ваши родители наверное волшебники иначе откуда взялось такое чудо
LiveInternetLiveInternet
—Приложения
—Музыка
—Рубрики
—Ссылки
—Метки
—Фотоальбом
—неизвестно
—Поиск по дневнику
—Подписка по e-mail
—Интересы
—Друзья
—Постоянные читатели
—Сообщества
—Статистика
Родители-волшебники (простейшие опыты для детей)
Родители-волшебники (простейшие опыты для детей)
Сделать так, чтобы дети увидели в вас настоящего волшебника, очень просто. Нужны всего лишь ловкость рук и безграничная фантазия. Все остальное за вас сделает наука.Посмотрите элементарные научные эксперименты, которые непременно заставят ваших детей поверить в чудеса.
Нам потребуются один пакет на «молнии», вода, пищевой краситель синего цвета, лишние руки и немного фантазии.
Подкрасьте небольшое количество воды, капнув в нее 4-5 капель синего пищевого красителя.
Для большего правдоподобия на пакете можно нарисовать тучки и волны, а затем залить подкрашенную воду.
После нужно плотно запечатать пакет и с помощью липкой ленты приклеить его к окну. Результата придется немного подождать, но оно того стоит. Теперь у вас есть собственная погода в доме. И ваши дети смогут наблюдать, как дождь льется прямо в маленькое море.
Так как Земля имеет ограниченное количество воды, на ней существует такое явление, как круговорот воды в природе. Под теплым солнечным светом вода в пакете испаряется, превращаясь в пар. Охлаждаясь наверху, она снова принимает жидкую форму и падает в виде осадков. За этим явлением в пакете можно наблюдать несколько дней. В природе это явление бесконечно.
Нам потребуются вода, прозрачная стеклянная банка с крышкой (желательно подлиннее), жидкость для мытья посуды, блестки и богатырская сила.
Заполните банку водой на 3/4, добавьте несколько капель жидкости для мытья посуды. Через несколько секунд добавьте краситель и блестки. Это поможет вам лучше увидеть торнадо. Закрываем емкость, раскручиваем по спирали и любуемся.
Когда вы прокручиваете банку круговыми движениями, вы создаете вихрь воды, который выглядит как мини-торнадо. Вода быстро вращается вокруг центра вихря за счет центробежной силы. Центробежная сила — это сила внутри направляющего объекта или жидкости, такой как вода, по отношению к центру его круговой траектории. Вихри встречаются в природе, но там они очень страшные.
Нам потребуются 5 маленьких стаканов, 1 стакан горячей воды, столовая ложка, шприц и любознательный сладкоежка. Skittles: 2 красных конфетки, 4 оранжевых, 6 желтых, 8 зеленых и 10 фиолетовых.
Наливаем в каждый стакан по 2 столовые ложки воды. Отсчитываем нужное количество конфеток и раскладываем по стаканам. Горячая вода поможет конфеткам быстрее раствориться. Если вы заметили, что конфеты растворяются плохо, поставьте стаканчик на 30 секунд в микроволновку. Потом даем жидкости остыть до комнатной температуры.
Шприцом или большой пипеткой заливаем цвета в небольшую баночку, начиная с самого густого и плотного (фиолетовый) и заканчивая наименее плотным (красным). Капать сироп нужно очень осторожно, иначе все перемешается. Сначала лучше капать на стенки баночки, чтобы сироп сам медленно стекал вниз. В итоге у вас получится радужное варенье из Skittles.
Как вы уже догадались, все дело здесь в плотности сиропа. Чем он плотнее, тем он тяжелее и поэтому оседает вниз, в то время как менее плотный сироп «рвется» к поверхности.
Нам потребуются лимон, ватная палочка, бутылка, любые украшения на ваш вкус (сердечки, блестки, бусинки) и море любви.
Выдавите немного лимонного сока в стакан и, макая в него ватной палочкой, напишите свое секретное послание.
Чтобы проявить надпись, нагрейте ее (прогладить утюгом, подержать над огнем или в духовке). Осторожно, не позволяйте детям самим этим заниматься.
Лимонный сок — это органическое вещество, которое способно окисляться (вступать в реакцию с кислородом). При нагревании он приобретает коричневый цвет и «горит» быстрее, чем бумага. Такой же эффект дают и апельсиновый сок, молоко, уксус, вино, мед и сок лука.
Потом кладем наших мини-червячков в раствор с содой и ждем 15 минут. Затем достаем их вилкой по одному и перекладываем в стакан с уксусом. Они сразу начинают «обрастать» пузырьками и, танцуя, «рваться» к поверхности.
Когда вы помещаете в уксус смоченные в соде червячки, уксусная кислота вступает в реакцию с бикарбонатом (из пищевой соды). При этом на червячках образуются пузырьки углекислого газа, которые тянут их к поверхности, заставляя извиваться. У поверхности пузырьки лопаются, и червячок падает на дно, образуя новые пузырьки, которые снова выталкивают его наверх. Так будет продолжаться до тех пор, пока из червячка не выйдет вся сода. Для лучшего эффекта использовать за раз стоит около 4 червячков, чтобы они могли свободно «танцевать» в стакане.
Нам потребуются одно-два яйца, скотч, чулок, кастрюлька с водой.
До начала экспериментов можно просветить яйцо фонариком. Оно будет легко просвечиваться. Потом обмотаем яйцо скотчем — плотно и тщательно.
Возьмем чулок и примерно в середину его поместим яйцо, которое потом с двух сторон хорошенько завяжем.
Взяв чулок за оба конца, раскрутим яйцо так, чтобы оно вращалось вокруг своей оси. Готовность яйца к чуду можно определить фонариком. Когда оно перестанет просвечиваться, можно варить.
Скотч не снимаем, варим яйцо, время от времени переворачивая с боку на бок. Через 10 минут выключаем и даем остыть, а когда почистим, то получится вот такое чудо.
«Это магия, которую не видят, но как-то она есть»: расспросили детей, что они думают о чудесах
Мы и сами не заметили, как завели хорошую традицию: вот уже несколько лет в канун рождественских каникул мы разговариваем с младшими школьниками на самые разные темы, по большей части праздничные. В этот раз мы решили поинтересоваться у первоклассников петрозаводской школы № 27, верит ли нынешняя детвора в чудо и что вообще понимает под этим словом. Оказалось, многое: от внезапно выключившегося в квартире электричества до подаренного родителями смартфона.
Денис и Дима Солодовниковы:
Дима: Чудо – это если ты думаешь, что что-то сбудется, и это сбывается. Со мной тоже чудеса случались. Когда летом я хотел залезть на дерево, то сначала не получалось-не получалось дней пять, а потом залез как-то. Там не было веток внизу, даже не знаю, как я залез: просто прыгнул и зацепился ногами.
Денис: Я тоже на дерево залез, только на другое. Это была корявая береза, поваленная. Но лезть тоже неудобно было. Жду ли я чудес этой зимой? Да, на Новый год и Рождество. Может, Деда Мороза ночью дождусь – мы ведь с братом до 12 не спим! Потом – когда как, когда хочется спать, а когда нет. Но в садике я, когда спать не хотелось, но было надо, притворялся: лежишь себе с закрытыми глазами – хорошо…
Миша Мехедов:
– Когда желание исполняется – это и есть чудо. Чудеса со мной случались. Я хотел разряд по плаванию получить – и я его наконец получил. Теперь у меня третий юношеский. А еще я давно просил собаку, и мне ее подарили: как раз такую, как я и хотел, кокер-спаниеля. Ее зовут Капа. Я с ней хожу гулять, убираю за ней. На Новый год тоже чудеса случаются: надеюсь, в этот раз они тоже произойдут. Хочу две рации в подарок – хоть бы сбылось!
Катя Петухина:
– По-моему, чудо – это какая-нибудь магия, которая происходит так, что никто ее не видит, но как-то она есть. Однажды я смотрела телевизор, и вдруг ниоткуда свет вырубился. Я испугалась. Потом пришел папа с фонариком, он тоже этого не ожидал. Мы вдвоем пошли на кухню чего-нибудь перекусить. Потом не помню, что было, но свет как-то вернулся. Что это было – ума не приложу. Я люблю мультик «Феи Винкс», и там полным-полно чудес. Моя любимая фея – Муза, хотя дома у меня – фея Лейла. Но главные чудеса, конечно, случаются на Новый год. К нам однажды на праздник приехала Вика Журавлева из Питера. Мы с ней заметили на стене за диваном какое-то пятно и подумали, что через это пятно прилетел Дед Мороз. Очень странно: мы на стенах не рисуем, и еще несколько дней назад его не было. А потом, когда Новый год уже прошел, пятно исчезло! Я на Новый год хотела бы подарок, но пока еще не решила, какой. Надо бы поторопиться.
Илья Макаров:
– Чудеса со мной пока еще не случались. Хотя, может, что-то и происходило, только я не помню. Вообще, я вижу чудеса во снах. Я хотел во сне потрогать елку, и она вдруг взлетела в воздух. Или, например, я видел во сне, как мы гуляли с мамой и братом, и вдруг я поднял глаза – а над нами вода, а в ней – тень кита. Еще и дырка какая-то в воде, представляете? Пропасть такая. Мы потом пошли по снежному мосту еще, и он разломался. Мы все в воду упали, и я проснулся. Прибежал к маме под бочок и снова уснул.
Костя Стрельников:
– Да, я немного верю в чудеса. Со мной они, правда, еще не случались. Случались ли они с кем-то из моих друзей? Я так-то не знаю, мы видимся в школе, в гостях – а там о чудесах не разговариваем, все больше играем. Если и разговариваем, то «как дела?» и всё такое. У меня очень много мультиков любимых, и там чудеса происходят. «Маша и Медведь», например, или «С приветом по планетам». Там типа сначала лорд Злыдень захватывает базу, а потом тут и там заводят всех на всякие разные развлекульки, и потом они соревнуются, чтобы забрать Кубок победителя всех планет.
Рита Кузьмина:
Максим Сухов:
– Да, в чудеса я верю. Как бы я объяснил другу, что такое чудо? (пожимает плечами). Ну, чудо… Происходили ли со мной чудеса? Ну, происходили. Например? (пожимает плечами). Было ли, чтобы я очень чего-то хотел, и это произошло? Ну, было (пожимает плечами). Но не помню. Жду ли я чуда на Новый год? (пожимает плечами) Ну, жду.
Юля Доева:
– Чудо – это когда очень-очень все так меняется, как-то становится таким все волшебным, всякое большое волшебство появляется. Было, например, такое, что я заснула, и вдруг открыла глаза ночью, а думала, что это утро. И лежала так долго, не могла уснуть. А вчера в школе выяснилось, что у подружки в телефоне стерся номер ее брата, а остался номер другой ее подружки, так вот она начала этой подружке звонить, а соединили ее с братом! Чей номер пропал! Представляете? А еще на прошлый Новый год мы с родителями были у меня в комнате, а когда пришли в другую комнату, там под елкой оказались подарки. А потом мы пришли в комнату мамы и папы, и там тоже лежали подарки для них! На Новый год я жду побольше волшебства, побольше снега. А еще я хочу сенсорный телефон и костюм болельщицы – за папу на футболе болеть, он у меня часто в него играет.
Максим Константинов:
– Иногда и со мной чудеса случаются. Например, когда мы зимой с дедушкой катались с горки, я катился-катился и вдруг взлетел! Да так, что аж через дедушку перелетел! На Новый год чудеса тоже происходят. В этом году я жду встречи с Суперрейнджером, вот как!
Милана Данилевская:
– Чудо – это когда что-то появляется новое и необычное. В мультиках, которые я смотрю, чудеса происходят. Например, «Маленькое королевство Бена и Холи»: там есть и феи, и эльфы. На Новый год чудеса тоже происходят. Я еще не знаю, что Деду Морозу заказать и как это сделать: секреты же нельзя выдавать, а то не сбудутся. Но я хотела бы сенсорный телефон. У меня его нет, а планшет разбился. Нет, телефон не для того, чтобы в игры на уроках играть – а то его заберут. Как у одного одноклассника. У него однажды забрали телефон и так и не отдали. Может, учительница сама в него играет? Нет, не думаю.
Откуда взялся Волшебник из «Обыкновенного чуда»
Первый был полукровкой — русская мама и папа-еврей. Внешне он был типичным евреем — брюнет, с большим носом и грустными еврейскими глазами.
Он был очень неправильным евреем.
Когда подавляющее большинство его соплеменников делало Революцию, он, прапорщик военного времени, вступил в создаваемую Добровольческую армию и ушел с белыми в знаменитый «Ледяной поход» в составе екатеринодарских частей «мгновенного генерала» Покровского.
Когда он прорывал оборону Екатеринодара в марте 1918 года, был сильно контужен, и эта контузия до конца жизни напоминала ему о белогвардейском прошлом тремором рук.
Больше он никогда не воевал.
После Гражданской он немного актерствовал, а потом ушел в журналистику.
Его звали Евгений Львович Шварц.
Второй был чистопородным казаком — родился в станице Каменской, где его богатый отец был одним из самых уважаемых и авторитетных станичников. Николай Чуковский описывал его так: «Он был казак, и притом типичнейший — белокурый, румяный, кудрявый, похожий лицом на Кузьму Пруткова, с чубом, созданным богом для того, чтобы торчать из-под фуражки с околышком».
Он был очень неправильным казаком.
В то время как подавляющая часть его станичников искренне презирала «голоштанных пролетариев», он всем сердцем поверил в Революцию, и, как в песне — «хату покинул, пошел воевать». В отличие от Шварца, которого сразу выбили, этот Гражданскую хлебнул полной ложкой.
Но дело даже не в боевом опыте. Демоны Гражданской Войны покуражились над ним всласть.
Лидия Гинзбург в воспоминаниях добавляет подробностей: «В дни наступления белых он, скрываясь, добрался до отчего дома. Но отец собственноручно выдал его белым как отступника. Его избили шомполами до полусмерти и бросили в сарай с тем, чтобы утром расстрелять с партией пленных. Но он как-то уполз и на этот раз пробрался в другую станицу к деду. Дед оказался помягче и спрятал его». Ей вторит и Николай Чуковский: «Однажды он снял рубаху и показал мне свою крепкую очень белую спину, покрытую жутким переплетением заживших рубцов».
Его звали Николай Макарович Олейников.
После Гражданской войны он увлекся математикой и журналистикой, работал в газете «Красный казак». А в 1921 году его перевели выпускать газету Донецкого губисполкома и губпарткома с шикарным названием «Всероссийская кочегарка».
Там они и встретились — Олейников и Шварц, выпуская литературное приложение к газете «Кочегарка», которое главный редактор мечтал назвать «Красный Ильич», но молодежь убедила его согласиться на «Забой».
Они очень подружились — бывший идейный «белый» и бывший истовый «красный».
Может быть, потому, что ни тот, ни другой впоследствии о Гражданской войне не написали ни буквы.
Так или иначе, в Петроград с Донбасса они уехали вместе. Вместе же устроились на работу в петроградское отделение Детгиза, к Маршаку.
И Самуил Яковлевич, оценив потенциал этого дуэта, вскоре поручил им издавать детские журналы — знаменитые «Чиж» и «Еж».
И потом произошло чудо. Именно там, в «Еже» и «Чиже» собралась компания, которая придумала и сотворила формат советских детских журналов — с комиксами, с продолжениями, с ведущими постоянных рубрик — порождениями безумного креатива и т.п. Тот самый великий формат, который потом тиражировали в свои лучшие годы и «Веселые картинки», и «Мурзилка», и «Пионер», и ленинградский «Костер».
Пишущие в журнал были молоды — большинству двадцать с небольшим, они собирались жить вечно и между выпусками журнала написать новую великую русскую литературу.
Такое редко, но бывает. И если вам повезет — впитывайте происходящее всем организмом, потому что потом вы будете вспоминать это время всю свою жизнь. Иногда вы даже будете собираться вместе и бухать, чередуя тосты громовым хохотом, млеющей сладостью воспоминаний и смертной тоской понимания, что больше в эту речку не войти.
В редакции детской литературы Ленинградского отделения Госиздата. Слева направо: Н. М. Олейников, В. В. Лебедев, З. И. Лилина, С. Я. Маршак, Е. Л. Шварц, Б. С. Житков. Конец 20-х гг.
Вот как описывал будни редакции все тот же Николай Чуковский:
То была эпоха детства детской литературы, и детство у нее было веселое. Детский отдел помещался на пятом этаже Госиздата, и весь этот пятый этаж ежедневно в течение всех служебных часов сотрясался от хохота. Некоторые посетители Детского отдела до того ослабели от смеха, что, кончив свои дела, выходили на лестничную площадку, держась руками за стены, как пьяные. Шутникам нужна подходящая аудитория, а у Шварца и Олейникова аудитория была превосходнейщая. В Детский отдел прислали практикантом молоденького тоненького студентика по имени Ираклий Андроников. Стихов практикант не писал никаких, даже шуточных, но способностью шутить и воспринимать шутки не уступал Шварцу и Олейникову. Ежедневно приходили в Детский отдел поэты — Введенский, Хармс, Заболоцкий — люди молодые, смешливые, мечтавшие о гротескном преображении мира, огорчавшего их своей скучной обыденностью.
А вот как о своем знакомстве с Детской редакцией вспоминает известный детский писатель Леонид Пантелеев:
И вот в назначенный день мы с Гришей Белых, молодые, авторы только что законченной повести «Республика Шкид», робко поднимаемся на шестой этаж бывшего дома Зингер и вдруг видим: навстречу нам бодро топают — на четвереньках! — два взрослых дяди. Один пышноволосый, кучерявый, другой — тонколицый, красивый, с гладко причесанными на косой пробор волосами.
Несколько ошарашенные, мы прижимаемся к стенке, чтобы пропустить эту странную пару, но четвероногие тоже останавливаются.
— Вам что угодно, юноши? — обращается к нам кучерявый.
— Маршака… Олейникова… Шварца, — лепечем мы.
— Очень приятно… Олейников! — рекомендуется пышноволосый, поднимая для рукопожатия правую переднюю лапу.
— Шварц! — протягивает руку его товарищ.
Вся эта сказка закончилась так, как заканчиваются обычно подобные сказки.
Чудо единения с какого-то момента вдруг стало съеживаться, а взаимное раздражение, напротив, нарастать. Начались какие-то глупые придирки, взаимные претензии, и — пока еще маленькие — камни за пазухой.
Потом старый мудрый Маршак, раньше всех учуявший, что на смену безбашенным братающимся двадцатым приходят строгие партикулярные тридцатые, потихоньку, по-одному, всех уволил.
И после этого переругались все. Даже Шварц с Олейниковым, хотя «много лет в наших литературных кругах «Шварц и Олейников» звучало как «Орест и Пилад», «Ромул и Рем» или «Ильф и Петров»».
Чуйка не подвела старого редактора, переводчика и сиониста — почти никто из этой компании 30-е не проскочил.
Kiril Bozhinov. Daniil Kharms & The Oberiu Group. 2014
В декабре 1931 года — первый арест Хармса и Введенского (вместе с ними закроют и Андронникова, но через несколько месяцев выпустят), второй раз — и уже навсегда — их заберут в 1941-м. В марте 1938 года будет арестован Заболоцкий, скучный бухгалтер снаружи и великий русский поэт внутри.
А в июле 1937 года заберут и в ноябре расстреляют Николая Олейникова. Приехавший ранним московским поездом Ираклий Андронников встретит его у подъезда, и, не обратив внимания на конвой, растерянно спросит: «Коля, ты куда так рано?».
«Николай Макарович оглянулся. Ухмыльнулся. И все!».
Шварц, единственный уцелевший, напишет в воспоминаниях лучший им некролог:
Однажды приехали к нам Хармс, Олейников и Заболоцкий. Пошли бродить. Легли под каким-то дубом. Все мы были огорчены полным безденежьем. Хорошо было бы выпить, но денег не было начисто. Потом Хармс, лежа на траве, прочел по моей просьбе стихотворение: «Бог проснулся, Отпер глаз, Взял песчинку, Бросил в нас». На некоторое время стало полегче, в беспорядок не плохой, не хорошей погоды, лысых окрестностей вошло подобие правильности. И без водки. Но скоро рассеялось.
Вяло поговорили о литературе. И стали обсуждать (когда окончательно исчезло подобие правильности), где добыть денег. Я у Каверина был кругом в долгу. А никто из гостей не хотел просить. Стеснялись.
Скоро за стеклами террасы показался Каверин. Он обрадовался гостям. Он уважал их (в особенности Заболоцкого, которого стихи знал лучше других) как интересных писателей, ищущих новую форму, как и сам Каверин. А они не искали новой формы. Они не могли писать иначе, чем пишут. У них было отвращение ко всему, что стало литературой. Они были гении, как сами говорили, шутя. И не очень шутя.
Во всяком случае, именно возле них я понял, что гениальность – не степень одаренности, или не только степень одаренности, а особый склад всего существа. Для них, моих злейших друзей тех лет, просто-напросто не существовало тех законов, в которые свято верил Каверин. Они знали эти законы, понимали их много органичнее, чем он, – и именно поэтому, по крайней правдивости своей, не могли принять. Судьба их в большинстве случаев трагична. И возле прямой-прямой асфальтированной Вениной дорожки смотреть на них было странно. Не помню, дали нам водки или нет».
Николай Заболоцкий
А Заболоцкий, единственный вернувшийся оттуда годы спустя, в 1952-м уронит на бумагу «Прощание с друзьями».
В широких шляпах, длинных пиджаках,
С тетрадями своих стихотворений,
Давным-давно рассыпались вы в прах,
Как ветки облетевшие сирени.
Вы в той стране, где нет готовых форм,
Где всё разъято, смешано, разбито,
Где вместо неба — лишь могильный холм
И неподвижна лунная орбита.
Даниил Хармс
Там на ином, невнятном языке
Поет синклит беззвучных насекомых,
Там с маленьким фонариком в руке
Жук-человек приветствует знакомых.
Спокойно ль вам, товарищи мои?
Легко ли вам? И всё ли вы забыли?
Теперь вам братья — корни, муравьи,
Травинки, вздохи, столбики из пыли.
Александр Введенский
Теперь вам сестры — цветики гвоздик,
Соски сирени, щепочки, цыплята…
И уж не в силах вспомнить ваш язык
Там наверху оставленного брата.
Ему еще не место в тех краях,
Где вы исчезли, легкие, как тени,
В широких шляпах, длинных пиджаках,
С тетрадями своих стихотворений.
Николай Олейников
И по-хорошему на этих гениальных строках надо заканчивать текст — он и так длинный получился.
Как написал тот же Шварц в «Обыкновенном чуде», «и в трагических концах есть свое величие — они заставляют задуматься оставшихся в живых».
Мне много лет не давала покоя загадка Олейникова. От каждого в этой компании осталось бесценное литературное наследство. Даже Шварц, который очень поздно нашел себя, во второй половине жизни сделал невозможное — написал с десяток гениальных пьес и несколько великих сказок.
А от Олейникова не осталось практически ничего. Так, пригоршня стихотворений, из которых половина — стеб про букашек типа «жук-буржуй и жук-рабочий гибнут в классовой борьбе», а вторая половина — глумливые признания в любви различным барышням, часто на грани скабрезности. Ну да, наверное, он был прекрасным редактором — ведь именно Олейников с 10 номера был главным редактором «Ежа» и «Чижа». Но, вы уж простите, когда у нас помнили даже гениальных редакторов, и бывают ли такие?
При этом все — все! — мемуаристы, знавшие его лично, говорят о невероятном масштабе личности и подавляющей силе творческого дарования.
Тот же Леонид Пантелеев писал: «Тот, кто знал Олейникова только как очень своеобразного поэта, отличного журнального редактора, каламбуриста и острослова, тот вряд ли поймет, что кроется за этим В Олейникове было нечто демоническое. Употребляю это немодное слово потому, что другого подыскать не мог».
Осторожный Шварц, крайне сдержанный в своих оценках и очень плохо относившийся к Олейникову в 30-е годы, называя его «мой друг и злейший враг и хулитель», написал о нем следующее:
«Он был умен, силен, а главное – страстен. Со страстью любил он дело, друзей, женщин и – по роковой сущности страсти – так же сильно трезвел и ненавидел, как только что любил. И обвинял в своей трезвости дело, друга, женщину. Мало сказать – обвинял: безжалостно и непристойно глумился над ними. И в состоянии трезвости находился он много дольше, чем в состоянии любви или восторга. И был поэтому могучим разрушителем. И в страсти и трезвости своей был он заразителен. И ничего не прощал. Был он необыкновенно одарен. Гениален, если говорить смело».
И я все никак не мог понять — да где же, где эта гениальность? Почему ее нигде не видно?
А потом, когда я перечитывал Николая Чуковского — «Олейников по-прежнему писал только домашние шуточные стихи и не делал ни малейших попыток стать профессиональным литератором. Как бы для того чтобы подчеркнуть шуточность и незначительность своих произведений, он их героями делал обычно не людей, а насекомых» — до меня дошло.
Да прятал он ее! Тупо не желал реализовывать. Не хотел. Он решительно пресекал все попытки упросить его написать что-то серьезное, сделать нечто большее, чем подписи к комиксам или сочинение загадок для дошкольников.
У Хармса есть задуманный, но так и не написанный «рассказ о чудотворце, который живет в наше время и не творит чудес. Он знает, что он чудотворец и может сотворить любое чудо, но он этого не делает».
Когда я узнал, что, по мнению многих литературоведов, Хармс имел в виду Олейникова, я уже не сильно удивился.
Когда Олейникова арестовали, по обычаю тех времен на первом же заседании правления устроили разбор персонального дела Шварца. Как писал сам драматург: «Я должен был ответить за свои связи с врагом народа. Единственное, что я сказал: «Олейников был человеком скрытным. То, что он оказался врагом народа, для меня полная неожиданность». После этого спрашивали меня, как я с ним подружился. Где. И так далее. Я стоял у тощеньких колонн гостиной рококо, испытывая отвращение и ужас, но чувствуя, что не могу выступить против Олейникова, хоть умри».
Рассказать об Олейникове у него получилось только через двадцать лет, в лучшей своей пьесе. Той самой, где Волшебник, если вдуматься, вовсе не из тех, что прилетают в голубом вертолете.
Он вовсе не добрый. Это ведь он все устроил, и исключительно по своей прихоти. Для него мы, люди — не более чем забава. Колода карт, которую он перетасовал и оживил, «и все они стали жить так, чтобы ты смеялась и плакала».
Все так, если волшебники существуют, то они почти наверняка именно такие. Да, сила пьес Шварца именно в том, что он не прятал читателей от правды, но все-таки… Все-таки…
Помните финал этого знаменитого монолога?
Спи, родная моя, и пусть себе. Я, на свою беду, бессмертен. Мне предстоит пережить тебя и затосковать навеки.
Disclaimer: К неизбежно возникающему вопросу «А какое это имеет отношение к IT?». Никакого, согласен. Но довольно популярный хаб «Биографии гиков» на Хабре существует, и расшифровывается он так: «Истории жизни замечательных людей».
Я вот грешным делом и подумал — а почему нет? Вдруг айтишники и история вовсе не «две вещи несовместные»?