вся такая воздушная к поцелуям зовущая откуда
Двенадцать стульев Ильфа и Петрова
Долгие двадцать лет я шел к тому, чтобы осилить произведение «Двенадцать стульев» и покорил эту горку, с разбегу на нее взобравшись. А отдышавшись и оглянувшись вокруг, понял, что это намного более глубокомысленный роман, чем кажется на первый взгляд.
Я даже возьму на себя смелость утверждать, что произведение недостаточно оценено. А еще я бы назвал «Двенадцать стульев» «Мертвыми душами» двадцатого века. По степени актуальности на все времена и количеству знаковых персонажей первое не уступит второму, а по количеству крылатых фраз они просто несопоставимы. Высказывания героев «Двенадцати стульев» значительно пополнили фразеологические словари. Даже тот же самый пресловутый «город N» фигурирует в обоих романах. Вот только если «Мертвые души» проходят в школах и разбирают в сочинениях, то «Двенадцать стульев» рекомендуют для внеклассного чтения. Роман, на мой взгляд, является классическим, а советские фильмы на его основе 1971 и 1976 года – культовыми. Прототипы персонажей взяты из реальной жизни и их можно без труда найти до сих пор спустя почти сто лет, а атмосфера первых лет советской власти с примесью дореволюционных пережитков передана с иронической тонкостью.
Сюжет краток и его описать одним абзацем. Некий государственный служащий уездного города N из числа бывших дворян, Ипполит Матвеевич Воробьянинов, узнает о том, что теща спрятала от него в конфискованной некогда мебели (точнее говоря, в одном из стульев) фамильные драгоценности. На смертном одре она открывает ему эту тайну. Охваченный «золотой лихорадкой», Воробьянинов берет двухнедельный отпуск и отправляется на поиски сокровищ. В городе своего прежнего проживания, Старгороде, он встречается и «берет себе в помощники» жулика Остапа Бендера и они на протяжении полугода охотятся за предметами гарнитура. В конце концов, перед тем, как распотрошить последний стул, Воробьянинов нейтрализует своего компаньона, чтобы не делиться с ним и вымещая на нем затаенную злобу за унижения. Но вскрытие последнего стула не приносит никакой выгоды, так как сокрытые в нем сокровища благодаря воле случая уже были обнаружены неким честным сторожем и на них был отстроен новый клуб Железнодорожников. Можно было воспользоваться вложенным капиталом, но нельзя было унести его с собой. В итоге главный герой терпит крах.
Не смотря на то, что главным героем этого романа следует считать Воробьянинова и его изменения под воздействием низменных инстинктов можно явно наблюдать на протяжении романа от начала до конца, ключевым персонажем безусловно являет Остап Бендер. Без Остапа Ипполит Матвеевич скорее всего вернулся бы в родной город и продолжил службу, регистрируя рождения, смерти и браки до конца жизни. При этом у него была бы относительно спокойная ровная жизнь и небольшой достаток. А стулья ушли бы с молотка и продолжали бы служить хозяевам в качестве мебели. Либо до сокровищ добрался поп-авантюрист отец Федор и потратил бы их впустую на какое-либо заведомо убыточное предприятие по типу свечного заводика в Самаре. Кто бы ему позволил иметь собственный завод при Советской власти, да еще производящий продукцию на нужды гонимой тогда Церкви? Впрочем, проекты Остапа Бендера были не менее авантюрными. Что до Ипполита Матвеевича, то он и вовсе не имел в голове никаких проектов. Имение своей жены он уже некогда пустил по ветру. При мысли о больших деньгах, никаких воображений, кроме как гулянки в питейных заведениях Парижа его как правило не навещали. И вот, ради этого дыма, который развеялся бы достаточно быстро, он бросил работу, терпел нужду и лишения, окончательно превратился в старика и впал в беспросветную депрессию.
Остап Бендер выступает в роли эдакого змея-искусителя, постоянно нажимающего на больное и поддерживая в партнере необходимую степень жадности. Подкупают его искрометное чувство юмора и неудержимый оптимизм. Живущий сегодняшним днем, он никогда не унывал, даже оставаясь без носков и зимней одежды. Впрочем, и Киса ему был нужен в качестве свободных ушей для поучений, а также для черновой работы. Хотя надо сказать, что и душевно он привязался к своему другу. Правда использовал его и не хотел делиться. Хоть и шутил он, что оставит без денег, но как говорится, в каждой шутке для шутки.
В романе фигурирует и масса других не менее колоритных персонажей, на рассмотрение которых пусть потратит время читатель самостоятельно. Они интересны каждый по-своему, но у большинства есть нечто общее. Каждый из этих людей менее всего подходит под определение «строителя коммунизма». Это люди из старой закваски, которые и при прежнем режиме не испытывали тягостных нужд. А после смены режима смогли приспособиться и не утонуть в водовороте событий. Многие из них сами себе на уме и считают себя умными, но попадают впросак в результате комбинаций «великого комбинатора».
А в конце романа и сам Остап Бендер становится жертвой. Впрочем, и его палач тоже попадает в выкопанную яму. Вместо драгоценностей – разжатые пружины и потроха разодранного стула. Вместо услужливых лакеев и сладких вин – общественное здание. А рядом уже нет спутника, который подбодрит, утешит и подкинет новую идею. Отдав все ради призрачной мечты, он теряет все…
Можно извлечь много уроков из данного произведения. Я бы выделил два. Во-первых, нужно довольствоваться малым. Во-вторых, никогда не следует опускать руки.
Авторы романа, выдающиеся писатели Ильф и Петров, были сильно привязаны друг к другу и оба ушли из жизни в 39 лет с небольшим промежутком в пять лет, но оставили бессмертное наследие, за что мы и должны быть им премного благодарны.
П.С.
Мои любимые фразы из романа и экранизаций.
Илья Ильф, Евгений Петров «Двенадцать стульев»
Аннотация
Посвящается Валентину Петровичу Катаеву
Легенда о великом комбинаторе,
Почему в Шанхае ничего не случилось
Происхождение легенды
Нежелание мемуаристов и советских литературоведов соотнести деятельность Нарбута с историей создания «Двенадцати стульев» отчасти объясняется тем, что на исходе лета 1928 года политическая карьера бывшего акмеиста прервалась: после ряда интриг в ЦК (не имевших отношения к «Двенадцати стульям») он был исключен из партии и снят со всех постов. Регинин же остался заведующим редакцией, и вскоре у него появился другой начальник. Однако в 1927 году Нарбут еще благополучен, его влияния вполне достаточно, чтобы с легкостью преодолевать или обходить большинство затруднений, неизбежных при срочной сдаче материалов прямо в номер.
Не исключено, кстати, что Нарбут и Регинин, изначально зная или догадываясь о специфической роли Катаева, приняли его предложение, дабы помочь романистам‑дебютантам. А когда Катаев официально отстранился от соавторства, Ильф и Петров уже предъявили треть книги, остальное спешно дописывалось, правилось, и опытным редакторам нетрудно было догадаться, что роман обречен на успех. Потому за катаевское имя, при столь удачной мотивировке отказа, держаться не стоило. Кстати, история о подаренном сюжете избавляла несостоявшегося соавтора и от подозрений в том, что он попросту сдал свое имя напрокат.
Текстология романа
Жертвуя объемом, авторы получали рекламу, да и жертвы в значительной мере были заведомо временными: в книжном издании объем лимитирован не столь жестко, при поддержке руководства издательства сокращенное легко восстановить, а поддержкой руководства Ильф и Петров давно заручились. Вероятно, договор с издательством был заключен одновременно или вскоре после подписания договора с журналом, что отчасти подтверждается и мемуарными свидетельствами. За основу взяли один из не тронутых редакторами машинописных экземпляров, многие купюры в итоге были восстановлены. Полностью неопубликованными остались лишь две главы (ранее, в автографе, они составляли одну), но и без них книга чисто полиграфически оказалась весьма объемной.
Основой второго книжного издания 1929 года была уже не рукопись, а первый зифовский вариант, который вновь редактировали: изъяли полностью еще одну главу, внесли ряд изменений и существенных сокращений в прочие. Можно, конечно, считать, что все это сделали сами авторы, по собственной инициативе, руководствуясь исключительно эстетическими соображениями. Но тогда придется поверить, что за два года Ильф и Петров не сумели толком прочитать ими же написанный роман, и лишь при подготовке третьей публикации у них словно бы открылись глаза. Принять эту версию трудно. Уместнее предположить, что новая правка была обусловлена вполне заурядными обстоятельствами: требованиями цензора. И если в 1928 году отношения с цензурой сановный Нарбут улаживал, то к 1929 году цензура мягче не стала, а сановной поддержки Ильф и Петров уже не имели.
После второго зифовского издания они, похоже, не оставили надежду опубликовать роман целиком. Две главы, что еще ни разу не издавались, были под общим названием напечатаны в октябрьском номере журнала «30 дней» за 1929 год, то есть проведены через цензурные рогатки. Таким образом, официально разрешенными (пусть в разное время и с потерями) оказались все сорок три главы машинописи. Оставалось только свести воедино уже апробированное и печатать роман заново. Но, как известно, такой вариант «Двенадцати стульев» не появился.
Политический контекст
Статья в «Правде» называлась «Шанхайский переворот», и это словосочетание вскоре стало термином. Лидеры «левой оппозиции» объявили «шанхайский переворот» закономерным результатом ошибочной сталинско‑бухаринской политики, из‑за которой страна оказалась на грани военной катастрофы. По их мнению, неудача в Китае, способствовавшая «спаду международного рабочего движения», отдалила «мировую революцию» и помогла «консолидации сил империализма», чреватой в ближайшем будущем тотальной войной всех буржуазных стран со страной социализма. Опасность, настаивали оппозиционеры, усугубляется еще и тем, что внутренняя политика правительства, нэп, снижает обороноспособность страны, поскольку ведет к «реставрации капитализма», множит и усиливает внутренних врагов, которые непременно будут консолидироватъся с врагами внешними.
Впрочем, рассуждения относительно сервилизма авторов здесь вряд ли уместны. Начнем с того, что антитроцкистская направленность, ставшая идеологической основой романа, была обусловлена не только «социальным заказом». Нападки в печати на Троцкого многие интеллектуалы воспринимали тогда в качестве признаков изменения к лучшему, возможности, так сказать, «большевизма с человеческим лицом». Участвуя в полемике, Ильф и Петров защищали, помимо прочего, нэп и стабильность, противопоставленные «военному коммунизму». Они вовремя уловили конъюнктуру, но, надо полагать, конъюнктурные расчеты не противоречили убеждениям.
Так уж совпало, что иронические пассажи по поводу советской фразеологии были с весны по осень 1928 года свидетельством лояльности, а «шпионские страсти», разглагольствования о «мировой революции» всемерно вышучивались в эту же пору как проявления троцкизма. С троцкизмом ассоциировалась и «левизна» в искусстве, авангардизм. Потому главными объектами пародий в «Двенадцати стульях» стали В. В. Маяковский, В. Э. Мейерхольд и Андрей Белый. Подробно эти пародии, а равным образом некоторые политические аллюзии, рассмотрены в комментарии.
Эдиционные принципы
Для предлагаемого издания за основу был взят самый ранний из сохранившихся вариантов, переписанный Петровым (РГАЛИ. Ф. 1821. Оп. 1. Ед. хр. 31). Поглавное деление дается по машинописному варианту, и структура комментария соответствует этим сорока трем главам (РГАЛИ. Ф. 1821. Оп. 1. Ед. хр. 32-33). Дополнительно в тексте указаны также границы двадцати глав исходного варианта. В ряде случаев учтена чисто стилистическая правка машинописного варианта, но игнорируются правка идеологическая и сокращения. Орфография и пунктуация приведены в соответствие с нормами современного литературного языка.
Принципы комментирования традиционны: поясняются прежде всего реалии, цитаты и реминисценции, литературные и политические аллюзии, пародии, конкретные события, так или иначе связанные с эпизодами романа, текстологически существенные разночтения. Подробный анализ интертекстуальных зависимостей не входит в задачу.
При подготовке комментария использованы монографические исследования:
• Курдюмов А. А. (Лурье Я. С.) В краю непуганых идиотов: Книга об Ильфе и Петрове. Paris, 1983;
• Щеглов Ю. К. Романы И. Ильфа и Е. Петрова: Спутник читателя. В 2 т. Wien, 1990-1991.
Кроме того, комментарии к изданиям романа:
• Долинский М. 3. Комментарии // Ильф И., Петров Е. Необыкновенные истории из жизни города Колоколамска. М., 1989;
• Сахарова Е. М. Комментарии // Ильф И., Петров Е. Двенадцать стульев. М., 1987.
За оказанную помощь благодарим В. Т. Бабенко, Н. А. Богомолова, В. В. Бродского, В. М. Гаевского, А. Ю. Галушкина, А. Я. Гитиса, В. Н. Денисова, О. А. Долотову, Г. Х. Закирова, В. Н. Каплуна, Л. Ф. Кациса, Р. М. Кирсанову, Г. В. Макарову, В. В. Нехотина, А. Е. Парниса, Р. М. Янгирова.
М. П. Одесский, Д. М. Фельдман
От издательства
В тексте романа курсивом выделены разночтения и фрагменты, исключенные из варианта, входившего в ранее издававшиеся собрания сочинений Ильфа и Петрова.