вот друг гвинеец так и прет
ЧИТАТЬ КНИГУ ОНЛАЙН: Книга 1
НАСТРОЙКИ.
СОДЕРЖАНИЕ.
СОДЕРЖАНИЕ
Владимир Высоцкий родился в Москве в 1938 г.
Его артистическая деятельность известна по спектаклям, кинофильмам, по рецензиям на эти постановки. В настоящее время он ведущий актер театра на таганке. Он является одним из создателей поэтического театра. Его исполнение поэтических произведений, его манера чтения общепризнаны. их отличает современность, гражданственность и глубокое понимание авторского замысла.
Но в данном случае речь пойдет о другой стороне его творческой деятельности — о его песнях. Он сочетает в одном лице и поэта, и композитора, и исполнителя. Редкий и счастливый дар, где все трое в высшей степени профессиональны и как нельзя лучше подходят друг другу.
Началось это давно. вспомним москву 60-тых годов… московские дворики, коммунальные квартиры… амнистии… и парень с гитарой, который может не только петь и играть, но и сочинять песни. И он их пишет, пишет много. Песни подхватываются в компаниях… Сначала наивные, мальчишеские, временами под блатные, но очень самобытные и талантливые. Блатной фольклор… Он опоэтизировал его… Это юность. Но он сделала в этом жанре столько, сколько до него и сделано не было.
Годы идут. Он взрослеет, размышляет. Но он не может не петь… И появляются прекрасные песни на близкую еще военную тему, песни гражданские о жизни. Он уже выходит на эстраду. Но надо еще многое доказывать и бороться за свои песни. Время идет… И вот его уже просят написать песни по заказу для спектаклей, для кинофильмов. Его признали. На его концерты попасть не так просто.
Известность по Союзу его очень велика. Очень разнообразна и аудитория слушателей и по составу и по годам. Его творчест во да и жизнь обрастают даже мифическими наслоениями… «ведь ходят слухи…». Многие песни или отдельные выражения и слова стали приобретать «народный» характер, так как их авторство теряется.
Записи с его песнями крутятся на магнитофонах, слушаются… они вызывают и настоящий непосредственный, искренний смех (у него много комедийных песен) и заставляют задумываться…
А за песнями стоит наш современник, молодой человек, с очень здоровым чувством юмора, присущим нашей эпохе, чело век с убеждениями, размышляющий. он многое понял, ему есть, что сказать и есть силы бороться за свои убеждения.
В пору зрелости художник всегда знает цену своему искус ству. Он вполне обладает уверенностью и равновесием, той си лой над самим собой, которая необходима для создания в твор ческом напряжении произведений большой внутренней сложности и глубины.
«Мужественные, зычные интонации…» — так пишут о нем в прессе (правда, мало и редко). «Крепко поет…» — так говорят о нем. Говорят все и даже младшее поколение поющих ребят, но затихающих, как только они услышат его записи, поколение, которое в наше время избаловано целой волной и гитар, и певцов, и пр…
Принимают его и понимают многие по-разному. Одним, например, больше нравятся сказки… (мол, такие песни никто больше не пишет и не поет — только высоцкий), другим — более серьезные песни (смотрите, как прекрасно, и Высоцкий может… как все).
Он на виду. Идут вокруг разговоры и слухи о его личной жизни. но это ведь разговоры… а попробуйте написать около 250 песен. ему некогда, ему надо работать, ему еще многое надо сделать:
«Узнать, а есть предел там, на краю земли… И можно ли раздвинуть горизонты…»
Он уже их раздвинул в своих песнях и своими песнями. Но никог да не надо забывать, что за ними стоит не песенная машина, а только чувствующий поэт. И к нему с полным правом можно отнести слова его старшего современника:
«Будут вам стихи и песни, и еще не раз… Только вы нас берегите. Берегите нас».
Вот уж восемь лет исполнилось нашему театру, в котором я работаю со дня его основания. Организовался он на месте старого театра, который назывался «Театр драмы и комедии», а сейчас он называется просто — «Театр на Таганке». Но за этим «просто» стоят многие годы нашей работы. В старое помещение пришла группа молодых актеров во главе с Юрием Петровичем Любимовым. Он бывший актер вахтанговского театра, известный актер. Он преподавал в Щукинском училище и на выпускном курсе этого училища сделал спектакль «Добрый человек из Сезуана». По тому времени, девять лет назад, это произвело впечатление разорвавшейся бомбы. Этот спектакль был без декораций, сделан в условной манере, очень интересный по пластике, там, например, очень много музыки, которую написали актеры с этого курса, там было много и так называемых «зонгов».
Первая линия и очень большая в театре — это поэтическая. Дело в том, что поэтический репертуар после 20-ых годов, когда была «Синяя блуза», «Кривое зеркало» и т. д., был забыт. И вот мы стали пионерами, чтобы возобновить этот прекрасный жанр по этического театра.
Началось это с пьесы, или лучше сказать, с поэтического пред ставления по произведениям Андрея Вознесенского. Называется это произведение «Антимиры». Мы играли его уже около 500 раз. Сдела ли мы эту работу очень быстро, за три недели. Половину спектакля играли мы, а потом сам Вознесенский, если он не был в отъезде (он все время уезжает, больше всего на периферию — в Америку, в Италию…). Но когда он возвращается оттуда, бывают такие спектакли, когда он принимает участие в наших представлениях, в основном юбилейных (100, 200, 300, 400…). Он пишет новые стихи, читает их так что, кому повезет, могут застать поэта в нашем театре.
Вообще дружба с поэтами у нас большая.
И вторым поэтическим спектаклем был спектакль «Павшие и живые» о поэтах и писателях, которые участвовали в Великой Отечественной войне. Некоторые из них погибли, другие остались живы, но взяты именно те произведения, где отразилась военная тематика.
Потом был спектакль «Послушайте Маяковского» по произведениям Маяковского. Пьесу эту написал уже актер нашего театра Веня Смехов.
После этого драматическая поэма Есенина «Пугачев», которую пытались ставить многие из режиссеров, включая Мейерхольда, но как-то не получалось при живом авторе. Это было сложно. Автор не разре шал переделывать ни одного слова. Есенин был человек скандальный в смысле своего творчества. Он никогда не допускал переделывать даже… на секунду, он ничего не разрешал. И они не поставили… ну, вот, у нас этот спектакль идет уже несколько лет подряд.
Сейчас мы приступили к репетициям над пьесой по поэме Евтушенко «Послушай, Статуя Свободы». Начинаем также работу над пьесой о Пушкине, написанной нашим главным режиссером Ю. П. Любимовым в
Вот друг гвинеец так и прет
Владимир Высоцкий родился в Москве в 1938 г.
Его артистическая деятельность известна по спектаклям, кинофильмам, по рецензиям на эти постановки. В настоящее время он ведущий актер театра на таганке. Он является одним из создателей поэтического театра. Его исполнение поэтических произведений, его манера чтения общепризнаны. их отличает современность, гражданственность и глубокое понимание авторского замысла.
Но в данном случае речь пойдет о другой стороне его творческой деятельности — о его песнях. Он сочетает в одном лице и поэта, и композитора, и исполнителя. Редкий и счастливый дар, где все трое в высшей степени профессиональны и как нельзя лучше подходят друг другу.
Началось это давно. вспомним москву 60-тых годов… московские дворики, коммунальные квартиры… амнистии… и парень с гитарой, который может не только петь и играть, но и сочинять песни. И он их пишет, пишет много. Песни подхватываются в компаниях… Сначала наивные, мальчишеские, временами под блатные, но очень самобытные и талантливые. Блатной фольклор… Он опоэтизировал его… Это юность. Но он сделала в этом жанре столько, сколько до него и сделано не было.
Годы идут. Он взрослеет, размышляет. Но он не может не петь… И появляются прекрасные песни на близкую еще военную тему, песни гражданские о жизни. Он уже выходит на эстраду. Но надо еще многое доказывать и бороться за свои песни. Время идет… И вот его уже просят написать песни по заказу для спектаклей, для кинофильмов. Его признали. На его концерты попасть не так просто.
Известность по Союзу его очень велика. Очень разнообразна и аудитория слушателей и по составу и по годам. Его творчест во да и жизнь обрастают даже мифическими наслоениями… «ведь ходят слухи…». Многие песни или отдельные выражения и слова стали приобретать «народный» характер, так как их авторство теряется.
Записи с его песнями крутятся на магнитофонах, слушаются… они вызывают и настоящий непосредственный, искренний смех (у него много комедийных песен) и заставляют задумываться…
А за песнями стоит наш современник, молодой человек, с очень здоровым чувством юмора, присущим нашей эпохе, чело век с убеждениями, размышляющий. он многое понял, ему есть, что сказать и есть силы бороться за свои убеждения.
В пору зрелости художник всегда знает цену своему искус ству. Он вполне обладает уверенностью и равновесием, той си лой над самим собой, которая необходима для создания в твор ческом напряжении произведений большой внутренней сложности и глубины.
«Мужественные, зычные интонации…» — так пишут о нем в прессе (правда, мало и редко). «Крепко поет…» — так говорят о нем. Говорят все и даже младшее поколение поющих ребят, но затихающих, как только они услышат его записи, поколение, которое в наше время избаловано целой волной и гитар, и певцов, и пр…
Принимают его и понимают многие по-разному. Одним, например, больше нравятся сказки… (мол, такие песни никто больше не пишет и не поет — только высоцкий), другим — более серьезные песни (смотрите, как прекрасно, и Высоцкий может… как все).
Он на виду. Идут вокруг разговоры и слухи о его личной жизни. но это ведь разговоры… а попробуйте написать около 250 песен. ему некогда, ему надо работать, ему еще многое надо сделать:
Он уже их раздвинул в своих песнях и своими песнями. Но никог да не надо забывать, что за ними стоит не песенная машина, а только чувствующий поэт. И к нему с полным правом можно отнести слова его старшего современника:
Вот уж восемь лет исполнилось нашему театру, в котором я работаю со дня его основания. Организовался он на месте старого театра, который назывался «Театр драмы и комедии», а сейчас он называется просто — «Театр на Таганке». Но за этим «просто» стоят многие годы нашей работы. В старое помещение пришла группа молодых актеров во главе с Юрием Петровичем Любимовым. Он бывший актер вахтанговского театра, известный актер. Он преподавал в Щукинском училище и на выпускном курсе этого училища сделал спектакль «Добрый человек из Сезуана». По тому времени, девять лет назад, это произвело впечатление разорвавшейся бомбы. Этот спектакль был без декораций, сделан в условной манере, очень интересный по пластике, там, например, очень много музыки, которую написали актеры с этого курса, там было много и так называемых «зонгов».
Первая линия и очень большая в театре — это поэтическая. Дело в том, что поэтический репертуар после 20-ых годов, когда была «Синяя блуза», «Кривое зеркало» и т. д., был забыт. И вот мы стали пионерами, чтобы возобновить этот прекрасный жанр по этического театра.
Началось это с пьесы, или лучше сказать, с поэтического пред ставления по произведениям Андрея Вознесенского. Называется это произведение «Антимиры». Мы играли его уже около 500 раз. Сдела ли мы эту работу очень быстро, за три недели. Половину спектакля играли мы, а потом сам Вознесенский, если он не был в отъезде (он все время уезжает, больше всего на периферию — в Америку, в Италию…). Но когда он возвращается оттуда, бывают такие спектакли, когда он принимает участие в наших представлениях, в основном юбилейных (100, 200, 300, 400…). Он пишет новые стихи, читает их так что, кому повезет, могут застать поэта в нашем театре.
Вообще дружба с поэтами у нас большая.
И вторым поэтическим спектаклем был спектакль «Павшие и живые» о поэтах и писателях, которые участвовали в Великой Отечественной войне. Некоторые из них погибли, другие остались живы, но взяты именно те произведения, где отразилась военная тематика.
Потом был спектакль «Послушайте Маяковского» по произведениям Маяковского. Пьесу эту написал уже актер нашего театра Веня Смехов.
После этого драматическая поэма Есенина «Пугачев», которую пытались ставить многие из режиссеров, включая Мейерхольда, но как-то не получалось при живом авторе. Это было сложно. Автор не разре шал переделывать ни одного слова. Есенин был человек скандальный в смысле своего творчества. Он никогда не допускал переделывать даже… на секунду, он ничего не разрешал. И они не поставили… ну, вот, у нас этот спектакль идет уже несколько лет подряд.
Сейчас мы приступили к репетициям над пьесой по поэме Евтушенко «Послушай, Статуя Свободы». Начинаем также работу над пьесой о Пушкине, написанной нашим главным режиссером Ю. П. Любимовым в содружестве с собственной супругой Людмилой Васильевной Целиковской.
Вот видите, мы варимся в собственном соку, и когда спрашивают — уйду ли я из театра на эстраду или в кино, я могу абсолютно серьезно сказать — «нет». Этого никогда не произойдет, потому что работа в театре очень интересна и по собственному желанию из нашего театра никто никогда не уходил. Ну, если попросят, то ухо дят, но неохотно. И вторая линия, начавшаяся со спектакля Брехта, это — гражданст венная тематика. В очень яркой форме она развивалась в спектакле «10 дней, которые потрясли мир», который стал нашей классикой. Большинство знает этот спектакль, он очень известен в Москве. Начинается он еще на улице — это знамена висят на театре, выходят актеры театра в одежде революционных матросов и солдат, и перед театром многие из них с гармошками, с балалайками поют песни. У нас здесь рядом станция метро, поэтому много народа, люди останавливаются, интересуются в чем дело и, когда узнают, то создается такая атмосфера тепла, юмора и веселья около театра. Отчего это? Ленин сказал, что «революция — праздник угнетенных и эксплуатируемых», и все это представление «10 дней, которые потрясли мир» по книге Джона Рида сделаны как праздник.
Вот друг гвинеец так и прет
Сейчас все бегают, вы знаете, — бегом от инфаркта. Вот я написал такую песню — «Марафон, или Бег на длинную дистанцию». Правда — про соревнования. Это не песня даже — просто такая картинка на стадионе, зарисовка, эссе…
Но написана она вовсе не по поводу бега, а по поводу некоторых комментариев к различным спортивным состязаниям, которые часто слышишь по телевидению, — в основном к хоккейным матчам, — когда комментаторы не задумываются о словосочетаниях, которые они употребляют. Вот, например, так радостно, бравым голосом вдруг вам объявят: «Вот еще одну шайбу забили наши чехословацкие друзья!» — или, предположим: «Грубо, грубо играют наши чехословацкие друзья!» И думаешь: почему же они — друзья, если грубо играют, шайбу забили. Они на поле — соперники и противники. И это верно, потому что нужно за кого-то болеть, один должен победить другого — в этом смысл спорта. А друзья они — где-то в другом месте, в другой обстановке, за столом где-нибудь… Ну почему нужно обязательно всегда что-то мешать иное, чем спортивный азарт и чисто спортивное восприятие?!
Я тогда еще задумывался вообще о многих словах, первоначальный смысл которых мы забыли, затерли. Например, «дорогие товарищи». Разве мы употребляем это теперь так, как положено употреблять? Мы говорим: «Вы у меня, дорогой товарищ, дождетесь. » — забывая, что «дорогой» — это то, что мы ценим, чем дорожим; а «товарищи» — это самые близкие нам люди. А мы совсем забыли, что это значит, — не в смысле «товарищ, дайте закурить», а — товарищи — слово, которое употреблял Симонов:
Поэтому когда так формально произносят это слово, то это меня всегда приводит в недоумение. Я стараюсь избегать этого.
Или вот, например, недавно наши играли со сборной НХЛ в США, вел репортаж Озеров, и он все время говорил: «канадские профессионалы», «канадские профессионалы»… Надо было про наших тогда говорить: «советские любители»! Ведь он, наверное, намекает, что профессионалы — потому что они деньги якобы получают за игры, а наши — нет. Ну, это, во-первых, не совсем так, а во-вторых, для меня профессионализм — это просто умение хорошо делать свое дело. Да я считаю, что, в общем, в этих играх как раз наши-то оказались большими профессионалами, чем канадцы, — потому что выиграли.
Это вообще похоже на такой вот случай. На «Узбекфильме» работала цыганская группа, и режиссер все время говорил: «Товарищи цыгане, встаньте сюда! Товарищи цыгане, встаньте сюда. » И ему кто-то ответил: «Сейчас, товарищ узбек!»
Значит, «товарищ узбек» — смешно, а «товарищи цыгане» — нет? Неважно, какие национальности я употребляю, важен сам факт. Надо просто думать про сочетания слов.
Варианты «Марафон»
Варианты 1 куплета:
По гаревой дорожке, —
Мне есть нельзя,
мне пить нельзя,
Мне спать нельзя —
ни крошки.
Я бегу, бегу, бегу, бегу.
Я бегу, бегу, бегу, бегу.
Я бегу, бегу, бегу, бегу, бегу, бегу. Я всё бегу.
Я всё бегу, бегу, бегу,топчу, скользя
По гаревой дорожке, —
Мне есть нельзя,
мне пить нельзя,
Мне спать нельзя —
ни крошки.
Я бегу, топчу, скользя
По гаревой дорожке, —
Есть нельзя,
и спать нельзя,
И пить нельзя —
ни крошки.
Мне есть нельзя,
мне пить нельзя,
Мне спать нельзя —
ни крошки.
Мне есть нельзя,
мне пить нельзя,
Мне спать нельзя —
ни крошки.
Я бегу, бегу, бегу, бегу.
Я бегу, бегу, бегу. Нет.
Я бегу, бегу, бегу, бегу, бегу, бегу, бегу, бегу, бегу-у-у, топчу, скользя
По гаревой дорожке, —
И мне есть нельзя,
мне пить нельзя,
Мне спать нельзя —
ни крошки.
Мне спать нельзя —
ни крошки.
Варианты 2 куплета:
У Гурьева Тимошки?
Так нет: бегу, бегу, топчу
По гаревой дорожке.
А вот, может, пока я бегу, я гулять хочу
У Гурьева Тимошки?
Так нет: бегу, бегу, топчу
По гаревой дорожке.
Ну а может, как раз я в тот самый момент, когда я бегу, я гулять хочу
У Гурьева Тимошки?
Так нет: бегу, бегу, бегу, топчу
По гаревой дорожке.
А может, вот пока я бегу, я гулять хочу
У Гурьева Тимошки?
Так нет: я бегу, бегу, топчу
По гаревой дорожке.
Ну а может, как раз, когда я бегу, я гулять хочу
У Гурьева Тимошки?
Так нет: бегу, бегу, топчу
По гаревой дорожке.
У Гурьева Тимошки?
Так нет: я всё бегу, бегу, бегу, я всё бегу, бегу, бегу, топчу
По этой самой гаревой дорожке.
А может, я как раз в этот момент я гулять хочу
У Гурьева Тимошки?
Так нет: я всё бегу, бегу, бегу, я всё бегу, топчу
По гаревой дорожке.
Я сейчас гулять хочу
У Гурьева Алёшки!
Ну а я бегу, топчу
По гаревой дорожке.
Ну а может, как раз я в тот момент гулять хочу
У Гурьева Алёшки?
Так нет: я всё бегу, бегу, бегу, я всё бегу, бегу, топчу
По гаревой дорожке.
Но, может, как раз в тот момент, когда я бегу, я гулять хочу
У Гурьева Тимошки?
Так нет: бегу, бегу, бегу, топчу
По гаревой дорожке.
А может, как раз когда я бегу, в тот самый момент я гулять хочу
У Гурьева Тимошки?
Так нет: бегу, бегу, топчу
По гаревой дорожке.
А может, я как раз в тот момент гулять хочу
У Гурьева Тимошки?
Так нет: я всё бегу, бегу, бегу, я всё бегу, бегу, топчу
По гаревой дорожке.
А может, как раз когда вот я бегу, я гулять хочу
У Гурьева Тимошки?
Так нет: я всё бегу, бегу, топчу
По гаревой дорожке.
А может, вот пока я бегу, я гулять хочу
У Гурьева Тимошки?
Так нет: бегу, бегу, топчу
Ну а вот, может, пока я бегу, я гулять хочу
У Гурьева Тимошки?
Так нет: бегу, бегу, топчу
По гаревой дорожке.
Ну а может, я как раз в тот момент гулять хочу
У Гурьева Тимошки?
Так нет: я всё бегу, бегу, бегу, топчу
По гаревой дорожке.
А может, я как раз в этот самый момент гулять хочу
У Гурьева Тимошки?
Так нет: я всё бегу, бегу, бегу, бегу, топчу
По гаревой дорожке.
Ну а может, как раз я в тот момент гулять хочу
У Гурьева Тимошки?
По гаревой дорожке.
Ну а может, я как раз в тот момент гулять хочу
У Гурьева Тимошки?
Так нет: я всё бегу, бегу, я бегу, я всё бегу, топчу
По гаревой дорожке.
Ну а может, я как раз в тот момент гулять хочу
У Гурьева Тимошки?
Так нет: я всё бегу, бегу, бегу, я бегу, я бегу, топчу
По гаревой дорожке.
Варианты 3 куплета:
А гвинеец Сэм Брук
Обошёл меня на круг!
А ещё вчера все вокруг
Мне говорили: «Сэм — друг!»
А гвинеец Сэм Брук
Обошёл меня на круг!
А ещё вчера все вокруг
Мне говорили: «Сэм — друг!
Сэм — наш гвинейский друг!»
А гвинеец Сэм Брук
Обошёл меня на круг!
А ещё вчера мне все вокруг
Говорили: «Сэм — друг!
Сэм — наш гвинейский друг!»
А гвинеец Сэм Брук
Обошёл меня на круг!
А вчера все вокруг
Говорили: «Сэм — друг!
Сэм — наш гвинейский друг!»
А гвинеец Сэм Брук
Обошёл меня на круг!
А ещё вчера мне все вокруг
Говорили: «Сэм — друг!»
Варианты 4 куплета:
Вот друг-гвинеец так и прёт —
Всё больше отставание.
Ну, я надеюсь, что придёт
Второе мне дыхание.
Так вот, друг-гвинеец так и прёт —
Всё больше отставание.
Ну, я надеюсь, что придёт
Второе мне дыхание.
Ну так вот друг-гвинеец так и прёт —
Всё больше отставание.
Но я надеюсь, что придёт
Второе мне дыхание.
Друг-гвинеец так и прёт —
Всё больше отставание.
Ничего, ко мне придёт
Второе то дыхание.
Вон друг-гвинеец так и прёт —
Всё больше отставание.
Второе мне дыхание.
Вот друг-гвинеец так и прёт —
Всё больше отставание.
Но я надеюсь, что придёт
Второе мне дыхание.
Так вот, друг-гвинеец так и прёт —
Всё больше отставание.
Ну, я надеюсь, что придёт
Потом второе мне дыхание.
Друг-гвинеец так и прёт —
Всё больше отставание.
Но я надеюсь, что придёт
Второе мне дыхание.
Так вот, друг-гвинеец так и прёт —
Всё больше отставание.
Но я надеюсь, что придёт
Второе мне дыхание.
Так вот друг-гвинеец во даёт —
Всё больше отставание.
Второе мне дыхание.
Ну так вот, друг-гвинеец так и прёт —
Всё больше отставание.
Ну, я надеюсь, мне придёт
Второе то дыхание.
Вот друг-гвинеец так и прёт —
Всё больше отстояние.
Ну, я надеюсь, мне придёт
Второе мне дыхание.
Варианты 5 куплета:
Потом я третье за ним ищу,
Потом — четвертое дыханье.
Ну, я на пятом-то, конечно, сокращу
С гвинейцем расстоянье!
Потом я третье за ним ищу,
Четвертое дыханье.
Ну, я на пятом сокращу
С гвинейцем расстоянье!
Потом я третье за ним ищу,
Ну, я на пятом-то, конечно, я сокращу
С гвинейцем расстоянье!
Третье за ним ищу,
Четвертое дыханье —
На четвёртом сокращу
С гвинейцем расстоянье!
Потом я третье за ним ищу,
Потом — четвертое дыханье.
Ну, я на пятом-то сокращу
С гвинейцем расстоянье!
Потом я третье за ним ищу,
Потом — четвертое дыханье.
Ну, я, конечно, на пятом-то сокращу
С гвинейцем расстоянье!
Потом я третье за ним ищу,
Потом — ещё четвертое дыханье.
Ну, я на пятом-то, конечно, сокращу
С гвинейцем расстоянье!
Потом я третье за ним ищу,
Ну, я на пятом сокращу
С гвинейцем расстоянье!
Варианты 6 куплета:
Ну-ну, ну, тоже мне — хорош друг!
Гляди: он обошёл меня на круг!
А ещё вчера все вокруг
Мне говорили: «Сэм — друг!»
Сэм — наш, говорили, гвинейский друг!
Нет, ну тоже мне, а, — хорош друг!
Гляди: он обошёл меня на круг!
А ещё вчера все вокруг
Мне говорили: «Сэм — друг!»
Сэм — наш, говорили, гвинейский друг!
Ну, вообще-то, тоже мне — хорош друг!
Гляди, что делает: обошёл меня на круг!
А ещё вчера все вокруг
Мне говорили: «Сэм — друг!»
Сэм — наш, говорят, гвинейский друг!
Не, ну тоже мне, а, — хорош друг!
А ещё вчера все вокруг
Мне говорили: «Сэм — друг!»
Сэм — наш, говорили, гвинейский друг!
Но тоже мне — хорош друг!
Гляди: он обошёл меня на круг!
А ещё вчера все вокруг
Мне говорили: «Сэм — друг!»
Сэм — наш, говорили, гвинейский друг!
Ну вообще-то, тоже мне — хорош друг!
Вон, гляди: обошёл меня на круг!
А ещё вчера мне все вокруг
Мне говорили: «Сэм — друг!
Сэм — наш гвинейский друг!
Вообще, тоже мне, а, — хорош друг!
Вон, обошёл меня на круг!
А ещё вчера мне все вокруг
Мне говорили: «Сэм — друг!»
Сэм — наш, говорят, гвинейский друг!
Тоже мне — хорош друг!
Нужен мне такой друг!
Как его. Сэм Брук.
Сэм — наш гвинейский друг!
Ну, вообще-то, тоже мне — хорош друг!
Вон, гляди: обошёл меня на круг!
А ещё вчера все вокруг
Мне говорили: «Сэм — друг!
Сэм — наш гвинейский друг!»
Не, ну тоже мне, а, — хорош друг!
Гляди: он обошёл меня на круг!
А ещё вчера все вокруг
Мне говорили: «Сэм — друг!»
Сэм — наш, говорили, гвинейский друг!
Но вообще, тоже мне — хорош друг!
Гляди, что делает: обошёл меня на круг!
А ещё вчера все вокруг
Мне говорили: «Сэм — друг!»
Сэм — наш, говорят, гвинейский друг!
Ну вообще, тоже мне — хорош друг!
А ещё вчера все вокруг
Мне говорили: «Сэм — друг!»
Сэм — наш, говорили, гвинейский друг!
А вообще-то, тоже мне, гляди — хорош друг!
Обошёл меня на круг!
А ещё вчера мне все вокруг
Говорили: «Сэм — друг!»
Сэм — наш, говорят, гвинейский друг!
Но вообще, тоже мне — хорош друг!
Гляди: обошёл меня на круг!
А ещё вчера все вокруг
Мне говорили: «Сэм — друг!»
Сэм — наш, говорили, гвинейский друг!
Не, ну тоже мне — хорош друг!
Гляди, что делает: обошёл меня на круг!
А ещё вчера все вокруг
Мне говорили: «Сэм — друг!»
Сэм — наш, говорили, гвинейский друг!
Нет, ну. ну, тоже мне — хорош друг!
А ещё вчера все вокруг
Мне говорили: «Сэм — друг!»
Сэм — наш, говорили, гвинейский друг!
А вообще-то, он — тоже мне, хорош друг!
Вон гляди: обошёл меня на круг!
Нужен мне такой друг.
Как его. Этот самый. Сэм Брук!
Сэм — наш, говорят, гвинейский друг!
А вообще-то, тоже мне, гляди — хорош друг! Ха-ха!
Обошёл меня на круг!
А ещё вчера все вокруг
Говорили: «Сэм — друг!
Сэм — наш гвинейский друг!»
Ну тоже мне, а, — хорош друг!
Гляди, что делает: обошёл меня на круг!
А ещё вчера все вокруг
Мне говорили: «Сэм — друг!
Сэм — наш гвинейский друг!»
А вообще-то, тоже мне — хорош друг!
А вчера мне все вокруг
Мне говорили: «Сэм — друг!»
Сэм — наш, говорят, гвинейский, говорят, друг!
Ну вообще-то, тоже мне — хорош друг!
Обошёл меня на круг!
А ещё вчера все вокруг
Мне говорили: «Сэм — друг!»
Сэм — наш, говорят, гвинейский друг!
Ну вообще, тоже мне — хорош друг!
Вон, гляди: обошёл меня на круг!
А ещё вчера все вокруг
Говорили: «Сэм — друг!
Сэм — наш гвинейский друг!»
А вообще-то, тоже мне — хорош друг!
Вон, обошёл меня на круг!
А ещё вчера мне все вокруг
Говорили: «Сэм — друг!»
Сэм — наш, говорят, гвинейский друг!
А вообще-то, тоже мне — хорош друг!
А ещё вчера мне все вокруг
Мне говорили: «Сэм — друг!»
Сэм — наш, говорят, гвинейский, говорят, друг!
Не, ну тоже мне, а! Гляди: хорош друг!
Обошёл меня на круг!
А ещё вчера все вокруг
Мне говорили: «Сэм — друг!
Сэм — наш гвинейский друг!»
Варианты 7 куплета:
Вот гвоздь программы — марафон,
А градусов — все тридцать,
Но к жаре привыкший он —
Вот он и мастерится.
Вот! Гвоздь программы — марафон,
А градусов — все тридцать,
Но к жаре привыкший он —
Вот он и мастерится.
Так вот, гвоздь программы — марафон,
А градусов — все тридцать,
Вот он и мастерится.
Варианты 8 куплета:
Я б поглядел бы на него,
Когда бы было минус тридцать!
Ну, а теперь, конечно, — достань его!
Осталось что? Да просто материться!
Я б ещё бы поглядел бы на него,
Когда бы было минус тридцать!
Ну, а теперь, конечно, — достань его!
Осталось что? Да только материться!
Я б, между прочим, ещё бы поглядел бы на него,
Когда бы было минус тридцать!
Ну, а теперь, конечно, — достань его!
Осталось что? Да просто материться!
Я б ещё б поглядел бы на него,
Когда бы было минус тридцать!
Ну, а теперь, конечно, — достань его!
Осталось что? Да просто материться!
Я б, между прочим, я б ещё поглядел бы на него,
Ну, а теперь, конечно, — достань его!
Осталось что? Да просто материться!
Ну, я б, между прочим, ещё поглядел бы на него,
Когда бы — минус тридцать!
Ну, а теперь, конечно, — достань его!
Осталось что? Материться!
Посмотрел бы на него,
Когда бы — минус тридцать!
А сейчас — достань его!
Осталось — материться!
Я б, между прочим, ещё б поглядел бы на него,
Когда бы было минус тридцать!
Ну, а теперь, конечно, — достань его!
Осталось что? Да просто материться!
Я б, между прочим, ещё поглядел бы на него,
Когда бы было минус тридцать!
Ну, а теперь, конечно, — достань его!
Осталось что? Да просто материться!
Я б, между прочим, поглядел бы на него,
Ну, а теперь — достань его!
Осталось — материться!
Я б, между прочим, поглядел бы на него,
Когда бы — минус тридцать!
Ну, а теперь, конечно, — достань его!
Осталось что? Материться!
Я б поглядел бы на него,
Когда бы было минус тридцать!
Ну, а теперь, конечно, — достань его!
Осталось — просто материться!
Я б ещё бы поглядел бы на него,
Когда бы было минус тридцать!
Ну, а теперь, конечно, — достань его!
Осталось что? Да просто материться!
Я б ещё б поглядел бы на него,
Когда бы было минус тридцать!
Ну, а теперь, конечно, — достань его!
Осталось что? Да только материться!
Я б, между прочим, ещё поглядел бы на него,
Ну, а теперь, конечно, — достань его!
Осталось что? Материться!
Я бы, между прочим, поглядел бы на него,
Когда бы — минус тридцать!
Ну, а теперь, конечно, — достань его!
Осталось — материться!
Я б, между прочим, ещё поглядел бы на него,
Когда бы было минус тридцать!
Ну, а теперь, конечно, — достань его!
Осталось-то что? Ну просто материться!
Ну, я б, между прочим, ещё поглядел бы на него,
Когда бы было минус тридцать!
Ну, а теперь, конечно, — достань его!
Осталось — да просто злиться!
Я б, между прочим, я б ещё поглядел бы на него,
Когда бы — минус тридцать!
А вот теперь, конечно, — достань его!
Осталось что? Материться!
Я б, между прочим, поглядел бы на него,
Ну, а теперь, конечно, — достань его!
Осталось что? Да просто материться!
Я б ещё поглядел бы на него,
Когда бы было минус тридцать!
Ну, а теперь, конечно, — достань его!
Осталось что? Да только материться!
Варианты 9 куплета:
Ну-ну, тоже мне — хорош друг!
Гляди, что делает: обошёл на третий круг!
Нужен мне такой друг.
Как его — даже забыл. Сэм Брук!
Сэм — наш гвинейский Брук!
Не, ну тоже мне, а, гляди: хорош друг!
Гляди, что делает: обошёл на третий круг!
Нужен мне такой друг.
Как его — даже забыл. Это. Сэм Брук!
Сэм — наш гвинейский Брут!
Но, вообще, тоже мне — хорош друг!
Гляди, что делает: обошёл на третий круг!
Как его — даже забыл. Сэм Брук!
Сэм — наш гвинейский Брук!
Не, ну тоже мне, а, гляди: хорош друг!
Гляди, что делает: обошёл на третий круг!
Нужен мне такой друг.
Как его — даже забыл. Это. Сэм Брук!
Сэм — наш гвинейский друг!
Не, ну тоже мне — хорош друг!
Гляди: вон он обошёл на третий круг!
Нужен мне такой друг.
Как его — даже забыл. Сэм Брук!
Сэм — наш гвинейский Брук!
А вообще, тоже мне — хорош друг!
Вон, гляди, видал, что делает: пошёл на третий круг!
Нужен мне такой друг.
Как его, этот самый, забыл даже. Сэм Брук!
Сэм — наш гвинейский Брук!
Вообще-то, тоже мне, а, — хорош друг!
Вон-вон, видал — пошёл на третий круг!
Как его. Этот самый. Сэм Брук!
Сэм — наш, говорят, гвинейский, говорят, друг!
А гвинеец Сэм Брук
Обошёл меня на круг!
А вчера все вокруг
Говорили: «Сэм — друг!
Сэм — наш гвинейский друг!»
Ну, вообще-то, тоже мне — хорош друг!
Вон, гляди, видали, он что делает: пошёл на третий круг!
Нужен мне такой друг.
Как его — даже забыл. Сэм Брук!
Сэм — наш гвинейский Брук!
Не, ну тоже мне, а, гляди — хорош друг!
Гляди, что делает: обошёл на третий круг!
Нужен мне такой друг.
Как его — даже забыл. Сэм Брук!
Сэм — наш гвинейский Брут!
Но вообще-то, тоже мне — хорош друг!
Гляди, что делает, а: обошёл на третий круг!
Как его — даже забыл. Сэм Брук!
Сэм — наш гвинейский Брук!
Ну вообще. Ну нет — хорош друг!
Гляди, что делает: обошёл на третий круг!
Нужен мне такой друг.
Как его — даже забыл. Сэм Брук!
Сэм — наш гвинейский Брук!
Ну вообще, тоже мне — хорош друг!
Гляди, что делает: обошёл на третий круг!
Нужен мне такой друг.
Как его — даже забыл. Сэм Брук!
Сэм — наш гвинейский Брук!
Вообще-то, тоже мне — хорош друг!
Обошёл меня на круг!
Нужен мне такой друг.
Как его. этот самый. Сэм Брук!
Сэм — наш гвинейский друг!
Ну вообще, тоже мне, а, — хорош друг!
Гляди, что делает: вон, обошёл на третий круг!
Как его — даже забыл. Сэм Брук!
Сэм — наш, говорили, гвинейский, говорили, друг!
Не-не, ну тоже мне — хорош друг!
Гляди, что делает: обошёл на третий круг!
Нужен мне такой друг.
Как его — даже забыл. Сэм Брук!
Сэм — наш гвинейский Брук!
Не, ну тоже мне — хорош друг!
Гляди, что делает: обошёл на третий круг!
Нужен мне такой друг.
Как его — даже забыл. Сэм Брук!
Сэм — наш гвинейский, этот самый, Брук!
Тоже мне — хорош друг!
Вон, гляди — пошёл на третий круг!
А ещё вчера все вокруг
Мне говорили: «Сэм — друг!»
Сэм — наш, говорят, гвинейский, говорят, друг!
Ну, тоже мне — хорош друг!
Вон, гляди, видал: пошёл на третий круг!
Как его. Этот самый. А! Сэм Брук!
Сэм — наш гвинейский друг!
Не, ну тоже мне, а, гляди: хорош друг!
Гляди, что делает: обошёл на третий круг!
Нужен мне такой друг.
Как его — даже забыл. Сэм Брук!
Сэм — наш гвинейский Брук!
А вообще-то, тоже мне — хорош друг!
Вон, гляди: пошёл на третий круг!
Как его. Этот самый. Сэм Брук!
Сэм — наш гвинейский друг!
А вообще-то, тоже мне — хорош друг!
Вон гляди, видал: пошёл на третий круг!
Как его. этот самый. Сэм Брук!
Сэм — наш, говорят, гвинейский друг!
Ну вообще-то, тоже мне — хорош друг!
Вон, гляди: обошёл на третий круг!
Как его. Этот самый. Сэм Брук!
Сэм — наш гвинейский друг!
Тоже мне, а, — хорош друг!
Вон! Вон! Во! Пошёл на третий круг!
Как его. Этот самый Сэм Брук!
Сэм — наш, говорят, гвинейский, говорят, друг!
А вообще-то, тоже мне — хорош друг!
Ой, гляди: пошёл на третий круг!
Как его. этот самый. этот. Сэм Брук!
Сэм — наш гвинейский друг!
Не, ну тоже мне, а! Гляди: хорош друг!
Да нет, что делает: обошёл на третий круг!
Как его — даже забыл. это. Сэм Брук!
Сэм — наш гвинейский. это. Брук!
Не, ну тоже мне, а? Хорош друг!
Гляди вон: обошёл на третий круг!
Как его — даже забыл. Сэм Брук!
Сэм — наш гвинейский Брут!