Мне снился сон под звездной рябью
Ирина Снегова
Из сборника «Стихи других авторов из моей коллекции. Старые тетрадки» на этой странице;
см. также «Краткое предисловие к сборнику»: http://www.stihi.ru/2016/11/07/358.
Что ты так безнадежно затих, телефон?
Что-то спуталось в клеммах твоих?
Или дождь клонит в сон?
Что за спячка, мой чёрный зверёк?
Лапой ухо прикрыл поперёк,
Чёрным носом поник.
Дождь нацелился в нас напрямик.
Что с тобой?
Разомкнулся контакт? Где и как?
С кем контакт?
С белым светом? Когда?
Бьёт дождей чехарда.
Домокает октябрь.
По ошибке хотя б
Отзовись!
Заглуши ветра свист.
Чтобы голос возник.
Пусть чужой, пусть иных
Ищет он…
Зазвони, телефон.
1977
***
Жив-здоров. Не глядишь на другую
Вот и все. Остальное стерплю.
Не грустишь? Но и я не тоскую.
Разлюбил? Но и я не люблю.
Просто мне, чтоб по белому свету
Подыматься дорогой крутой,
Нужно верить, что дышишь ты где-то
Жив-здоров… И не любишь другой.
1959
***
Любовь – любви не ровня, не родня.
Любовь с любовью, Боже,
как не схожи!
Та светит, эта жжет сильней огня,
А от иной досель мороз по коже.
Одной ты обольщен и улещен,
Как милостью надменного монарха,
Другая душно дышит за плечом
Тяжелой страстью
грешного монаха.
А та, иезуитские глаза
Вверх возводя,
под вас колодки ищет…
А эти. Самозванки!
К ним – нельзя!
Разденут, оберут и пустят нищим…
Любовь – любови рознь.
Иди к любой…
И лишь одной я что-то не встречала –
Веселой, той, какую нес с собой
Античный мальчик
в прорези колчана.
***
Всё приходит слишком поздно:
Мудрость — к дряхлым, слава — к мертвым,
Белой ночи дым беззвездный
В небе, низко распростертом, —
К нам с тобой, идущим розно.
Все приходит слишком поздно:
Исполнение — к желанью,
Облегчение — к недугу.
Опозданья, опозданья
Громоздятся друг на друга.
Сизый свет течет на лица,
Купола, ограды, шпили.
Снится, может? Нет, не снится.
Вот он, город-небылица,
Мы одни из прочной были —
Взгляды тусклы, лица постны.
Все приходит слишком поздно:
К невиновным — оправданье,
Осуждение — к убийце.
Опозданья, опозданья,
Век за них не расплатиться.
А мечтали! Жадно, слезно
Здесь, вдвоем — сквозь все запреты.
Все приходит слишком поздно,
Как пришло и это лето.
Грустно невских вод теченье,
Время дышит грузно, грозно.
Слишком позднее прощенье.
Все приходит слишком поздно.
1961 г.
*** Маленький сборник «Благодаренье» Ирины Анатольевны Снеговой стоит на моей книжной полке. Когда на душе легко или очень тяжело, то заглядываю и беру что-то себе, недостающее к тому моменту.
Валерий Сотников 4 10.11.2016
*** Согласна с Вами, и рада единодушию.
С наилучшими пожеланиями,
Татьяна Айххорн 11.11.2016
*** Спасибо за знакомство с такими интересными стихами!
Рыжов Александр Геннадьевич 08.06.2015
***Вам спасибо за отклик!
Когда-то я была знакома с людьми, в свою очередь знавшими Ирину Анатольевну Снегову. Но тогда в будничной суете не расспросила их о ней, а сейчас время прошло и все ущли.
Так, к сожалению, бывает. Но вот остались несколько стихов в тетрадках, а поискав в интернете, обнаружила собрания ее многих других произведений (см. ссылки) у поклонников ее поэзии.
Всех Вам благ.
Т.
P.S.
Хотелось бы предложить Вам заглянуть по этому адресу:
http://www.stihi.ru/avtor/palaya2011
Татьяна Айххорн 08.06.2015
*** Благодарю за наводку, внес З.П. в число своих избранных авторов здесь.
Рыжов Александр Геннадьевич 09.06.2015
*** Спасибо, Танюша, понравилось.
Зинаида Палайя 07.06.2015
Людмила Татьяничева, Ирина Снегова, Нора Яворская
Стихотворения, романсы и песни
______________________________
_Л. Татьяничева_
Спор
Стена
Спокойствие
Гордые
Не надо одиночества бояться
_Н. Яворская_
Визит к холостяку
Снимок
Первой женщине моего сына
Тропинка
Письмо, найденное в раскопках
———
Людмила Татьяничева
СПОР
Людмила Татьяничева
СТЕНА
Людмила Татьяничева
СПОКОЙСТВИЕ
Людмила Татьяничева
ГОРДЫЕ
Людмила Татьяничева
Не надо одиночества бояться
Не надо одиночества бояться.
Живущим в многолюдной быстрине,
Оно даёт нам с мыслями собраться
И с совестью побыть наедине.
Изведав горечь укоризны,
Обид, ошибок, мелких драм,
Учитесь радоваться жизни,
Ее обыденным дарам!
Рассвету, взлету журавленка,
Речушке, моющей пески.
Улыбке милого ребенка.
Пожатью дружеской руки.
Работе, сделанной как надо,
Дороге, чтобы вдаль влекла.
Летучей ласке снегопада,
Добру домашнего тепла.
В ракете или же сквозь призмы
Приблизясь к солнечным мирам,
Спешите радоваться жизни,
Ее обыденным дарам!
Здесь и в полдень все тропинки росны.
Нежен мох, как шёрстка у зайчат.
Что мне скажут на прощанье сосны?
Или, может, гордо промолчат?
Загрущу, не подавая виду,
И, как сёстрам, соснам я скажу:
Не таите на меня обиду,
Я с собой вас в сердце уношу!
Откинув бремя повседневности,
В ночной целительной глуши
Перебираю драгоценности,
Хранимые на дне души.
Их у меня не так уж много,
Но больше и не надо мне.
При подведении итогов
Они не падают в цене!
Не зная устали и жалоб,
Мы время меряем трудом,
Но слишком многое, пожалуй,
Мы оставляем на потом.
Прочтем. Насмотримся. Догоним.
Наговоримся. Воздадим.
Мелькают встречные вагоны,
И вот. Полжизни позади.
А за незримым поворотом
Зимы белеют купола.
Иные думы и заботы.
Иные срочные дела.
Но, если б даже пожелали,
Мы не нашли б в лесу густом
Травинок тех, что мы не рвали,
Их оставляя на потом.
Что было, то было.
А было?
Было.
Наверняка.
Солнцем глаза слепило,
Ветром наотмашь било,
Сыпало вслед снега.
А я всё равно любила,
Очень тебя любила.
Что было, то было.
Забыла.
Окончательно. На века.
Жив-здоров. Не глядишь на другую.
Вот и все. Остальное стерплю.
Не грустишь? Но и я не тоскую.
Разлюбил? Но и я не люблю.
Просто мне, чтоб по белому свету
Подыматься дорогой крутой,
Нужно верить, что дышишь ты где-то,
Жив-здоров. И не любишь другой.
Ирина Снегова
МОЕМУ ТЕЛЕФОНУ
Что ты так безнадёжно затих, телефон?
Что-то спуталось в клеммах твоих?
Или дождь клонит в сон?
Что за спячка, мой чёрный зверёк?
Лапой ухо прикрыл поперёк,
Чёрным носом поник.
Дождь нацелился в нас напрямик.
Что с тобой?
Разомкнулся контакт? Где и как?
С кем контакт?
С белым светом? Когда?
Бьёт дождей чехарда.
Домокает октябрь.
По ошибке хотя б
Отзовись!
Заглуши ветра свист.
Чтобы голос возник.
Пусть чужой, пусть иных
Ищет он.
Зазвони, телефон.
Из гордости. Не снятся нам они,
Чтоб нашего смущения не видеть,
А может быть, чтоб, Боже сохрани,
Нас в этих снах случайно не обидеть.
Не надо приходить на пепелища,
Не нужно ездить в прошлое, как я,
Искать в пустой золе, как кошки ищут,
Напрасный след сгоревшего жилья.
Не надобно желать свиданий с теми,
Кого любили мы давным-давно.
Живое ощущение потери
Из этих встреч нам вынести дано.
Их час прошел. Они уже подобны
Волшебнику, утратившему власть.
Их проклинать смешно и неудобно,
Бессмысленно им вслед поклоны класть.
Не нужно приходить на пепелища
И так стоять, как я теперь стою.
Над пустырем холодный ветер свищет
И пыль метет на голову мою.
Ирина Снегова
О ТИШИНЕ
Ирина Снегова
СОТВОРЕНИЕ МИРА
Нора Яворская (р. 1925)
Ты по лучику счастья бежишь,
По тропинке из теплого света,-
А она обрывается где-то,
Там такое молчанье и тишь.
Что же прежде ты не отвечал?
Что же мне ты позволил остынуть?
Нету даже обломка луча,
Чтоб, как мостик, тебе перекинуть.
Я покидала острова.
Не надышавшись, отплывала,
легко свои на них права
в чужие руки отдавала.
А нынче страшно отчего
оставить остров, так сурово
меня принявший?
На него
мне права нету никакого.
Зачем увидел ты во мне,
чего ещё никто не видел?
В каком своём счастливом сне?
И этим словно бы обидел.
Я век живу при свете дня,
иллюзиям не потакая.
К чему выдумывать меня?
Другим я нравлюсь и такая.
Но зреет где-то в глубине
то, что увидел ты во мне.
Я сбросила тяжёлые плоды:
заботы, опыт, годы и сомненье.
Я променяла зрелость на цветенье,
я заровняла старые следы.
Мне суть твоя доступна и проста,
она в душе не вызовет протеста.
Я счастлива.
Я не страшусь подтекста,
доверчиво ищу твои уста.
Сентиментальный домик.
Наяву
я в настоящем, каменном живу.
Он так надёжен, этот прочный дом!
Но я и дня не выдержала б в нём,
когда б не тот,
в далёком далеке
сентиментальный домик на песке.
Нора Яворская
ВИЗИТ К ХОЛОСТЯКУ
Нора Яворская
СНИМОК
Над креслом квадрат чёрно-белый.
Там женщина. К морю спиною
на круче. Как будто взлетела.
Лицо уже немолодое.
не видно лица её больше,
лишь примирённый затылок.
Полжизни я жду или дольше.
Не шелохнётся. Застыла.
Нора Яворская
ПЕРВОЙ ЖЕНЩИНЕ МОЕГО СЫНА
Светят коленками
в юбочках «мини»
Студентки и секретарши.
Ты, что проявишь мужчину в сыне,
Моложе его или старше?
Если старше.
Смиренно прошу, не воинственно:
Слов не прячь сокровенных, нежных,
Не вымещай на моем, единственном,
Обиду на твоих прежних.
А в тридцать к сердцу подступил испуг:
как ускользает время из-под рук!
Коль так пойдёт, глядеть на белый свет
согласна я и шесть десятков лет.
Года всё утекали, как в песок,
и я всё продлевала жизни срок.
К пятидесяти мой подходит путь,
а я до ста мечтаю дотянуть.
И так всё время пребываю я
на полпути земного бытия.
Нора Яворская
Тропинка
Тропинка, в травах пропадая,
пригрелась на земной груди.
Вначале бабушка седая
мне повстречалась на пути.
Она беспечно улыбнулась,
ничуть о жизни не скорбя.
А я ещё раз обернулась
на позабытую себя.
Нора Яворская
ПИСЬМО, НАЙДЕННОЕ В РАСКОПКАХ
Но царь Агриппа был не в духе:
ему наскучили пиры,
его с утра кусали мухи,
кусали ночью комары.
Он закричал: «Чума? Откуда?!
Где вы увидели чуму?!»
И поступил он с нами худо,
чтоб понимали, что к чему.
Но царь Агриппа был не в духе:
всю ночь дурные видел сны,
его ушей достигли слухи,
что перемерло полстраны.
Чтоб обрели, как надо, зренье,
мы грубо брошены во тьму,
где и сидим в недоуменье,
не понимая, что к чему.
Мне снился сон: под звездной рябью,
Как в поле крест, стою одна я
И проклинаю долю бабью,
За всех живущих проклинаю.
За тех, кто плачет ночь в обиде,
За тех, кто в крик кричит, рожая,
За тех, кто слез своих не видит,
Весь век в дорогу провожая.
За стервенеющих на кухне,
За увядающих до срока,
За тех, чей праздник рано рухнет,
Чья удаль облетит без прока.
За беззаветных и кричливых,
Земных забот хлебнувших вволю,
За несчастливых и счастливых
Я проклинаю бабью долю.
За всех, рожденных с искрой божьей,
Чтоб век тянуть упряжку рабью,
За всех, кто мог бы — да не сможет,
Я проклинаю долю бабью!
Проснулась я от плача дочки,
Вставало солнце в чистом небе,
Благословляя мой бессрочный,
Мой трудный, мой прекрасный жребий.
ПОХОЖИЕ ЦИТАТЫ
ПОХОЖИЕ ЦИТАТЫ
Цените тех, которые умеют видеть в Вас три вещи: печаль, скрывающуюся за улыбкой, любовь, скрывающуюся за гневом, и причину Вашего молчания.
Не обижайте тех, кто вас любит, ведь они беззащитны из-за любви к вам.
Я люблю тебя не за то, кто ты, а за то, кто я, когда я с тобой.
Следуя своим путём — не хватайте никого за руки, пытаясь тянуть за собой, но и не отталкивайте тех, кому с вами по пути.
«Дьявол» — удобное слово для тех, кто не хочет брать ответственность за «тьму» в собственном уме.
Жизни стыдно за тех, кто сидит и скорбит,
Кто не помнит утех, не прощает обид.
Всегда есть немного правды за каждым «Я шучу», немного знаний за каждым «Я не знаю», немного эмоций за каждым «Мне без разницы» и немного боли за каждым «Всё хорошо».
Задача лидера в том, чтобы было больше лидеров, а не в том, чтобы было больше тех, кто следует за лидером.
Мне снился сон под звездной рябью
У нас говорят, что, мол, любит, и очень,
Мол, балует, холит, ревнует, лелеет…
А, помню, старуха соседка короче,
Как встарь в деревнях, говорила: жалеет.
И часто, платок затянувши потуже
И вечером в кухне усевшись погреться,
Она вспоминала сапожника-мужа,
Как век он не мог на нее насмотреться.
— Поедет он смолоду, помнится, в город,
Глядишь — уж летит, да с каким полушалком!
А спросишь чего, мол, управился скоро?
Не скажет… Но знаю: меня ему жалко…
Зимой мой хозяин тачает, бывало,
А я уже лягу, я…
… показать весь текст …
Всё приходит слишком поздно:
Мудрость — к дряхлым, слава — к мертвым,
Белой ночи дым беззвездный
В небе, низко распростертом, —
К нам с тобой, идущим розно.
Все приходит слишком поздно:
Исполнение — к желанью,
Облегчение — к недугу.
Опозданья, опозданья
Громоздятся друг на друга…
Сизый свет течет на лица,
Купола, ограды, шпили…
Снится, может? Нет, не снится.
Вот он, город-небылица,
… показать весь текст …
Жив-здоров. Не глядишь на другую
Вот и все. Остальное стерплю.
Не грустишь? Но и я не тоскую.
Разлюбил? Но и я не люблю.
Просто мне, чтоб по белому свету
Подыматься дорогой крутой,
Нужно верить, что дышишь ты где-то
Жив-здоров… И не любишь другой.
Боже, как они мелькают,
Эти вёсны, эти зимы!
Снова вьюжит, снова тает,
Снова мимо, мимо, мимо…
Разъяренный кросс по кругу,
Марафон необратимый, —
Друг за другом, друг от друга;
Поворот — и снова мимо…
И, наверно, взлет спирали
Был бы вовсе незаметен,
Если б век не проверяли
По деревьям и по детям.
Прошло, ушло… Свежо преданье…
И явны, коль мы их сличим,
Преувеличенность страданья
И незначительность причин.
Август празднует в силу вошедшее лето
Август празднует в силу вошедшее лето,
Зеленее зелёного в чаще огни.
Не скудеет избыток горячего света,
Запастись бы им впрок на ненастные дни.
Набирает рябина багряную горечь,
Оглушает кузнечиков струнная речь.
Август, это когда ты не просишь, не споришь,
Каждый солнечный луч начинаешь беречь.
Просто руки навстречу теплу поднимаешь
и с тревогой встаешь не в десятом, а в семь…
Август, это когда ты уже понимаешь,
Что померкший денек отгорел насовсем.
… показать весь текст …
Я люблю эту тихую пору,
Эту острую чуткость земли,
Когда в ноги зелёному бору
Первой пригоршней листья легли.
Когда всё ещё так, как вначале,
Только съехали дачники с дач,
Только птицы вокруг замолчали
Да сквозь зелень проглянул кумач.
Когда полдни светлы и погожи,
А ночами — ни зги у крыльца,
Когда лето, как сердце, не может
Осознать неизбежность конца.
«Лирика», Художественная литература, Москва, 1967
Все будет хорошо,
Не распускай, не хнычь,
Все будет хорошо,
Свободен этот клич.
Все будет хорошо,
Тверди себе, как йог,
Все будет хорошо,
Ведь главное — итог,
Все будет хорошо,
Умей заклясть судьбу,
Все будет хорошо,
Все бу.
Совет
Всё обойдётся в лучшем виде.
Не спорь. Дыши. Прими урок.
Выходит срок любой обиде,
И жизнь — длинней, чем этот срок.
Пообомнётся, поостынет
И вдоль пойдёт — не поперёк…
А там беде или гордыне,
Чему-нибудь да выйдет срок.
И отодвинется. Отыдет.
Отбередит. И, тратясь впрок,
Не снизойдёт к былой обиде
Душа… Но дай, но дай ей срок!
Цитируется по: «Снегова Ирина Анатольевна. Избранная лирика», М., «Молодая гвардия», 1969
Вопрос
Любишь меня?
Любишь меня?
… показать весь текст …
Как страшен день без тени, без следа,
Бесхитростный, как подтвержденье правил,
Который не придумал, не прибавил,
Звезд не сорвал. Расстрелян без суда.
Сквозной, как прочерк. Прожит —
сутки прочь!
И за живых ему схватиться нечем…
Ни замыслом, ни строчкой не отмечен,
Вот он глядит, переходящий в ночь,
Верхушки мнет остатками огня
И правосудья требует с меня.
«Лирика», Художественная литература, Москва, 1967, стр.59
Есть в святости чужой души,
Твоей души,
В её застое и покое,
Такое,
Как в лесной глуши,
В слепой глуши,
Дремучее и вековое.
Оно опаснее греха,
Сильней греха,
И притягательней порока.
Оно- как зов через века,
Сквозь все века,
Пустыни,
Жаждущей
… показать весь текст …
Мне снился сон: под звездной рябью,
Как в поле крест, стою одна я И проклинаю долю бабью,
За всех живущих проклинаю.
За тех, кто плачет ночь в обиде,
За тех, кто в крик кричит рожая,
За тех, кто слез своих не видит,
Весь век в дорогу провожая.
За стервенеющих на кухне,
За увядающих до срока,
За тех, чей праздник рано рухнет,
Чья удаль облетит без прока.
За беззаветных и кичливых,
Земных забот хлебнувших вволю,
За несчастливых и счастливых
… показать весь текст …
Похрустывают косточки минут
Под сапогами бешеного дня.
Потрескивают. Будто хворост мнут
В печи, за створкой, щупальца огня.
Позвякивают. Мимо. Как дожди.
Посвистывают. Как песок из рук.
Покалывают. Мелко. Как в груди…
Но день велик. И в нем есть главный звук.
Так и живем… Но вдруг ожжёт, как кнут:
… показать весь текст …
О господи! Все женщины мечтают,
Чтоб их любили так, как ты меня.
Об этом в книгах девочки читают,
Старухи плачут, греясь у огня.
И мать семьи, живущая как надо,
В надежном доме, где покой и свет,
Вздохнет, следя, как меркнут туч громады:
И все как надо, а чего-то нет.
Есть нежность, верность есть, но ежечасно
Никто коротких, трудных встреч не ждет.
Никто тебя за счастье, за несчастье,
Как зло, как наважденье не клянет.
Не довелось… Вздохнет, а тучи тают,
Горит закат на самой кромке дня…
… показать весь текст …
ШКОЛЬНЫЕ МОИ ТОВАРИЩИ.
Вы зарыты, смяты, скошены,
Не найти вас, мир обшаривши,
Мальчики мои хорошие,
Школьные мои товарищи.
Вы в лугах в соцветья вяжетесь,
В синь лесами рвётесь рослыми…
Вы мне маленькими кажетесь,
А тогда казались взрослыми.
Вас не давит время ношею,
Нас от утра к утру старящей,
Мальчики мои хорошие,
Школьные мои товарищи.
Снег лежал на лбах остуженных,
В пустоте разрывы ухали…
… показать весь текст …
Снеговой Август
Набирает рябина багряную горечь,
Оглушает кузнечиков струнная речь.
Август, это когда ты не просишь, не споришь,
Каждый солнечный луч начинаешь беречь.
Просто руки навстречу теплу поднимаешь
и с тревогой встаешь не в десятом, а в семь…
Август, это когда ты уже понимаешь,
Что померкший денёк отгорел насовсем
И становится с каждой минутой яснее,
Что всё ближе и ближе седые дожди.
И что осень уже неизбежна, а с нею,
Август — время моё, подожди…
Плывут
По небу погожему
Белые облака,
На горы твои
Похожие
Издалека.
Их снежное дуновение
Чудится в вышине,
И кажется —
На мгновение
Ты подошёл ко мне.
Лирика, Художественная литература, Москва, 1967
ИРИНА СНЕГОВА официальный сайт
Грешна: я не люблю счастливых,
Не чту их козырную масть.
Я знаю – в них, как в спелых сливах,
Легко и резко горкнет сласть.
А счастья – нет. Есть путь неспешный,
Есть ощущенье торжества,
Когда чужой тоске кромешной
Найдешь утешные слова.
… Так в двадцать лет мне пела спесь
В жестоком юном скептицизме…
Теперь я знаю: счастье есть,
И только не хватает жизни.
Деревья вверх корнями,
Свежо. Но правит нами
Мы долго ходили и долго решали,
И тени деревьев за нами бежали.
А дети толпились, с их папами, нянями, –
Вопили под клетками обезьяньими.
А лебеди плыли слепящими стаями,
Как льдины по синей воде, и не таяли.
А рядом, бессильная остановиться,
Шагами судьбу свою мерила львица…
Не надо решений! Ах, если б ты понял –
Все просто, как счастье сидеть на верблюде,
Как тряска по кругу лохматого пони,
Как вафли в палатке на выцветшем блюде.
Но детству остались и вафли с палаткой,
И пони в попоне, потертой порядком.
Мы шли и смотрели, как тянутся змеи,
В бетонных оградах зевают слоны,
Как белый медведь от воды зеленеет
И видятся совам сосновые сны…
И мы препирались, бродя меж слонами,
А тени деревьев бежали за нами.
Весь день мы трудились, забыв про усталость, –
Кололи друг друга ехидно и тонко,
И вдруг перед выходом мне показалось:
Какая-то птица глядит нам вдогонку.
Внимательно, долго глядит, не мигая,
Какая-то птица, – не помню, какая…
По небу ль тоскует? Завидует нашим
Нетраченым силам, годам непропавшим?
Иль жизнь свою числя не первым столетьем,
Относится к взрослым, как к маленьким детям?
Я помню, что вдруг без насмешек и злобы
Впервые в тот день засмеялись мы оба…
Уж много успело с тех пор измениться,
Но часто я вижу глаза этой птицы.
Самоварный дым плывет над дачами,
Медленный, домашний, теплый дым.
Над столом с игрушками ребячьими,
Над успехами и неудачами
Оседая облаком седым.
Пахнет дым клубничинами красными
И каким-то давним летним днем,
Тем, что выпадает всем по-разному,
Тем, который мы однажды празднуем,
Чтоб до смерти вспоминать о нем.
У меня только рот да брови,
Да медлительные повадки,
Да к давнишнему – тяга крови.
Но была моя бабка круче,
Да добрей меня, да везучей.
Да прямой была, как свеча,
Я, наверно, ей до плеча.
Да молитву любила долгую,
Да жила – не страшилась тленья…
И стоит ее крест над Волгою
Средь раскольничьих, в отдаленье.
Чтоб простор в ногах незаторенный,
Чтоб лежать широко, не тесно…
Чтобы внуков, сквозь гром истории,
Окликать тишиной и песней.
У меня только рот да брови,
Да медлительные повадки,
Да привычка – трудной порою,
Когда молча боль не стерпеть,
От нее не плакать, а петь.
Бессмысленны слова и жалобы –
Так камень падает на дно,
Так из-под ног уходит палуба,
Когда спастись не суждено.
Так отъезжают с милой станции:
Последний дом, рябины гроздь…
Так после трудной ампутации
Болит отпиленная кость.
Желтой прядью чащи выткав,
Вышив рощи в красный крестик,
Пауков спустив на нитках,
– К доброй вести! К доброй вести!… –
Тихо бродит бабье лето,
Полднем вянущим согрето.
Знаю – ах, чудес не будет! –
А не верю, что умру,
Может, все-таки разбудит
Звон осины на ветру,
Шелест красной ветки клена,
Поздним солнцем залитой,
На земле моей зеленой,
Где в сквозном разливе света
Тихо бродит бабье лето.
Сентябрьских дней последняя краса,
Дубовых листьев жесткие созвездья,
Покинутой дороги полоса…
Короче путь идущим вместе.
И что ж, что нам не весело вдвоем,
Что вот мы не смеемся, не поем
И разговора тоненькую нить
Не тщимся удлинить…
В которой раз вокруг горят леса,
И отлетают, отлетают птицы,
И круглых туч тугие паруса
Боятся в путь пуститься!
В который раз таким просторным днем
Мы тихо, как влюбленные, идем
И делим все дарованное нам
Каменной стеною окружен,
Мрачен и сейчас, в лучах зари,
Монастырь, куда провинных жен
Заточали русские цари.
Тишина стоит, окаменев,
Мимо мчатся времени ветра,
Словно здесь еще лютует гнев,
Давний гнев Ивана и Петра.
Холод в усыпальнице и мрак,
Скупо цедят синь глаза бойниц,
И гремит мой беспокойный шаг
Над костями царственных черниц.
Пыль покрыла плиты их могил,
Боль и смуту давности тая…
Если б ты царем в те годы был,
Рядом с ними бы лежала я,
И меня давил бы низкий свод,
И не звал бы вдаль разлет полей,
Где сентябрь над Суздалем плывет
Косяками первых журавлей.
Вот оно, вот оно, вот оно снова,
Белое полымя края лесного!
Сосны в снегу, сосны в снегу,
И огоньки на другом берегу.
И целина тишины непочатой,
Заячьих лап воровской отпечаток,
Звездная россыпь на синем лугу,
Звякнули ветки, рванулись ли лыжи?
Песня ль взметнулась? Прислушайся.
Кто это белый застыл на бегу?
Что это? Скрипнули валенки где-то…
Чья это молодость ходит по свету?
Чья она? Чья? Разглядеть не могу.
Сосны в снегу. Сосны в снегу…
Скоро поезд дым уронит,
И на сердце пусто станет,
И слышнее на перроне:
– До свиданья! До свиданья. –
И слышнее на вокзале
Крови стук, бегущей в жилах,
Смотрят милые на милых.
Что-то будет, что-то будет?
Он уедет и забудет…
Женщина углом косынки
Слезы с мокрых щек стирает.
– Не забудь, пирог в корзинке…
А в глазах его тревожный
Серый, серый дым дорожный.
Что-то будет, что-то будет?
Он уедет и забудет…
Паровоз вагоны тронет,
Ход прибавит постепенно
И оставит на перроне
Лепестки цветов осенних,
Полетит сквозь расстоянья,
Дымным облаком подхвачен.
До свиданья! До свиданья!
Ты прости, что я не плачу.
На плечах телеграфных столбов
Провода, прогибаясь, лежат.
Говоришь ты: – Стихи про любовь
Были в моде полвека назад. –
Мы идем, о стихах говоря.
Снег ложится. Конец января.
А над нами несут провода:
«Бесконечно. Одну. Навсегда».
И летит, замирая в снегу:
«Жду. Тоскую. Забыть не могу…»
Я ПОСЛЕЗАВТРА УЕЗЖАЮ
(из первой армянской тетради)
Плывет закат над милым Ереваном
Последним уходящим караваном,
Протяжно стонет тонкая зурна;
Здесь мой отъезд оплачет лишь она,
Да кто-то твердо бросивший курить,
Махнув рукой, закурит, может быть,
И, подойдя к проклятому окну,
Захлопнет раму, чтоб унять зурну.
Секунда – едва ощутимы усилья! –
И легкими стали тяжелые крылья,
И снег на вершинах слепит, точно пламя,
И небо лежит, как шоссе перед нами.
Прощайте… И те, что, зарывшись в постели,
Мне смирных высот пожелать не успели…
Прощайте, простите! О, как вы богаты –
Ведь вам оставляю я синь Арарата,
Я вам оставляю и лето и солнце…
Прощайте, прощайте, на север несемся!
Я вам оставляю, я вам оставляю
Протяжную песнь волоокого края,
И праздник щемящий, и клекот кавказский,
И сразу пьянящий маджар воскевазский.
Я слишком люблю вас, друзья, чтоб скупиться –
Я жизни своей оставляю страницу:
Вот эту – где счастье, где лето и солнце…
Прощайте, прощайте, на север несемся!
Дороги, белые до блеска,
И свечи, свечи тополиные,
И тропы в горных перелесках,
И между звезд пути орлиные;
Дороги – раскаленный камень,
Листва предсмертная, багровая,
Пустые бездны под ногами
И по садам пути ковровые, –
Я исходила вас, изъездила,
Льдом ваших рек глушила жажду.
О, как мне с вами было весело,
Я, наверное, не права.
Ты мне злые прости слова.
Ты мне радость и боль прости,
Ты домой меня отпусти.
Мы смотрели вчера с тобой,
Как змеится Аракс седой –
И его вековая мгла
Между мной и тобой легла.
Близко-близко встал Арарат,
Под закатом снега горят,
Но нельзя подойти к нему
Никому из нас. Никому.
Ты пойми меня и прости,
Ты совсем меня отпусти
В мой далекий, в мой тихий дом
И добром помяни потом.
Я послезавтра уезжаю,
И это, кажется, к добру,
Я ничего не обещаю
И обещаний не беру.
Я послезавтра уезжаю;
Махни вдогонку мне рукой…
Возьми, я снова возвращаю
Тебе твой будничный покой.
Живи, как все живут на свете,
В привычной смене чинных лет
И не смотри, как ночью светит
Над спящим Норком красный свет.
Не слушай, как внизу клокочет
Она, как я, наверно, хочет
Век разбиваться на бегу,
Лететь, судьбу опережая,
Вслед за собой других маня…
Я послезавтра уезжаю,
Не нужно вспоминать меня!
Прозрачный декабрь закавказский,
Слепящие горы вокруг,
И власть этих сильных, как в сказке,
Тебя воскрешающих рук…
Бесшумно состав отбывает,
К стеклу ты прижалась лицом –
Ведь сказки у взрослых бывают
Всегда с несчастливым концом.
Мужское сдержанное горе
Чертой у сжатых губ легло.
Но вот уже дымком предгорий
Лицо твое заволокло.
Но вот уже Кавказ стеной
Сомкнулся за моей спиной.
И вот я глаз твоих не вижу,
И рук к тебе не протянуть.
И дальше путь, а ты мне ближе,
Чем мог желать когда-нибудь.
У нас говорят, что, мол, любит и очень,
Мол, балует, холит, ревнует, лелеет…
А помню, старуха соседка – короче,
Как встарь в деревнях говорила: жалеет.
И часто, платок затянувши потуже
И вечером в кухне усевшись погреться,
Она вспоминала сапожника-мужа,
Как век он не мог на нее насмотреться.
– Поедет он смолоду, помнится, в город,
Глядишь – уж летит, да с каким полушалком!
А спросишь: чего, мол, управился скоро?
Не скажет… Но знаю: меня ему жалко…
Зимой мой хозяин тачает, бывало,
А я уже лягу, я спать мастерица,
Он встанет, поправит на мне одеяло,
Да так, что не скрипнет под ним половица.
И сядет к огню в уголке своем тесном,
Не стукнет колодка, не звякнет гвоздочек…
Дай бог ему отдыха в царстве небесном! –
И тихо вздыхала: – Жалел меня очень.
В ту пору все это смешным мне казалось,
Казалось, любовь чем сильнее, тем злее, –
Трагедии, бури … Какая там жалость!
Но юность ушла. Что нам ссориться с нею?
Недавно, больная, бессонницей зябкой,
Я встретила взгляд твой – тревога в нем стыла,