была ты так чиста светла на взгляд а ты темна как ночь мрачна как ад

Была ты так чиста светла на взгляд а ты темна как ночь мрачна как ад

Если вам понравилась книга, вы можете купить ее электронную версию на litres.ru

У Ромео был пистолет

Моя любовь — уродливый недуг,
Не помышляющий об исцеленье,
Питаемый ключом несчетных мук —
Болезненным стремленьем к угожденью.
Мой разум, врач моей любви, сердясь,
Что предписания его забыты,
Меня покинул, и я вижу: страсть
Подобна смерти, никогда не сытой.
Без разума я обречен на бред,
Безумная тревога сердце гложет,
В моих словах и мыслях связи нет,
И правду высказать язык не может.
Была ты так чиста, светла на взгляд —
А ты темна, как ночь, мрачна, как ад [Пер. О. Б. Румера.].

Все любят Леона Колфилда.

Ему двадцать два года, он привлекателен и умен. Любимец девушек и король вечеринок. Студент частного колледжа и лидер братства. Душа компании и манипулятор. Гордость родителей.

Именно он является причиной, почему все девочки хотят дружить с его сестрой Даникой Колфилд.

Данике двадцать. Как и брат, она обаятельна и умна. Любит веселиться и общаться, но людям не доверяет. Ей нравится наблюдать за ними. Манипуляции брата ее забавляют.

Кристина-Хармони Дженкинс, лучшая подруга Даники, влюблена в Леона. Она красива, амбициозна и изящна. Каждый вечер она проводит в ночном клубе, где любит тусить Леон со своей компанией. Кристина сидит за барной стойкой и наблюдает за ним. Наблюдает, как он обнимается с девушками и смеется. А она напивается. Один коктейль, второй, третий. Кристина пьяна и вот-вот заплачет.

Молодой бармен по имени Ривер каждую ночь вынужден наблюдать эту жалкую сцену. Его тошнит от посетителей, ведь они слишком много себе позволяют: швыряют чеки ему в лицо, грубят, блюют прямо на стойку и устраивают пьяные разборки. Но он согласен терпеть это. Все лучше, чем сидеть в полном одиночестве дома.

Его коллега по стойке — Эмилио — обожает свою работу. Он увлекается флейрингом: выполняет разные трюки, пока смешивает коктейли. Эмилио пользуется популярностью у девушек — как среди посетительниц, так и персонала, — ведь у него безупречная внешность и неиссякаемая харизма. Он мечтает переехать в Мадрид.

Эмилио тайно влюблен в Кристину, но не знает, как обратить на себя ее внимание. Облокотившись на стойку, он мечтательно рассматривает ее. Медовые локоны, спадающие на плечи, смуглая кожа, желтые лисьи глаза с длинными ресницами. Ее тонкие пальцы с дорогими колечками из белого золота и ногтями бежевого цвета нервно постукивают по стойке.

Кристине становится все хуже и хуже.

Эмилио жонглирует бутылками.

А Ривер выходит покурить.

Стоя у черного входа, Ривер кутается в кожаную куртку и вдыхает сигаретный дым.

Воздух по ночам прохладный, с прошлой весной не сравнить. Но он думает вовсе не о погоде. Мысли Ривера занимает одна из сегодняшних посетительниц.

Ривер смотрит на сидящую на ступеньках у входа девушку. Одна нога прижата к телу так, что колено касается груди, а другая свободно болтается в воздухе. Ее обувь напоминает пуанты балерины, а платье слишком короткое. На плечах висит огромная куртка, которая явно ей не принадлежит.

Около девушки стоит бутылка гренадина, а сама она, по-видимому, переписывается с кем-то в телефоне. Выходящие из клуба люди неловко перешагивают ее, а те, кто выходит покурить, явно чувствуют себя неловко и быстро возвращаются обратно.

Каждый раз, когда дверь открывается, девушка взволнованно поднимает взгляд.

— Почему ты не заходишь? — спрашивает Ривер, выдыхая кольцами дым.

— Там эти парни. Зайду, когда они отойдут от входа, — отвечает она, даже не взглянув на него.

— Боишься, что они будут к тебе приставать? — усмехается Ривер.

— Не приставать, а смеяться, — спокойно отвечает она.

— Ты не смешная, — равнодушно говорит он и вновь смотрит на небо.

— Тогда я пойду, — пожимает плечами девушка и встает со ступенек.

Ривер резко поворачивается.

— Тебе же нет двадцати одного, не так ли?

Девушка бросает на него взгляд.

— Вход только с двадцати одного. Тебя не пустят.

— У меня есть фейковые доки, — улыбается девушка.

— Зря ты это сказала. Я могу прямо сейчас сдать тебя охране. А за поддельные документы грозит статья.

— Я там работаю, поэтому скажу. Меня раздражают несовершеннолетние. Они не знают меры и любят танцевать на стойке.

— Я не танцую на стойке, — отвечает девушка, уставившись на Ривера.

— Что? — спрашивает он, чувствуя себя неловко под ее пристальным взглядом.

— Что с твоими глазами? — нахмурившись, спрашивает она.

— А что с ними не так?

— Будто один глаз слепой или искусственный. Можешь подойти на свет, сюда? — просит она, прищурившись.

Ривер усмехается и отрицательно качает головой.

Тогда она сама подходит ближе, а затем, включив на телефоне фонарик, светит Риверу в глаза.

Он тут же закрывает их.

— Понятно: один — карий, другой — голубой. Красиво.

— Это патология, — холодно отвечает Ривер, шутливо приоткрыв карий глаз.

— Это две стороны твоей личности. Темная и светлая. Говорят же, глаза — зеркало души.

— Мне все равно, — устало говорит Ривер, вновь пуская кольца сигаретного дыма и уставившись в ночное небо. Если смотреть на мир одним глазом, кажется, что кольца дыма смыкаются вокруг полной луны.

— Ладно, пока, — говорит девушка и направляется обратно ко входу.

Ривер поворачивается, но дверь за ней уже закрылась.

Он снова погружается в свои мысли. Его рабочая смена заканчивается.

Ривер возвращается обратно в клуб и, зайдя за стойку, прощается с Эмилио и Индией, официанткой.

Подхватив рюкзак, шлем и ключи, он направляется к паркингу.

Там у дорогой машины столпилась компания молодых людей. Они изрядно пьяны и очень громко разговаривают. Внезапно все начинают свистеть и громко хлопать. Две девушки начали целоваться на спор. Парни довольно смеются и бросают в их адрес похотливые фразочки, а девушки снимают на телефон. Вероятно, сейчас они поедут кататься по ночному городу. Откроют окна, будут кричать и петь. Одна из девчонок обязательно снимет платье и будет размахивать им словно флагом, кто-нибудь снимет все это на видео, чтобы потом выложить в «Фейсбук» и собрать кучу лайков. Днем — студенты элитного колледжа, умники и отличники, а вечером — воплощение всех смертных грехов.

Ривер недовольно закатывает глаза, надевает шлем и заводит мотоцикл. Звук мотора привлекает внимание шумной компании, но лишь на мгновение.

Ривер выезжает с паркинга.

Зайдя в дом, Ривер, не включая свет, сбрасывает у входа ботинки и отправляется прямиком в душ.

Вода в ванне набирается мучительно медленно.

Он всматривается в зеркало, касается отросших волос, убирает густую челку с глаз. Кожа стала бледнее, под глазами появились темные круги. Он совсем не высыпается. Впрочем, с таким расписанием нет времени для отдыха. И Риверу это нравится. Днем учится, вечером и ночью работает. Пытается заставить себя поспать хотя бы час (только ради того, чтобы избавиться от головной боли), но стоит ему провалиться в сон, как через полчаса он обязательно проснется от ощущения удара или падения.

Когда ванна наконец-то наполнена, он скидывает одежду на холодный кафель и погружается в теплую воду. Мышцы тела расслабляются, биение сердца становится тише.

А из головы не вылетает тот, ради кого он устроился на работу в один из самых элитных клубов города.

Идеал для многих людей.

Пример для подражания.

Казалось бы, в нем совершенно нет изъянов.

Ривер тяжело вздыхает от воспоминаний того, что видел сегодня, работая за стойкой. Пару раз Риверу даже выпала удача его обслуживать, но тот был слишком пьян, чтобы обратить на него внимание.

Он никогда не запоминает его. От этой мысли кровь в венах закипает.

Ривер задерживает дыхание и с головой погружается под воду.

Небольшие часы на стене настойчиво тикают, пробиваясь в сознание.

…семь, восемь, девять…

Он открывает глаза под водой.

Сквозь воду он видит свое лицо, склонившееся над ним.

От ужаса кровь стынет, Ривер выныривает из воды.

Нервно глотает воздух и осматривается по сторонам.

Ему нужно больше спать и есть.

Пальцы крепко сжимают бортики ванной.

Взгляд падает на дверную щель, сквозь которую пробивается свет. Но Ривер знает, что он его не включал.

— Мама, это ты? — зовет он, но не получает ответа. За дверью кто-то разговаривает. Работает телевизор, на кухне пахнет едой.

Ривер вылезает из ванны и хватается за полотенце. Подойдя чуть ближе к двери, он прислушивается к голосам. Родители что-то обсуждают.

Ривер отходит от двери и надевает чистую одежду. С волос капает вода. Ривер пытается просушить их полотенцем, но они слишком густые.

Источник

LiveInternetLiveInternet

—Музыка

—Приложения

—Ссылки

—Поиск по дневнику

—Интересы

—Друзья

—Постоянные читатели

—Статистика

Сонет 147

My love is as a fever, longing still
For that which longer nurseth the disease,
Feeding on that which doth preserve the ill,
Th’uncertain sickly appetite to please.
My reason, the physician to my love,
Angry that his prescriptions are not kept,
Hath left me, and I desperate now approve
Desire is death, which physic did except.
Past cure I am, now reason is past care,
And frantic mad with evermore unrest,
My thoughts and my discourse as madmen’s are,
At random from the truth vainly expressed:
For I have sworn thee fair, and thought thee bright,
Who art as black as hell, as dark as night.

Сонет 147

Сонет 147

Сонет 147

Увы, любовь моя, подобно лихорадке,
Стремится лишь к тому, что гибельно в
припадке,
И кормится лишь тем, что муки наши даит,
В надежде тем унять свой волчий аппетит.

Неисцеленный, сил и разума лишенный
И долгою борьбой до пены доведенный,
Сержусь и говорю как сумасшедший я,
Надолго уклонясь от цели бытия.

Иль я не клялся в том, что ты, как день, ясна,
Когда ты, словно ночь, как темный ад, черна?

Сонет 147

Сильна душа желанья лихорадкой
И ядовитого лекарства ждет
В надежде, что любви запретный плод
Продлит болезнь спасительной облаткой.

Рассудок мой, любовный жар леча,
Как лекарь не был должно оценен;
Обидевшись, меня покинул он:
Я обречен без помощи врача.

Ты белокурой мнилась мне, однако
Была на деле соткана из мрака.

Сонет 147

Сонет 147

Сонет 147

Сонет 147

Мой разум, врач моей любви, сердясь,
Что предписания его забыты,
Меня покинул, и я вижу: страсть
Подобна смерти, никогда не сытой.

Без разума я обречен на бред,
Безумная тревога сердце гложет,
В моих словах и мыслях связи нет,
И правду высказать язык не может.

Сонет 147

Сонет 147

Сонет 147

Моя любовь подобна лихорадке,
Желающей сама себя продлить.
Лекарства же в огонь ее лампадки
Способны только маслица подлить.

Я мнил, ты светозарна и ясна,
А ты черна, как ад, как ночь, темна.

Сонет 147

Сонет 147

———-
Перевод Самуила Яковлевича Маршака
———-

Мой разум-врач любовь мою лечил.
Она отвергла травы и коренья,
И бедный лекарь выбился из сил
И нас покинул, потеряв терпенье.

Отныне мой недуг неизлечим.
Душа ни в чем покоя не находит.
Покинутые разумом моим,
И чувства и слова по воле бродят.

Источник

Моя любовь, как лихоманка, как жажда вечная без сна,
Как боль, что рвётся наизнанку и пьёт все соки из меня,
Болезнь тем самым продлевая, питаясь склонностью души,
Впадать в тоску, не избирая иной непагубной судьбы.

Живу теперь невзрачной тенью, весь измождённый, без ума,
И в лихорадочном сметенье впадаю в бездну, и она
Уносит речь мою и мысли, и я с бездумием слепца
Всё дальше ухожу от истин, твердя бессвязные слова.

Так клялся я, что ты светла, светлее солнечного дня,
А ты как сущий ад черна, а ты как ночь темным-темна.

Увы, любовь моя, подобно лихорадке,
Стремится лишь к тому, что гибельно в припадке,
И кормится лишь тем, что муки наши длит,
В надежде тем унять свой волчий аппетит.

Неисцеленный, сил и разума лишенный
И долгою борьбой до пены доведенный,
Сержусь и говорю как сумасшедший я,
Надолго уклонясь от цели бытия.

Иль я не клялся в том, что ты, как день, ясна,
Когда ты, словно ночь, как темный ад, черна?

Моя любовь подобна лихорадке,
Желающей сама себя продлить.
Лекарства же в огонь ее лампадки
Способны только маслица подлить.

Я мнил, ты светозарна и ясна,
А ты черна, как ад, как ночь, темна.

Назвал тебя я светлой и безгрешной,
А ты черна, как ночь, как ад кромешный.

Сильна душа желанья лихорадкой
И ядовитого лекарства ждет
В надежде, что любви запретный плод
Продлит болезнь спасительной облаткой.

Рассудок мой, любовный жар леча,
Как лекарь не был должно оценен;
Обидевшись, меня покинул он:
Я обречен без помощи врача.

Ты белокурой мнилась мне, однако
Была на деле соткана из мрака.

Моя любовь подобна лихорадке,
Что пестует болезнь и множит жар,
А он готовит новые загадки,
Чтоб бред их разрешил больной угар.

Не может разум-лекарь угадать,
Какое средство утолит печали,
И оставляет плоть мою страдать,
Чтоб силы смерти мне лекарство дали.

В волненье устремлялся я назад,
Искал безумным разумом истоки;
Но разум бедный, возвращаясь в ад,
Не мог извлечь полезные уроки;

Лишь клялся красотой и мыслью ясной,
Печальной словно ночь, как ад ужасной.

Страсть без ума! вот это благодать!
Без привязи душа по телу бродит:
Устанет, так поодаль хороводит,
Стоскуется — вольна и пострадать.

Безумной нет запоров и преград,
Равны ей мрачный рай и светлый ад.

Источник