина):
В данном отрывке пиррихии можно обнаружить на слоге «ни» в слове «яблони», на букве «е» в слове «сизые» и так далее. То есть не обязательно использовать в 4-стопном хорее по 4 ударения на строку. Но важно, чтобы ударений было достаточно, чтобы расслышать ритм стиха, то есть повторяемость заданного размещения ударений. В общем, хорей использовать легко, слог простой, чаще всего используется четырёхстопный или пятистопный хорей, хотя попадается даже двустопный (очень редко).
Ямб. Не менее распространённый размер в русской поэзии, двусложный, ударения падают на чётные слоги (2, 4, 6). Наиболее распространены 4-, 5-, и 6-стопный ямб. Например, «Евгений Онегин» написан четырёхстопным ямбом. Ямб даже проще в эксплуатации (да простит меня русский язык!), чем хорей.
Над этим островом какие выси, Какой туман! И Апокалипсис был здесь написан, И Умер Пан. (Н.Гумилёв)
Собственно, все трёхсложные размеры красиво выглядят при комбинации строк с разным количеством стоп.
Рвётся, и пляшет, и буйствует кардиограмма, В ней, бессистемной творятся безумные вещи. Мчится она то направо, то влево, то прямо, Бьётся и, точно осина Иуды, трепещет.
(пример пятистопного дактиля.).
А вот экземпляр очень своеобразного шестистопного дактиля с двумя цезурами:
В жёлтой гости’ной, из серого клё’на, с обивкою шё’лковой, Ваше Сия’тельство любит по вто’рникам томный журфи’кс В желтой венге’рке комичного цве’та, коричнево-бе’лковой, Вы предлага’ете тонкому о’бществу ирисный ке’кс, Нежно вдыха’я сигары эрцге’рцога абрис фиа’лковый. (И. Северянин)
Я долее слушать безумца не мог, Я поднял сверкающий меч, Певцу подарил я кровавый цветок, В награду за дерзкую речь. (Н. Гумилёв)
Вот пример редкого явления: шестистопный амфибрахий, чередующийся с пятистопным:
Ах, чудное небо, ей-богу, над этим классическим Римом, Под этаким небом невольно художником станешь. Природа и люди здесь будто другие, как будто картины Из ярких стихов антологии древней Эллады. (А. Майков)
Мой любимый, мой князь, мой жених, Ты печален в цветистом лугу. Повиликой средь нив золотых Завилась я на том берегу. (А. Блок)
Встречается 2,4,5-стопный анапест. Например, двустопный:
Ни страны, ни погоста Не хочу выбирать. На Васильевский остров Я приду умирать. (И. Бродский)
Это классическое стихотворение «Стансы» имеет характерную односложную клаузулу в 1-3 строках, что придаёт ему шарм, некоторую нестандартность слога.
Итак, мы рассмотрели пять основных стихотворных размеров. Обязательно пользуйтесь ими! Безусловно, на них нельзя зацикливаться, но история показывает, что эти размеры наиболее более всего подходят для стихосложения на русском языке, и игнорировать их в поисках новых форм нельзя категорически. Только научившись в совершенстве пользоваться классическими стихотворными размерами, можно переходить к поэтическому экспериментированию. Хотя. Пушкин и Лермонтов 200 лет назад, когда становление поэзии только шло и об использовании в стихах диковинных смесей размеров речи не было, уже искали новые формы, пытаясь разнообразить заданную Державиным классическую русскую поэзию. Вот поэтому они и великие.
В русском языке есть девять основных размеров. При отсутствии одной или нескольких гласных в строке любого из девяти размеров образуется десятый по счету размер, который называется дольником (термин введён В. Брюсовым от слова «доля»,»часть»).
Графическое изображение десяти размеров стиха:
ПРИМЕРЫ десяти размеров стиха:
1. Мча`тся ту`чи,вью`тся ту`чи. 2. Пора`,пора`,рога` трубя`т. 3. Ту`чи небе`сные,ве`чные стра`нники. 4. После`дняя ту`ча рассе`янной бу`ри. 5. Вот пара`дный подъе`зд. По торже`ственным дня`м. 6. С не`ба полуде`нного жара` не подступи`. 7. Фона`рики-изда`рики,скажи`те-ка вы мне`. 8. На возду`шном океа`не,без руля` и без ветри`л. 9. Под голубы`ми небеса`ми. 10.Что`-то с па`мятью мое`й ста`ло.
Размер народного стиха определяется не долготой всех его слогов (как в античном стихосложении), а числом ударений в строке.
Во` поле берё`зонька стоя`ла, Во` поле кудря`вая стоя`ла…
В зависимости от задачи, поставленной перед собой автором, размер стиха может быть различным.
АЛЕКСАНДРИЙСКИЙ СТИХ (от старофранцузской поэмы об Александре Македонском), французский 12-сложный или русский 6-стопный ямб с цезурой после 6-го слога и парной рифмовкой.
Надменный временщик, и подлый, и коварный, Монарха хитрый льстец и друг неблагодарный, Неистовый тиран родной страны своей, Взнесенный в важный сан пронырствами злодей! К.Ф. Рылеев
ГЕКЗАМЕТР (от греческого «шестимерный»). Стихотворный размер античной эпической поэзии. В русскую поэзию введен В.К. Тредиаковским.
Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына, Грозный, который ахеянам тысячи бедствий сделал: Многие души славных героев низринул. Гомер «Илиада»
Губы мо`и прибли`жаются К твоим` губам, Таинства снова свершаются, И мир, как храм. В.Я. Брюсов
Не шуми ты, рожь, Спелым колосом! Ты не пой, косарь, Про широку степь!
Три девицы под окном Пряли поздно вечерком. А.С.Пушкин
Он ответил без улыбки: Не клюют сегодня рыбки. Н.Рубцов
В беспечных радостях, в живом очарованье, О, дни весны моей, вы скоро утекли. Теките медленней в моём воспоминанье. А. С Пушкин
Наиболее распространенными видами строф в классической поэзии были
ЧЕТВЕРОСТИШИЯ (катрены), октавы, терцины. Многие великие поэты пользовались ими при создании своих произведений.
Ты жива ещё, моя старушка? Жив и я. Привет тебе, привет! Пусть струится над твоей избушкой Тот вечерний несказанный свет. С.Есенин
А миром правят ложь и ярость, Плач не смолкает ни на миг. И в сердце всё перемешалось: В нем и святая к людям жалость, И гнев на них, и стыд за них. Н.Зиновьев
Мороз и солнце; день чудесный! Ещё ты дремлешь, друг прелестный,- Пора, красавица, проснись: Открой сомкнуты негой взоры Навстречу северной Авроры, Звездою севера явись. А.С.Пушкин
Схема октавы: АБАБАБВВ.
. Дайте мне дворец высокий И кругом зеленый сад, Чтоб в тени его широкой Зрел янтарный виноград; Чтоб фонтан не умолкая В зале мраморном журчал И меня б в мечтаньях рая, Хладной пылью орошая, Усыплял и пробуждал. М.Ю.Лермонтов
Он в том покое поселился, Где деревенский сторожил Лет сорок с ключницей бранился, В окно смотрел и мух давил. Всё было просто: пол дубовый, Два шкафа, стол, диван пуховый, Нигде не пятнышка чернил. Онегин шкафы отворил: В одном нашёл тетрадь расхода, В другом наливок целый строй, Кувшины с яблочной водой, И календарь осьмого года; Старик, имея много дел, В иные книги не глядел.
Раз в крещенский вечерок Девушки гадали: За ворота башмачок, Сняв с ноги бросали; Снег пололи; под окном Слушали; кормили Счётным курицу зерном; Ярый воск топили. В.Жуковский
Поэт! Не дорожи любовию народной Восторженных похвал пройдёт минутный шум. Услышишь суд глупца и смех толпы холодной, Но ты останься горд, спокоен и угрюм. Ты царь: живи один. Дорогою свободной Иди, куда влечет тебя свободный ум. Усердствуя плоды свободных дум, Не требуя наград за подвиг благородный, Они в самом тебе. Ты сам свой высший суд; Всех строже оценить умеешь ты свой труд. Ты им доволен ли, взыскательный художник? Доволен? Так пускай толпа его бранит, И плюет на алтарь, где твой огонь горит, И в детской резвости колеблет твой треножник. А.С.Пушкин
Схема сонета: АБАБАБАБВВГДДГ, но возможны и некоторые вариации в расположении рифм.
Терцинами написана «Божественная комедия» Данте. Но в русской поэзии они используются редко. Схема терцины: АБА, БВБ, ВГВ, ГДГ, ДЕД. КЛКЛ.
Ещё весной благоухает сад, Ещё душа весенится и верит, Что поправимы страшные потери,- Ещё весной благоухает сад. О, нежная сестра и милый брат! Мой дом не спит, для вас раскрыты двери. Ещё весной благоухает сад, Ещё душа весенится и верит. И. Северянин (Лопарёв)
Схема триолета: АБАААБАБ.
Добрый доктор Айболит Он под деревом сидит. Приходи к нему лечиться И корова, и волчица, И жучок, и паучок И медведица! Всех излечит, исцелит Добрый доктор Айболит. К.Чуковский
