в море соли и так до черта трофимов

РОК-ОПЕРА ЮНОНА И АВОСЬ в море соли и так до чёрта, морю не надо слёз, наша вера вернее расчёта- нас вывозит Авось. Нас мало

Текст песни «РОК-ОПЕРА ЮНОНА И АВОСЬ — в море соли и так до чёрта, морю не надо слёз, наша вера вернее расчёта- нас вывозит Авось. Нас мало»

PЕЗАНОВ И МОРЯКИ:
В море соли и так до черта
Морю не надо слез,
Морю не надо слез.
Наша вера вернее расчета,
Нас вывозит «АВОСЬ»,
Нас вывозит «АВОСЬ»!

Нас мало, нас адски мало,
А самое страшное, что мы врозь,
Но из всех притонов, из всех кошмаров
Мы возвращаемся на «АВОСЬ»

Вместо флейты подымем флягу,
Чтобы смелее жилось,
Чтобы смелее жилось.
Под Российским небесным флагом
И девизом «АВОСЬ»,
И девизом «АВОСЬ».

Нас мало, и нас все меньше,
И парус пробит насквозь,
Но сердца забывчивых женщин
Не забудут «АВОСЬ»!
Не забудут «АВОСЬ»!

В море соли и так до черта
Морю не надо слез
Морю не надо слез.
Наша вера вернее расчета
Нас вывозит «АВОСЬ»,
Нас вывозит «АВОСЬ»!

От ударов о наши плечи
Гнется земная ось,
Гнется земная ось!
Только наш позвоночник крепче
Не согнемся, авось!
Не согнемся, авось!

Вместо флейты подымем флягу,
Чтобы смелее жилось,
Чтобы смелее жилось,
По Российским Андреевским флагом
И девизом «АВОСЬ»,
И девизом «АВОСЬ»!
И девизом «АВОСЬ»,
И девизом «АВОСЬ»!

Источник

Андрей Вознесенский Юнона и Авось

Тексты рок-оперы «Юнона и Авось»
Пролог муз. А. Рыбникова
слова Андрея Вознесенского

Бьет двенадцать годов как часов,
Над моей терпеливою нацией,
Есть апостольское число,
Для России оно двенадцать.

Восемьсот двенадцатый год
Даст ненастье иль крах династий?
Будет петь и рыдать народ,
И еще, и еще двенадцать.

Безумствует распад,
Но все-таки виват!
Профессия рождать
Древней, чем убивать.

Сага
муз. А. Рыбникова
сл. А. Вознесенского

Ты меня на рассвете разбудишь,
Проводить необутая выйдешь,
Ты меня никогда не забудешь,
Ты меня никогда не увидишь.

Заслонивши тебя от простуды,
Я подумаю: Боже Всевышний!
Я тебя никогда не забуду,
И уже никогда не увижу.

Не мигают, слезятся от ветра
Безнадежные карие вишни.
Возвращаться плохая примета.
Я тебя никогда не увижу.

Даже если на землю вернемся
Мы вторично, согласно Гафизу,
Мы, конечно, с тобой разминемся.
Я тебя никогда не увижу.

Эту речку в мурашках простуды,
Это адмиралтейство и биржу
Я уже никогда не забуду.
И уже никогда не увижу.

Душой я бешено устал (Ария Резанова)

муз. А. Рыбникова
сл. А. Вознесенского

Душой я бешено устал!
Точно тайный горб
На груди таскаю.
Тоска какая!

Родилось рано наше поколение,
Чужда чужбина нам и скучен дом,
Расформированное поколение
Мы в одиночку к истине бредем.

Песня моряков «Авось»
Муз. А. Рыбникова
сл. А. Вознесенского

В море соли и так до черта,
Морю не надо слез.
Наша вера верней расчета,
Нас вывозит «Авось».
Нас мало, нас адски мало,
А самое главное, что мы врозь,
Но из всех притонов, из всех кошмаров
Мы возвращаемся на «Авось».

Вместо флейты подымем флягу,
Чтобы смелее жилось.
Под Российским Андреевским флагом
И девизом «Авось».

Белый шиповник
муз. А. Рыбникова
сл. А. Вознесенского

Белый шиповник, дикий шиповник
Краше садовых роз.
Белую ветку юный любовник
Графской жене принес.
Белый шиповник, дикий шиповник
Он ей, смеясь, отдал.
Листья упали на подоконник,
На пол упала шаль…

Припев:
Для любви не названа цена,
Лишь только жизнь одна,
Жизнь одна, жизнь одна.

Ангел, стань человеком! (Ария Резанова)

муз. А. Рыбникова
сл. А. Вознесенского

Ангел стань человеком,
Подними меня ангел с колен.
Тебе трепет сердечный неведом,
Поцелуй меня в губы скорей,

Твоим девичьим векам
Я открою запретнейший свет,
Глупый ангел шестнадцатилетний,
Иностранка испуганных лет.

Я тебе расскажу о России,
Где злодействует соловей,
Сжатый страшной любовной силой,
Как серебряный силомер.

Образ матери чудотворной
От стены наклонился в пруд,
Белоснежные контрфорсы,
Словно лошади воду пьют.

Монолог Резанова
муз. А. Рыбникова
сл. А. Вознесенского

Принесите карты открытий
В дымке золота.
В дымке золота, как пыльца.
И облив самогоном, сожгите
У надменных дверей.
У надменных дверей дворца.

Принесите три самых желанья,
Что я прятал от жен и друзей,
Что угрюмо отдал на закланье
Авантюрной планиде.
Авантюрной планиде моей.

Прощальная ария Резанова
муз. А. Рыбникова
сл. А. Вознесенского

Я умираю от простой хворобы
На полдороге к истине и чуду,
На полдороге, победив почти.
С престолами шутил,
А умер от простуды,

Прости, мы рано родились,
Желая невозможного,
Но лучшие из нас
Срезались с полпути.

Прости меня земля,
Что я тебя покинул,
Не высказать всего,
Не мы повинны в том,
Что половинны,
Но жаль.

Прости, я вновь тебя не понимаю,
Я твой погибший замысел,
Прости.

Десять лет в ожиданье прошло,
Ты в пути, ты все ближе ко мне.
Чтобы в пути тебе было светло
Я свечу оставляю в окне.

Двадцать лет ожиданье прошло,
Ты в пути, ты все ближе ко мне.
Ты поборешь всемирное зло
Я свечу оставляю в окне.

Тридцать лет в ожиданье прошло,
Ты в пути, ты все ближе ко мне.
У меня отрастает крыло
Я оставила свечку в окне.

Аллилуйя
муз. А. Рыбникова
сл. А. Вознесенского

Другие статьи в литературном дневнике:

Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+

Источник

РЕЗАНОВ
В море соли и так до черта,
Морю не надо слез,
Морю не надо слез.
Наша вера верней расчета,
Нас вывозит «Авось»,
Нас вывозит «Авось».

Нас мало, нас адски мало,
А самое главное, что мы врозь,
Но из всех притонов, из всех кошмаров
Мы возвращаемся на «Авось».

Вокруг Резанова собирается его будущий экипаж.

ХОР МОРЯКОВ
Вместо флейты подымем флягу,
Чтобы смелее жилось,
Чтобы смелее жилось
Под Российским небесным флагом
И девизом «Авось»,
И девизом «Авось».
Нас мало и нас все меньше,
И парус пробит насквозь,
Но сердца забывчивых женщин
Не забудут, авось!
Не забудут, авось.

В море соли и так до черта,
Морю не надо слез,
Морю не надо слез.
Наша вера вернее расчета,
Нас вывозит «Авось»,
Нас вывозит «Авось».

От ударов на наши плечи
Гнется земная ось,
Гнется земная ось.
Только наш позвоночник крепче,
Не согнемся, авось.
Не согнемся, авось.

Вместо флейты подымем флягу,
Чтобы смелее жилось,
Чтобы смелее жилось
Под Российским Андреевским флагом
И девизом «Авось»,
И девизом «Авось».

ГОЛОСА МОРЯКОВ
Да будет судьба России крылата парусами.
Матерь Богородица! Спаси и помилуй!
Парус новорожденный в бурях проведи!
Пожелай, как водится, чтобы нам под килем ;
было восемь футов голубой воды! CUTTING
The sea salt and so on to feature
Sea do not need to tears,
Sea do not have to cry.
Our faith faithful calculation
We exports & quot; & quot ;, Avos
We exports & quot; & quot ;. Avos

We few, we have a little hell,
And most importantly, that we are apart,
But of all the dens of all nightmares
We go back to the & quot; & quot ;. Avos

Around Rezanova going his future crew.

The sea salt and so on to feature
Sea do not need to tears,
Sea do not have to cry.
Our faith rather calculation
We exports & quot; & quot ;, Avos
We exports & quot; & quot ;. Avos

From attacks on our shoulders
Oppression of the Earth’s axis,
Oppression of the Earth’s axis.
Only our spine stronger
Do not bend, maybe.
Do not bend, maybe.

Instead flute podymem jar
To boldly lived,
To boldly lived
Under the Russian flag of St. Andrew
And the motto & quot; & quot ;, Avos
And the motto & quot; & quot ;. Avos

Источник

В море соли и так до черта трофимов

Васильев, Шейнцис. “Юнона” и “Авось”.

Авангардизм был против застоя, против отката революции с её Рацио. И вот Вознесенский пошёл путём наибольшего сопротивления: против Рацио.

А что естественным, безотчётным образом обеспечивает это “против”? – Традиционализм!

Как ценность сверхбудущего обнялась со сверхценностью мига

Да простит меня… в первую очередь читатель. А потом и хореограф Владимир Васильев и сценограф Шейнцис (уже с того света).

Я только что, впервые, посмотрел по телевизору ““Юнону” и “Авось”” (1981). Не сначала. С отправления Резанова в Калифорнию. И сперва хотел было выключить. Из принципиальности. Мне не понравилось, как было изображено плавание.

Группа молодцов чего-то легла на пол и задрала по ноге. Опустила. Вскочила, ноги на ширине плеч, руки – над головой. – Как бы андреевский флаг. Поют: “Нас мало, и нас всё меньше, / И парус пробит насквозь, / Но сердца забывчивых женщин / Не забудут «Авось»” А молодцы повернулись все направо и в такт то чуть согнут ноги в коленях, то выпрямят. Быстро взмахнув при этом рукой и опустив. То, расставив руки в стороны. С большой энергией всё. Вот подпрыгнули с поворотом к нам спиной и замерли на полусогнутых ногах с полусогнутыми руками.

в море соли и так до черта трофимов. Смотреть фото в море соли и так до черта трофимов. Смотреть картинку в море соли и так до черта трофимов. Картинка про в море соли и так до черта трофимов. Фото в море соли и так до черта трофимов

Довольно нелепо выглядит. Полуобнажённые зачем-то. В каких-то кальсонах. А вот повернулись к нам, и пошли, мельтеша ногами какие-то кренделя.

Ну пол, конечно, тоже ультранеобычен. Прозрачный и просвечен синим светом. (Мечтатели? По облакам плывут, не по морю?)

Подошли и медленно приседают в ту же нелепую, лягушачью позу, что проиллюстрирована. Какое это имеет отношение к длящейся песне? “В море соли и так до чёрта / Морю не надо слёз / Морю не надо слёз. / Наша вера вернее расчета / Нас вывозит «АВОСЬ», / Нас вывозит «АВОСЬ»!”

Граф Резанов (Караченцев) впереди всех, но одетый, повторяет те же нелепые движения.

Часть группы, совершенно, по-моему, против смысла спетого на последнем «Авось» падает на колени и вешает буйны головы на плечи.

И. Зарядка продолжается. Теперь, согнув туловища пополам, верхней его частью дугообразно раскачивают им вправо и влево. (Волны?) И, наконец, волнообразно сколзая по сторонам, как на коньках, все убираются со сцены. А на киноэкране за нею вверх ползёт изображение полотнища андреевского флага.

Нет. Молодцы не убрались. Каким-то образом они оказались впереди, в одной шеренге, взявшись за руки, и качаются влево и вправо. (Волны?) А потом стали из-зо всех сил ударять кулаком правой руки в ладонь руки левой. А потом очень энергично стали качать плечами влево и вправо. И, наконец, под бедламные крики и свист убрались, наконец.

Я спросил себя: “На фиг мне это смотреть?”

Но вспомнил, как давно я хотел узнать, что это такое за вещь, “»Юнона» и «Авось»”, и стал смотреть дальше.

И, когда пришла любовь, я был покорён.

Я помню, как надцатилетним парнем я впервые попал на балет “Спящая красавица”. И обалдел.

“Губернатор Сан-Франциско имеет честь пригласить русских гостей на бал в честь шестнадцатилетия его дочери, Марии де ла Консепсьон”.

Граф Резанов в красивейшей форме высшего офицера, с золотом по стоячему воротнику, эполетам, поясу, стоит по стойке смирно и слушает. Без головного убора. Красивые волны волос непослушно, некоторые, падают на лоб. Внимание всех (а их много – целый бал) – на нём. Всё – для него. Все стоят, слушают и пожирают его глазами. И он командирским голосом скандирует:

Всё приходит в почтенное движение, и вступает чудная музыка песни “Белый шиповник”.

Пол тот же, прозрачный. Но теперь просвечен красным светом. Красный – цвет любви. То есть уже можно понимать, что перед нами не картина действительности, а – внутреннего мира. Резанова. А может, и Кончиты, которая ожидается Резановым, и которая уже где-то тут близко. И прелесть музыки – это предчувствие любви.

На передний край сцены выходит скрипач, парень в очках и одет по-современному. Это его скрипка поёт эту чудную мелодию зарождения любви. Бесценного чувства во все века. Именно зарождения.

И вот – она. Кончита.

И – крупный план. (Это уже работа Марка Захарова.)

Боже! Как та Наташа Ростова (Савельева) у Бондарчука вылетает по-девчачьи из распахивающихся дверей и неуклюже останавливается – сама прелесть… Как та Одри Хэпбёрн…

в море соли и так до черта трофимов. Смотреть фото в море соли и так до черта трофимов. Смотреть картинку в море соли и так до черта трофимов. Картинка про в море соли и так до черта трофимов. Фото в море соли и так до черта трофимов

Ну кто ж перед такой устоит.

Но стреляет она глазами в своего жениха. И тот весь как вскипает. Улыбается. Взмахивает красным плащом, выходит к ней и становится позади неё на одно колено. А та уже стреляет глазами куда? Да не стреляет… Господи! Оторваться не может. И кокетливая улыбка тихо сползает с её лица.

“Губернатор Сан-Франциско имеет честь представить свою дочь – Марию ла Консепсьон и её жениха, синьора Фернандо Лопеса”.

Жених – он прелесть – вскидывает наклонённую было голову. Но она как смотрела – на кого? – так и смотрит. Стоя спиной к жениху. Прямо площадное что-то…

(А что. Кто и что есть указ любви. )

Резанов, обращается к губернатору о подарке для его дочери. Золотая диадема с драгоценными камнями из коллекции императрицы Екатерины.

Кончита с усилием отрывается от того, на кого она так нескромно (или по-детски любопытно) смотрела, и обиженно резко отворачивается.

(А что ей какие угодно украшения на свете…)

Резанов открывает шкатулку. Там – сверкание камней.

Музыка когда-то успела пропасть.

Губернатор поворачивается к какому-то чину с объективно-удивлённым комментарием украшения (по-испански, без перевода, но слово “фантастико” и так понятно), стараясь не выдать Резанову лицом и тоном своего восхищения.

Губернатор представляет дочери камергера. Резанов подходит, щёлкает каблуками и наклоняет голову с опущенным на пол взглядом. А потом медленно-медленно, словно боясь, поднимает голову и глаза…

Возвращается песня про шиповник. Кончита, как заколдованная, начинает тихо идти вокруг Резанова, привязанная своим взглядом к его глазам, как планета вокруг солнца. Жених, чуть помедлив, тоже неловко двинулся за нею. А Резанов стоит, как столб. (Ошарашен?) Она, ушедши этак вглубь сцены, остановилась, так и не отрывая взгляда. А на первый план выходит губернатор с тем чином и провозглашает (чтоб разрядить неловкость?), а переводчик переводит:

Кончита и Резанов стоят в профиль друг против друга, неотрывно глядя глаза в глаза. Жених – между ними и чуть сзади, удивлённо смотрит на Кончиту.

“…вас ангажируют на танец”.

Мелодия и инструментовка чуть меняются. Секунду помедлив, Резанов медленно поднимает правую руку к Кончите ладонью вверх. Она, так же медленно и чуть отставая, поднимает свою и вкладывает свою ладонь в его ладонь.

Это всё тот же “Шиповник”…

А они… не танцуют! Они подходят друг к другу, так взаимно и не отрываясь глазами от глаз… Он кладёт левую ладонь на её ладонь… Это – объяснение в любви!

А жених – вершиной равнобедренного треугольника – как истукан при этом неподвижно присутствует.

И ростом Кончита и Резанов классически подходят друг к другу: она ему достигает уха. Она смотрит на него вверх. Он на неё вниз.

Потрясённые, они вдруг отстраняются друг от друга (только руки чуть запаздывают). И пустое пространство между ними быстро переходит жених. И (крупный план) лицо его – мрачно-трагическое.

А публика, оказывается, танцует под эту музыку. И Кончита – тоже. Связь взглядами с Резановым так и осталась…

Возмущённый жених поворачивается и убегает со сцены.

А Кончита и Резанов, просто опустив руки, медленно идут друг к другу, так и не расцепившись взглядами. И остановились. Один другого красивее… И смотрят, смотрят, смотрят…

(Ну ничего вокруг для них теперь не существует. Это понятно. И не понадобилось кружения в танце, чтоб всё в глазах смешалось в сливающийся фон, кроме партнёра. – Они не кружились. У них головы сами кружатся – друг от друга. Это – миг счастья. Неожиданно нахлынувшего счастья.)

Резанов протягивает Кончите обе руки. Она суетливо вкладывает свои руки в его. И так они и стоят. Он как бы предлагает ей руку и сердце, а она отдаёт ему свои. Он – серьёзен. (То есть, как бы призывает в свидетели Бога.) И произносит глубоким волнующим голосом:

“- Позвольте вас спросить…”

(И переводчиков не надо! А зачем? Они ж – в метафизическом пространстве сейчас… Там нет причинности и логики…)

“…вы ангел Сан-Францисский?

— Le agradesco, oh conde,

Un resalo tan rico.

— Позвольте мне посметь.

(Какая разница, что за слова… Ясно, что за ними.)

“- Мне сорок лет, нет бухты кораблю,

позвольте Ваш цветок слезами окроплю.

— Pero es cierto que en La

Russia de Dios Largas he

Ladas queman con su helor?”

Они так и не танцуют, стоят, держась за руки и глядя глаза в глаза. А она…

(Это запрещённый приём, но я смотрю, в СССР его применяли и применяли.)

в море соли и так до черта трофимов. Смотреть фото в море соли и так до черта трофимов. Смотреть картинку в море соли и так до черта трофимов. Картинка про в море соли и так до черта трофимов. Фото в море соли и так до черта трофимов

Она смотрит в объектив совершенно отрешённым, но счастливым взглядом, как бы говоря зрителям: оно таки есть на свете – счастье взаимной любви!

А она сделала книксен и, вернувшись взглядом к глазам Резанова, стала поворачиваться, чтоб его куда-то вести (и всё – в замедленном темпе; ибо это – не реальность, а жизнь души перед нами; там всё не так, как в реальности). И они пошли вглубь сцены. Так и не станцевав.

А все танцуют. Энергично двигаясь. Совсем не так, как те двое. – Это – суета и вульгарность действительности на секунду мелькнула.

А те двое, в глубине, повернулись на сто восемьдесят градусов, и пошли на нас не спеша, держа друг друга за далеко отведённые руки и по-прежнему скованные неотрывным взглядом.

Наконец, она от него убежала в сторону. Куда?

К жениху. Это он чуть взошёл, на приставной лестнице. С красным плащом.

Она, счастливая, искренне глядя ему в глаза (“Ты ж мне желаешь счастья?”), разводит руки в каком-то книксене. Раз, другой… (“Так вот я нашла его!”) И – поворачивается туда, где Резанов, подняв руки. Как при встрече после разлуки.

А жених остался, одну руку протягивая к ней, а другою держась за одну поперечину лестницы, удерживая себя, чтоб не броситься к ней.

А те опять стоят друг против друга. И вот теперь-то они начинают что-то вроде танца.

“- Наш-то, наш пошёл на абордаж.

— Но не по золотым зубам этот молодой орешек”.

Офицеры спорят (словами), получится у Резанова или нет.

Жених набрасывает свой красный плащ себе на голову, чтоб не видеть происходящее.

А те танцуют, при каждом своём индивидуальном повороте ища глазами глаза друг друга.

(И ничего больше для них вокруг нет. Всё – крупные планы.) А песня… Если раньше она пелась, то теперь – в инструментальном исполнении.

Но, Боже, как она на него смотрит…

Опять песня поётся. А Кончита что-то озаботилась. Её чуткая душа поняла, что за такое счастье придётся дорого платить. И перестала танцевать. Как бы отошла чуть от Резанова. Опасного…

Появился жених. Решительно-неуверенный.

Для любви не названа цена

Лишь только жизнь одна,

Жизнь одна, жизнь одна.

Жених – мрачен, Кончита – в экзальтации, Резанов – воодушевлён. Поют, глядя на зрителя. Нам (не верящим в ТАКУЮ любовь).

(Для каждого из троих сейчас никого вокруг не существует. И каждый из них сейчас предстоит перед Абсолютом.)

Я измотал душу, это всё описывая, и больше не стану.

Но что тут было абсурдного с точки зрения здравого смысла (или обычной хореографии, которой я ж и не знаю-то)?

А это непрерывное смотрение в глаза. Это нетанцевание во время танца. Этот совершенно не такой, как этих двоих, танец остальных. Наконец, немотивированное внезапное отсутствие всех в только что сплошь танцевавшем зале.

Хватит, чтоб указать на аналогию с романтизмом, ломавшим каноны прежнего искусства, отчего новые произведения самым искренним образом просто-напросто не понимали. Ведь было логически не ясно, что к чему. Эти зыбкие синтаксические связи. Натянутые эпитеты. Оксюмороны (умные глупости). Вопросительные и восклицательные конструкции в… описаниях. Лейтмотивы вместо действия.

(Это я переписывал подряд из давней коллекции.)

Но меня больше всего поражает то, чем кончается драма в Америке. Этот Резанов, которому, казалось бы, море по колено… Поехал в Россию просить у государя разрешения жениться на католичке (по дороге заболел и умер). А Кончита ждала его 35 лет. А узнав о его смерти, ушла в монастырь.

И, получается, что тут не просто солипсизм, побеждающий внешние обстоятельства хотя бы уходом в свой прекрасный внутренний мир, как в романтизме. Тут не тот солипсизм, что согласен уйти и в свой ужасный внутренний мир…

0, горе мне грешному,

Паче всех человек окаянен есмь,

даждь ми, Господи, слезы,

да плачутся дел моих горько”.

Ведь даже и не плачется… Господь покинул. Словно ницшеанец тут.

Нет. Получается, что тут какое-то немыслимое соединение экстрем крайнего эгоизма с… коллективизмом.

Ибо что такое как не коллективизм – это упрямое неприятие плохого мира с упованием всё же на Бога, уж в православии-то точно не являющегося достоянием персоны по преимуществу.

Да и это бегство Резанова от политически мерзкой современной ему действительности аж в Америку… Оно ж какое-то такое, чтоб было на пользу России. То есть – опять коллективизм.

А в то же время – отдающий метафизикой, не хуже ницшеанства.

Это как плюс-бесконечность (на числовой оси справа) в цилиндрическом мире смыкается с минус-бесконечностью (на числовой оси слева).

А Васильев меня простит, и покойный Шейнцис тоже бы простил.

Главное – Вознесенский как?

Впрочем, что спрашивать поэта… Даже если б он и жил. Он же поёт безотчётное. Всё им уже сказано в тексте.

И всё же я посмею. Такова моя планида. А перед читателем я уже в первой строчке извинился.

Изменяйте дьяволу, изменяйте чёрту,

но не изменяйте чувству безотчётному!

Есть в душе у каждого, не всегда отчётливо,

тайное отечество безотчётное.

Женщина замешана в нем темноочёвая,

ты – моё отечество безотчётное!

это безотчётное, это безотчётное,

осень ли настояна на лесной рябине,

женщины ль постукают чётками грибными,

как письмо в отечество безотчётное…

только не обучитесь безотчётному.

Без него вы маетесь, точно безотцовщина,

значит, начинается безотчётное.

Это безотчётное, безотчётное

над рисковой пропастью вам пройти нашёптывает.

Когда черти с хохотом вас подвесят за ноги,

“Что ещё вам хочется?” – спросят вас под занавес.

“Дайте света белого, дайте хлеба чёрного

и ещё отечество безотчётное!”

Что тут – от метафизического Постоянства, а что – от тоже метафизического Мига?

А главная буква какая? – “Ч”, конечно. Её тут больше всех. 32. Она даже в заглавие пробралась. Только в двух строках её нет.

(Ради буквы “ж” у Симонова в его “Жди меня” “жёлтые дожди”. Недостаточно чуткий редактор имел претензию, а Симонов не мог объяснить, но настаивал на жёлтых. Хорошо, выручил случайно присутствовавший художник и своим авторитетом специалиста видеть оттенки отстоял, что-то сказав, а на самом деле он просто был Художник. Такова уж русская поэзия, что требует повторов согласных или хотя бы подмены согласным того же, так называемого, фонетического класса.)

Вознесенский родом из авангардизма, из Маяковского. Но авангардизм был против застоя, против отката революции с её Рацио. И вот Вознесенский пошёл путём наибольшего сопротивления: против Рацио.

А что естественным, безотчётным образом обеспечивает это “против”? – Традиционализм! “отечество безотчётное!”

Бессознательное обширнее и потому сильнее сознательного. Это – принципиальный залог победы над всеми существующими вариантами общественных устройств. Но – в неизмеримом сверхбудущем.

И, совершив кульбит, Вознесенский опять оказывается авангардистом, новым авангардистом.

Так что давешний вывод, что антисоветчик Захаров ошибся в антисоветизме Вознесенского – подтвердился.

Источник

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *