вот так начнешь изучать фамильные портреты и уверуешь в переселение душ
10 цитат из книг Артура Конан Дойла
Сэр Артур Конан Дойл (1859 — 1930) — один из классиков британской литературы, создатель замечательных персонажей, полюбившихся миллионам читателей по всему миру: гениального сыщика Шерлока Холмса и его верного друга доктора Ватсона, эксцентричного профессора Челленджера, а также бравого кавалерийского офицера Жерара. Но все-таки наибольшей популярностью пользуются произведения о приключениях детектива с Бейкер-стрит и его спутника. По мотивам этих шедевров были сняты не менее гениальные сериалы и фильмы.
Мы выбрали 10 цитат из книг Артура Конан Дойла:
В этом мире неважно, сколько вы сделали. Самое главное — суметь убедить людей, что вы сделали много. «Этюд в багровых тонах»
Если возникает чувство, ему должна сопутствовать скромность, настороженность — наследие тех суровых времён, когда любовь и жестокость часто шли рука об руку. «Затерянный мир»
Голова предназначена не только для украшения, ею иногда надо думать. «Этюд в багровых тонах»
Посредственность не знает ничего выше себя, талант же признает гения с первого взгляда. «Долина страха»
Вот так начнешь изучать фамильные портреты и, пожалуй, уверуешь в переселение душ. «Собака Баскервилей»
Ничего так не обманчиво, как слишком очевидные факты. «Собака Баскервилей»
У меня странный организм. Я не помню случая, чтобы работа утомляла меня. Зато безделье меня изнуряет. «Знак четырех»
Женские глаза говорят лучше слов. «Собака Баскервилей»
Комната говорила о том, что в ней идёт непрестанная борьба между изысканностью вкуса её богатого хозяина и его же холостяцкой беспорядочностью. «Затерянный мир»
Я привык иметь в деле только одну тайну. Две чреваты слишком большой путаницей. «Знатный клиент»
Вот так начнешь изучать фамильные портреты и уверуешь в переселение душ
Глава I. МИСТЕР ШЕРЛОК ХОЛМС
Мистер Шерлок Холмс сидел за столом и завтракал. Обычно он вставал довольно поздно, если не считать тех нередких случаев, когда ему вовсе не приходилось ложиться. Я стоял на коврике у камина и вертел в руках палку, забытую нашим вчерашним посетителем, хорошую толстую палку с набалдашником — из тех, что именуются «веским доказательством». Чуть ниже набалдашника было врезано серебряное кольцо шириной около дюйма. На кольце было начертано: «Джеймсу Мортимеру, Ч. К. X. О., от его друзей по ЧКЛ» и дата: «1884». В прежние времена с такими палками — солидными, увесистыми, надежными — ходили почтенные домашние врачи.
— Ну-с, Уотсон, какого вы мнения о ней?
Холмс сидел спиной ко мне, и я думал, что мои манипуляции остаются для него незаметными.
— Откуда вы знаете, чем я занят? Можно подумать, что у вас глаза на затылке!
— Чего нет, того нет, зато передо мной стоит начищенный до блеска серебряный кофейник, — ответил он. — Нет, в самом деле, Уотсон, что вы скажете о палке нашего посетителя? Мы с вами прозевали его и не знаем, зачем он приходил. А раз уж нам так не повезло, придется обратить особое внимание на этот случайный сувенир. Обследуйте палку и попробуйте воссоздать по ней образ ее владельца, а я вас послушаю.
— По-моему, — начал я, стараясь по мере сил следовать методу моего приятеля, — этот доктор Мортимер — преуспевающий медик средних лет, к тому же всеми уважаемый, поскольку друзья наделяют его такими знаками внимания.
— Хорошо! — сказал Холмс. — Превосходно!
— Кроме того, я склонен думать, что он сельский врач, а следовательно, ему приходится делать большие концы пешком.
— Потому что его палка, в прошлом весьма недурная, так сбита, что я не представляю себе ее в руках городского врача. Толстый железный наконечник совсем стерся — видимо, доктор Мортимер исходил с ней немало миль.
— Весьма здравое рассуждение, — сказал Холмс.
— Опять же надпись: «От друзей по ЧКЛ». Я полагаю, что буквы «КЛ» означают клуб, вернее всего охотничий, членам которого он оказывал медицинскую помощь, за что ему и преподнесли этот небольшой подарок.
— Уотсон, вы превзошли самого себя! — сказал Холмс, откидываясь на спинку стула и закуривая папиросу. — Я не могу не отметить, что, описывая со свойственной вам любезностью мои скромные заслуги, вы обычно преуменьшаете свои собственные возможности. Если от вас самого не исходит яркое сияние, то вы, во всяком случае, являетесь проводником света. Мало ли таких людей, которые, не блистая талантом, все же обладают недюжинной способностью зажигать его в других! Я у вас в неоплатном долгу, друг мой.
Я впервые услышал от Холмса такое признание и должен сказать, что его слова доставили мне огромное удовольствие, ибо равнодушие этого человека к моему восхищению им и ко всем моим попыткам предать гласности метод его работы не раз ущемляло мое самолюбие. Кроме того, я был горд тем, что мне удалось не только овладеть методом Холмса, но и применить его на деле и заслужить этим похвалу моего друга.
Холмс взял палку у меня из рук и несколько минут разглядывал ее невооруженным глазом. Потом, явно заинтересовавшись чем-то, отложил папиросу в сторону, подошел к окну и снова стал осматривать палку, но уже через увеличительное стекло.
— Не бог весть что, но все же любопытно, — сказал он, возвращаясь на свое излюбленное место в углу дивана. — Кое-какие данные здесь, безусловно, есть, они и послужат нам основой для некоторых умозаключений.
— Неужели от меня что-нибудь ускользнуло? — спросил я не без чувства самодовольства. — Надеюсь, я ничего серьезного не упустил?
— Увы, дорогой мой Уотсон, большая часть ваших выводов ошибочна. Когда я сказал, что вы служите для меня хорошим стимулом, это, откровенно говоря, следовало понимать так: ваши промахи иногда помогают мне выйти на правильный путь. Но сейчас вы не так уж заблуждаетесь. Этот человек, безусловно, практикует не в городе, и ему приходится совершать большие концы пешком.
— В этом отношении — да.
— Нет, нет, дорогой мой Уотсон, не всё, далеко не всё. Так, например, я бы сказал, что подобное подношение врач скорее всего может получить от какой-нибудь лечебницы, а не от охотничьего клуба, а когда перед лечебницей стоят буквы «ЧК», название «Черингкросская» напрашивается само собой.
— Возможно, что вы правы.
— Все наводит на такое толкование. И если мы примем мою догадку за рабочую гипотезу, то у нас будут дополнительные данные для воссоздания личности нашего неизвестного посетителя.
— Хорошо. Предположим, что буквы «ЧКЛ» означают «Черингкросская лечебница». Какие же дальнейшие заключения можно отсюда вывести?
— А вам ничего не приходит в голову? Вы же знакомы с моим методом. Попробуйте применить его.
— Вывод очевиден: прежде чем уехать в деревню, этот человек практиковал в Лондоне.
— А что, если мы пойдем немного дальше? Посмотрите на это вот под каким углом зрения: почему ему был сделан подарок? Когда его друзья сочли нужным преподнести ему сообща эту палку в знак своего расположения? Очевидно, в то время, когда доктор Мортимер ушел из лечебницы, решив заняться частной практикой. Ему поднесли подарок, это нам известно. Предполагается, что работу в лечебнице он сменил на сельскую практику. Будут ли наши выводы слишком смелыми, если мы скажем, что подарок был сделан именно в связи с его уходом?
— Это весьма вероятно.
Куратор — младший медик, наблюдавший больных клинике.
Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона: Собака Баскервилей
«Приключе́ния Ше́рлока Хо́лмса и до́ктора Ва́тсона: Соба́ка Баскерви́лей» — третья часть телевизионного сериала по мотивам рассказов Артура Конан Дойла о Шерлоке Холмсе. Экранизация одноимённой повести английского писателя.
Цитаты [ править ]
— Интересно, Ватсон, что вы скажете об этой трости?
— Можно подумать, что у вас глаза на затылке!
— Дорогой друг, если б Вы читали мою монографию об органах осязания у сыщиков, вы бы знали, что на кончиках ушей имеются такие тепловые точки… Так что глаз на затылке у меня нет.
— Он видит ваше отражение в кофейнике.
— Дорогой Ватсон! Вы в совершенстве познали мой дедуктивный метод. Но увы… Ваши выводы в большинстве ошибочны.
— Мистер Холмс, явился вчерашний посетитель. Вчера он забыл палку, сегодня пришёл с собакой!
— Подарок?
— Да…
— От Чаринг-Кросского госпиталя?
— Да, от коллег ко дню свадьбы.
— Ой, как скверно-то, а!…
— Провидению препоручаю я вас, дети мои, и заклинаю: остерегайтесь выходить на болота в ночное время, когда силы зла властвуют безраздельно.
— Я борюсь со злом по мере моих скромных сил, но выступать против самого прародителя зла было бы несколько самонадеянно с моей стороны… О чём вы меня, собственно, просите?
— А-а… я вас пока ни о чём не просил…
— Какие ваши соображения?
— Запутанная история.
— Как это верно, Ватсон…
— Это всё, что осталось от Снуппи.
— А как он славно лаял у нас на Бейкер-стрит!
— Вот так начнёшь изучать фамильные портреты и уверуешь в переселение душ.
— Держитесь подальше от торфяных болот.
— За кого меня принимают в этой го-сти-ни-це?! За дурачка?! [стучит ботинком себе по лбу] За дурачка!
— Перестаньте запирать все время этот шкаф. Вы меня ставите в неудобное положение, прошу Вас. [речь идёт о том шкафе, где находятся алкогольные напитки]
— Какой обед может быть на болоте?!
— Любовь сэра Генри грозит бедой только самому сэру Генри.
— Пропал Снуппи. Ушёл на болото, не вернулся.
— Скажите, а кто мог в замке ночью плакать… женским голосом?
— Узнаёте, Ватсон, этот ботинок? Его родной брат сгорел в камине гостиницы «Нортумберленд». Два башмака, а какие разные судьбы.
— С одной стороны у меня большая радость: я раскопал курган в Длинной Низине и обнаружил там череп доисторического человека (для меня это большой праздник), а мистер Френкленд, местный сутяга, собирается подать на меня в суд за то, что я разрыл могилу без согласия на то ближайших родственников погребённого.
— Что это, каша что ли?
— Овсянка, сэр.
— Послушайте, а давайте его поймаем?
— Давайте.
— И всё кончится.
— Не кончится.
— Если вы когда-нибудь захотите провести меня, сначала смените табачный магазин.
— Вы всё пишете и пишете, а Ваш друг все не едет и не едет. Шерлок Холмс! Да-а-а, тут без него не разобраться… Тёмная история, сэр, очень тёмная…
— …ещё рано любоваться красотами наших болот, орхидеи ещё не зацвели.
— Орхидеи ещё не зацвели… Что бы это значило?
— Не зацвели…, и всё!
— …ваш череп мог бы послужить украшением любого антропологического музея.
— Я польщён…
— Так как же его зовут?
— Шерлок… Холмс!
— Я собственными глазами видел, кто… носит… ему… еду.
— Мужчина, с бородой?
— Не-е-ет… Представьте себе, еду носит… ребёнок!
— Вы же знаете мои скромные требования, Ватсон: кусок хлеба, чистый воротничок – что мне ещё нужно?
Артур Конан Дойль «Собака Баскервилей»
Глава I. МИСТЕР ШЕРЛОК ХОЛМС
Мистер Шерлок Холмс сидел за столом и завтракал. Обычно он вставал довольно поздно, если не считать тех нередких случаев, когда ему вовсе не приходилось ложиться. Я стоял на коврике у камина и вертел в руках палку, забытую нашим вчерашним посетителем, хорошую толстую палку с набалдашником – из тех, что именуются «веским доказательством». Чуть ниже набалдашника было врезано серебряное кольцо шириной около дюйма. На кольце было начертано: «Джеймсу Мортимеру, Ч. К. X. О., от его друзей по ЧКЛ» и дата: «1884». В прежние времена с такими палками – солидными, увесистыми, надежными – ходили почтенные домашние врачи.
– Ну‑с, Уотсон, какого вы мнения о ней?
Холмс сидел спиной ко мне, и я думал, что мои манипуляции остаются для него незаметными.
– Откуда вы знаете, чем я занят? Можно подумать, что у вас глаза на затылке!
– Чего нет, того нет, зато передо мной стоит начищенный до блеска серебряный кофейник, – ответил он. – Нет, в самом деле, Уотсон, что вы скажете о палке нашего посетителя? Мы с вами прозевали его и не знаем, зачем он приходил. А раз уж нам так не повезло, придется обратить особое внимание на этот случайный сувенир. Обследуйте палку и попробуйте воссоздать по ней образ ее владельца, а я вас послушаю.
– По‑моему, – начал я, стараясь по мере сил следовать методу моего приятеля, – этот доктор Мортимер – преуспевающий медик средних лет, к тому же всеми уважаемый, поскольку друзья наделяют его такими знаками внимания.
– Хорошо! – сказал Холмс. – Превосходно!
– Кроме того, я склонен думать, что он сельский врач, а следовательно, ему приходится делать большие концы пешком.
– Потому что его палка, в прошлом весьма недурная, так сбита, что я не представляю себе ее в руках городского врача. Толстый железный наконечник совсем стерся – видимо, доктор Мортимер исходил с ней немало миль.
– Весьма здравое рассуждение, – сказал Холмс.
– Опять же надпись: «От друзей по ЧКЛ». Я полагаю, что буквы «КЛ» означают клуб, вернее всего охотничий, членам которого он оказывал медицинскую помощь, за что ему и преподнесли этот небольшой подарок.
– Уотсон, вы превзошли самого себя! – сказал Холмс, откидываясь на спинку стула и закуривая папиросу. – Я не могу не отметить, что, описывая со свойственной вам любезностью мои скромные заслуги, вы обычно преуменьшаете свои собственные возможности. Если от вас самого не исходит яркое сияние, то вы, во всяком случае, являетесь проводником света. Мало ли таких людей, которые, не блистая талантом, все же обладают недюжинной способностью зажигать его в других! Я у вас в неоплатном долгу, друг мой.
Я впервые услышал от Холмса такое признание и должен сказать, что его слова доставили мне огромное удовольствие, ибо равнодушие этого человека к моему восхищению им и ко всем моим попыткам предать гласности метод его работы не раз ущемляло мое самолюбие. Кроме того, я был горд тем, что мне удалось не только овладеть методом Холмса, но и применить его на деле и заслужить этим похвалу моего друга.
Холмс взял палку у меня из рук и несколько минут разглядывал ее невооруженным глазом. Потом, явно заинтересовавшись чем‑то, отложил папиросу в сторону, подошел к окну и снова стал осматривать палку, но уже через увеличительное стекло.
– Не бог весть что, но все же любопытно, – сказал он, возвращаясь на свое излюбленное место в углу дивана. – Кое‑какие данные здесь, безусловно, есть, они и послужат нам основой для некоторых умозаключений.
– Неужели от меня что‑нибудь ускользнуло? – спросил я не без чувства самодовольства. – Надеюсь, я ничего серьезного не упустил?
– Увы, дорогой мой Уотсон, большая часть ваших выводов ошибочна. Когда я сказал, что вы служите для меня хорошим стимулом, это, откровенно говоря, следовало понимать так: ваши промахи иногда помогают мне выйти на правильный путь. Но сейчас вы не так уж заблуждаетесь. Этот человек, безусловно, практикует не в городе, и ему приходится совершать большие концы пешком.
– В этом отношении – да.
– Нет, нет, дорогой мой Уотсон, не всё, далеко не всё. Так, например, я бы сказал, что подобное подношение врач скорее всего может получить от какой‑нибудь лечебницы, а не от охотничьего клуба, а когда перед лечебницей стоят буквы «ЧК», название «Черингкросская» напрашивается само собой.
– Возможно, что вы правы.
– Все наводит на такое толкование. И если мы примем мою догадку за рабочую гипотезу, то у нас будут дополнительные данные для воссоздания личности нашего неизвестного посетителя.
– Хорошо. Предположим, что буквы «ЧКЛ» означают «Черингкросская лечебница». Какие же дальнейшие заключения можно отсюда вывести?
– А вам ничего не приходит в голову? Вы же знакомы с моим методом. Попробуйте применить его.
– Вывод очевиден: прежде чем уехать в деревню, этот человек практиковал в Лондоне.
– А что, если мы пойдем немного дальше? Посмотрите на это вот под каким углом зрения: почему ему был сделан подарок? Когда его друзья сочли нужным преподнести ему сообща эту палку в знак своего расположения? Очевидно, в то время, когда доктор Мортимер ушел из лечебницы, решив заняться частной практикой. Ему поднесли подарок, это нам известно. Предполагается, что работу в лечебнице он сменил на сельскую практику. Будут ли наши выводы слишком смелыми, если мы скажем, что подарок был сделан именно в связи с его уходом?
– Это весьма вероятно.
– Теперь отметьте, что он не мог состоять в штате консультантов лечебницы, ибо это допустимо только врачу с солидной лондонской практикой, а такой врач вряд ли уехал бы из города. Тогда кем же он был? Если он работал там, не будучи штатным консультантом, значит, ему отводилась скромная роль куратора 1 , живущего при лечебнице, то есть немногим большая, чем роль практиканта. И он ушел оттуда пять лет назад – смотрите дату на палке. Таким образом, дорогой мой Уотсон, ваш солидный пожилой домашний врач испарился, а вместо него перед нами вырос весьма симпатичный человек около тридцати лет, нечестолюбивый, рассеянный и нежно любящий свою собаку, которая, как я приблизительно прикидываю, больше терьера, но меньше мастифа.
Я недоверчиво рассмеялся, а Шерлок Холмс откинулся на спинку дивана и пустил в потолок маленькие, плавно колеблющиеся в воздухе кольца дыма.
– Что касается последнего пункта, то тут вас никак не проверишь, – сказал я, – но кое‑какие сведения о возрасте этого человека и его карьере мы сейчас отыщем.
Я снял со своей маленькой книжной полки медицинский справочник и нашел нужную фамилий). Там оказалось несколько Мортимеров, но я сразу же отыскал нашего посетителя и прочел вслух все, что к нему относилось:
– «Мортимер Джеймс, с 1882 года член Королевского хирургического общества. Гримпен, Дартмур, графство Девоншир. С 1882 по 1884 год – куратор Черингкросской лечебницы. Удостоен премии Джексона по разделу сравнительной патологии за работу „Не следует ли считать болезни явлением атавистического порядка?“. Член‑корреспондент Шведского патологического общества. Автор статей „Аномальные явления атавизма“ („Ланцет“, 1882), „Прогрессируем ли мы?“ („Вестник психологии“, март 1883). Сельский врач приходов Гримпен, Торсли и Хай‑Бэрроу».
– Ни слова об охотничьем клубе, Уотсон, – с лукавой улыбкой сказал Холмс, – зато действительно сельский врач, как вы тонко подметили. Мои умозаключения правильны. Что же касается прилагательных, то, если не ошибаюсь, я употребил следующие: симпатичный, нечестолюбивый и рассеянный. Уж это я знаю по опыту – только симпатичные люди получают прощальные подарки, только самые нечестолюбивые меняют лондонскую практику на сельскую и только рассеянные способны оставить свою палку вместо визитной карточки, прождав больше часа в вашей гостиной.
– Была приучена носить поноску за хозяином. Эта палка не из легких, собака брала ее посередине и крепко сжимала зубами, следы которых видны совершенно отчетливо. Судя по расстоянию между отметинами, для терьера такие челюсти слишком широки, а для мастифа узки. Возможно, что… Боже мой! Ну, конечно, курчавый спаниель!
Говоря это, Холмс сначала расхаживал по комнате, потом остановился у оконной ниши. В его последних словах прозвучало такое твердое убеждение, что я недоуменно взглянул на него:
– Послушайте, друг мой, почему вы в этом уверены?
– По той простой причине, что я вижу собаку у наших дверей, а вот и звонок ее хозяина. Не уходите, Уотсон, прошу вас. Вы же с ним коллеги, и ваше присутствие поможет мне. Вот она, роковая минута, Уотсон! Вы слышите шаги на лестнице, эти шаги врываются в вашу жизнь, но что они несут с собой – добро или зло, неизвестно. Что понадобилось человеку науки, доктору Джеймсу Мортимеру, от сыщика Шерлока Холмса. Войдите.
Наружность нашего гостя удивила меня, ибо я рассчитывал увидеть типичного сельского врача. Доктор Мортимер оказался очень высоким, худым человеком с длинным носом, торчащим, словно клюв, между серыми, близко посаженными глазами, которые ярко поблескивали за золотой оправой очков. Одет он был, как и подобает человеку его профессии, но с некоторой неряшливостью: сильно поношенный пиджак, обтрепанные брюки. Он уже сутулился, несмотря на молодые годы, и странно вытягивал шею, благожелательно приглядываясь к нам. Как только наш гость вошел в комнату, его взгляд тотчас же упал на палку в руках Холмса, и он с радостным криком потянулся за ней.
– Какое счастье! А я никак не мог вспомнить, где я ее оставил, здесь или в пароходной компании. Потерять такую вещь! Это было бы просто ужасно!
Подарок? – спросил Холмс.
От Черингкросской лечебницы?
Да, от тамошних друзей ко дню моей свадьбы.
Ай‑ай, как это скверно! – сказал Холмс, покачивая головой.
Доктор Мортимер изумленно заморгал глазами:
– А что же тут скверного?
– Только то, что вы нарушили ход наших умозаключений. Значит, подарок был свадебный?
– Да, сэр. Я женился и оставил лечебницу, а вместе с ней и все надежды на должность консультанта. Надо было обзаводиться собственным домом.
– Ну, вот видите, мы не так уж сильно ошиблись, – сказал Холмс. – А теперь, доктор Джеймс Мортимер…
– Что вы, что вы! У меня нет докторской степени, я всего лишь скромный член Королевского хирургического общества.
И, по‑видимому, человек научного склада ума?
Я имею только некоторое отношение к науке, мистер Холмс: так сказать, собираю раковины на берегу необъятного океана познания. Если не ошибаюсь, я имею честь говорить с мистером Шерлоком Холмсом, а не с…
– Нет, доктор Уотсон вот – перед вами.
– Очень рад познакомиться, сэр. Ваше имя часто упоминается рядом с именем вашего друга. Вы меня чрезвычайно интересуете, мистер Холмс. Я никак не ожидал, что у вас такой удлиненный череп и так сильно развиты надбровные дуги. Разрешите мне прощупать ваш теменной шов. Слепок с вашего черепа, сэр, мог бы служить украшением любого антропологического музея до тех пор, пока не удастся получить самый оригинал. Не сочтите это за лесть, но я просто завидую такому черепу.
Шерлок Холмс усадил нашего странного гостя в кресло.
– Мы с вами, по‑видимому, оба энтузиасты своего дела, сэр, – сказал он. – Судя по вашему указательному пальцу, вы предпочитаете сами набивать папиросы. Не стесняйтесь, закуривайте.
Доктор Мортимер вынул из кармана табак и с поразительной ловкостью набил папиросу. Его длинные, чуть дрожащие пальцы двигались проворно и беспокойно, как щупальца у насекомого.
Холмс сидел молча, но быстрые, мимолетные взгляды, которые он бросал на нашего занятного собеседника, ясно говорили о том, что этот человек сильно интересует его.
– Я полагаю, сэр, – начал он наконец, – что вы оказали мне честь своим вчерашним и сегодняшним посещением не только ради обследования моего черепа?
– Нет, сэр, конечно, нет! Правда, я счастлив, что мне представилась такая возможность, но меня привело к вам совсем не это, мистер Холмс. Я человек отнюдь не практической складки, а между тем передо мной внезапно встала одна чрезвычайно серьезная и чрезвычайно странная задача. Считая вас вторым по величине европейским экспертом…
– Вот как, сэр! Разрешите полюбопытствовать, кто имеет честь быть первым? – довольно резким тоном спросил Холмс.
– Труды господина Бертильона 2 внушают большое уважение людям с научным складом мышления.
– Тогда почему бы вам не обратиться к нему?
– Я говорил, сэр, о «научном складе мышления», но как практик вы не знаете себе равных – это признано всеми. Надеюсь, сэр, что я не позволил себе излишней…
– Так, самую малость, – ответил Холмс. – Однако, доктор Мортимер, я думаю, что вы поступите совершенно правильно, если сейчас же, без дальнейших отступлений, расскажете мне, в чем состоит дело, для разрешения которого вам требуется моя помощь.
23 цитаты гения детектива Артура Конана Дойла в закладки 10
Сэр Артур Конан Дойл (1859 — 1930) — один из классиков британской литературы, создатель замечательных персонажей, полюбившихся миллионам читателей по всему миру. Кроме того, это человек, которому сама судьба предначертала быть «генератором идей». Именно ему принадлежит мысль о прокладке туннеля под Ла-Маншем, создании плавучих мин, надувных резиновых лодок для спасения корабельных экипажей, камуфляжных сеток для орудийных расчетов, нательной брони. Он предвидел подводную войну и даже обратился с соответствующим проектом в правительство, но встретил бюрократическое непонимание, дорого стоившее Великобритании в годы Первой мировой войны.
Современники считали Конан Дойла «совершеннейшим воплощением джентльмена» — в обращении с людьми разных сословий, особенно с женщинами.
Умер Конан Дойл 11 июля 1930 года. На надгробии было начертано: «Stee true, blade straight» — «Верен как сталь, прям как клинок».
Вот 23 цитаты сэра Артура:
Не важно, сколько вы сделали, главное — суметь убедить людей, что вы сделали много.
Порочность жертвы не может оправдать убийцу в глазах закона.
Где нет пищи воображению, там нет и страха.
Глупец глупцу всегда внушает восхищение.
Жизнь гораздо более удивительна, чем все, что способен создать человеческий разум.
Простое объяснение всегда приходит в голову в последнюю очередь.
Эмоции враждебны чистому мышлению.
Вы наделены великим талантом. Вы умеете молчать. Благодаря этой способности вы незаменимый товарищ.
Ах, сколько зла на свете, и хуже всего, когда злые дела совершает умный человек!
Женские глаза говорят лучше слов.
Некоторые люди, не обладая выдающимися способностями, мастерски умеют зажигать их в других.
В пылу победы не чувствуешь всех ужасов войны. Только в леденящем душу ознобе поражения сознаешь их до конца.
Героем можно быть везде.
Работа — лучшее противоядие от горя.
Сейчас же приходите, если можете. Если не можете, приходите все равно.
Женщина остается для нас, мужчин, совершенной загадкой. Она может придать забвению или хотя бы принять на веру прошлое, пусть даже тяжкое, преступление, и в то же время терзать себя из-за сущего пустяка.
Знаете, как врачи иной раз посылают неизлечимо больных к знахарю. Они рассуждают так: сами мы ничего больше сделать не можем, а больному все равно хуже не будет.
Чистая совесть — превосходное снотворное.
Месть не приносит удовлетворения, если твой враг не знает, кто сразил его.
Вот так начнешь изучать фамильные портреты и, пожалуй, уверуешь в переселение душ.
— Я склонен думать…
— Похвальное намерение.
Посредственность не знает ничего выше себя, а талант мгновенно распознает гениальность.