в такое утро русский человек какое б с ним ни приключилось горе не может тосковать
Николай Заболоцкий Урал
Зима. Огромная, просторная зима. Деревьев громкий треск звучит, как канонада. Глубокий мрак ночей выводит терема Сверкающих снегов над выступами сада. В одежде кристаллической своей Стоят деревья. Темные вороны, Сшибая снег с опущенных ветвей, Шарахаются, немощны и сонны. В оттенках грифеля клубится ворох туч, И звезды, пробиваясь посредине, Свой синеватый движущийся луч Едва влачат по ледяной пустыне.
Но лишь заря прорежет небосклон И встанет солнце, как, подобно чуду, Свет тысячи огней возникнет отовсюду, Частицами снегов в пространство отражен. И девственный пожар январского огня Вдруг упадет на школьный палисадник, И хоры петухов сведут с ума курятник, И зимний день всплывет, ликуя и звеня.
В такое утро русский человек, Какое б с ним ни приключилось горе, Не может тосковать. Когда на косогоре Вдруг заскрипел под валенками снег И большеглазых розовых детей Опять мелькнули радостные лица, — Лариса поняла: довольно ей томиться, Довольно мучиться. Пора очнуться ей!
В тот день она рассказывала детям О нашей родине. И в глубину времен, К прошедшим навсегда тысячелетьям Был взор ее духовный устремлен. И дети видели, как в глубине веков, Образовавшись в огненном металле, Платформы двух земных материков Средь раскаленных лав затвердевали. В огне и буре плавала Сибирь, Европа двигала свое большое тело, И солнце, как огромный нетопырь, Сквозь желтый пар таинственно глядело. И вдруг, подобно льдинам в ледоход, Материки столкнулись. В небосвод Метнулся камень, образуя скалы; Расплавы звонких руд вонзились в интервалы И трещины пород; подземные пары, Как змеи, извиваясь меж камнями, Пустоты скал наполнили огнями Чудесных самоцветов. Все дары Блистательной таблицы элементов Здесь улеглись для наших инструментов И затвердели. Так возник Урал.
Урал, седой Урал! Когда в былые годы Шумел строительства первоначальный вал, Кто, покоритель скал и властелин природы, Короной черных домн тебя короновал? Когда магнитогорские мартены Впервые выбросили свой стальной поток, Кто отворил твои безжизненные стены, Кто за собой сердца людей увлек В кипучий мир бессмертных пятилеток? Когда бы из могил восстал наш бедный предок И посмотрел вокруг, чтоб целая страна Вдруг сделалась ему со всех сторон видна, — Как изумился б он! Из черных недр Урала, Где царствуют топаз и турмалин, Пред ним бы жизнь невиданная встала, Наполненная пением машин. Он увидал бы мощные громады Магнитных скал, сползающих с высот, Он увидал бы полный сил народ, Трудящийся в громах подземной канонады, И землю он свою познал бы в первый раз…
Не отрывая от Ларисы глаз, Весь класс молчал, как бы завороженный. Лариса чувствовала: огонек, зажженный Ее словами, будет вечно жить В сердцах детей. И совершилось чудо: Воспоминаний горестная груда Вдруг перестала сердце ей томить. Что сердце? Сердце — воск. Когда ему блеснет Огонь сочувственный, огонь родного края, Растопится оно и, медленно сгорая, Навстречу жизни радостно плывет.
Нажмите «Мне нравится» и
поделитесь стихом с друзьями:
В такое утро русский человек какое б с ним ни приключилось горе не может тосковать
Зима. Огромная, просторная зима.
Деревьев громкий треск звучит, как канонада.
Глубокий мрак ночей выводит терема
Сверкающих снегов над выступами сада.
В одежде кристаллической своей
Стоят деревья. Темные вороны,
Сшибая снег с опущенных ветвей,
Шарахаются, немощны и сонны.
В оттенках грифеля клубится ворох туч,
И звезды, пробиваясь посредине,
Свой синеватый движущийся луч
Едва влачат по ледяной пустыне.
Но лишь заря прорежет небосклон
И встанет солнце, как, подобно чуду,
Свет тысячи огней возникнет отовсюду,
Частицами снегов в пространство отражен.
И девственный пожар январского огня
Вдруг упадет на школьный палисадник,
И хоры петухов сведут с ума курятник,
И зимний день всплывет, ликуя и звеня.
В такое утро русский человек,
Какое б с ним ни приключилось горе,
Не может тосковать. Когда на косогоре
Вдруг заскрипел под валенками снег
И большеглазых розовых детей
Опять мелькнули радостные лица, —
Лариса поняла: довольно ей томиться,
Довольно мучиться. Пора очнуться ей!
В тот день она рассказывала детям
О нашей родине. И в глубину времен,
К прошедшим навсегда тысячелетьям
Был взор ее духовный устремлен.
И дети видели, как в глубине веков,
Образовавшись в огненном металле,
Платформы двух земных материков
Средь раскаленных лав затвердевали.
В огне и буре плавала Сибирь,
Европа двигала свое большое тело,
И солнце, как огромный нетопырь,
Сквозь желтый пар таинственно глядело.
И вдруг, подобно льдинам в ледоход,
Материки столкнулись. В небосвод
Метнулся камень, образуя скалы;
Расплавы звонких руд вонзились в интервалы
И трещины пород; подземные пары,
Как змеи, извиваясь меж камнями,
Пустоты скал наполнили огнями
Чудесных самоцветов. Все дары
Блистательной таблицы элементов
Здесь улеглись для наших инструментов
И затвердели. Так возник Урал.
Урал, седой Урал! Когда в былые годы
Шумел строительства первоначальный вал,
Кто, покоритель скал и властелин природы,
Короной черных домн тебя короновал?
Когда магнитогорские мартены
Впервые выбросили свой стальной поток,
Кто отворил твои безжизненные стены,
Кто за собой сердца людей увлек
В кипучий мир бессмертных пятилеток?
Когда бы из могил восстал наш бедный предок
И посмотрел вокруг, чтоб целая страна
Вдруг сделалась ему со всех сторон видна, —
Как изумился б он! Из черных недр Урала,
Где царствуют топаз и турмалин,
Пред ним бы жизнь невиданная встала,
Наполненная пением машин.
Он увидал бы мощные громады
Магнитных скал, сползающих с высот,
Он увидал бы полный сил народ,
Трудящийся в громах подземной канонады,
И землю он свою познал бы в первый раз…
Не отрывая от Ларисы глаз,
Весь класс молчал, как бы завороженный.
Лариса чувствовала: огонек, зажженный
Ее словами, будет вечно жить
В сердцах детей. И совершилось чудо:
Воспоминаний горестная груда
Вдруг перестала сердце ей томить.
Что сердце? Сердце — воск. Когда ему блеснет
Огонь сочувственный, огонь родного края,
Растопится оно и, медленно сгорая,
Навстречу жизни радостно плывет.
В такое утро русский человек какое б с ним ни приключилось горе не может тосковать
Николай Алексеевич Заболоцкий
В стихотворениях Н.А. Заболоцкого (1903 – 1958) часто встречаются слова «душа» и «сердце», а где душа и сердце, там и любовь. Душа по Заболоцкому присуща не только человеку, но и всем объектам природы. Более того, человек обогащает свою живую душу, соприкасаясь с душой природы. Таким образом, и любовь становится всеобъемлющим чувством не только людей, но и животных, и растений, и, что совсем удивительно, – одушевленных камней. Поэт представляет мир, где:
Соответственно, Заболоцкий видит в природе отношения, свойственные людям. Так, например, река, которую обнимает небо, отождествляется с девушкой в объятиях возлюбленного.
Есть у Заболоцкого и лирические стихи о человеческой любви, в которых и нежность, и страсть, и трагизм. В широко известном, положенном на музыку «Признании» он пишет:
Эти строки – из стихов цикла «Последняя любовь», отразившего собственные переживания поэта. Видит он и другие проявления любви. В стихотворении «Это было давно» он вспоминает, как ему, голодному заключенному поэту, седая крестьянка, только что похоронившая сына, «Две лепешки ему и яичко, крестясь, протянула». До конца жизни он вспоминал эту старую женщину.
В другом стихотворении одинокая моложавая женщина терпеливо ждет пропадавшего в далеком краю (возможно, заключенного) мужа. И вот вывод:
О себе, много испытавшем в жизни, он говорит:
Николай Заболоцкий — Урал: Стих
Зима. Огромная, просторная зима.
Деревьев громкий треск звучит, как канонада.
Глубокий мрак ночей выводит терема
Сверкающих снегов над выступами сада.
В одежде кристаллической своей
Стоят деревья. Темные вороны,
Сшибая снег с опущенных ветвей,
Шарахаются, немощны и сонны.
В оттенках грифеля клубится ворох туч,
И звезды, пробиваясь посредине,
Свой синеватый движущийся луч
Едва влачат по ледяной пустыне.
Но лишь заря прорежет небосклон
И встанет солнце, как, подобно чуду,
Свет тысячи огней возникнет отовсюду,
Частицами снегов в пространство отражен.
И девственный пожар январского огня
Вдруг упадет на школьный палисадник,
И хоры петухов сведут с ума курятник,
И зимний день всплывет, ликуя и звеня.
В такое утро русский человек,
Какое б с ним ни приключилось горе,
Не может тосковать. Когда на косогоре
Вдруг заскрипел под валенками снег
И большеглазых розовых детей
Опять мелькнули радостные лица, —
Лариса поняла: довольно ей томиться,
Довольно мучиться. Пора очнуться ей!
В тот день она рассказывала детям
О нашей родине. И в глубину времен,
К прошедшим навсегда тысячелетьям
Был взор ее духовный устремлен.
И дети видели, как в глубине веков,
Образовавшись в огненном металле,
Платформы двух земных материков
Средь раскаленных лав затвердевали.
В огне и буре плавала Сибирь,
Европа двигала свое большое тело,
И солнце, как огромный нетопырь,
Сквозь желтый пар таинственно глядело.
И вдруг, подобно льдинам в ледоход,
Материки столкнулись. В небосвод
Метнулся камень, образуя скалы;
Расплавы звонких руд вонзились в интервалы
И трещины пород; подземные пары,
Как змеи, извиваясь меж камнями,
Пустоты скал наполнили огнями
Чудесных самоцветов. Все дары
Блистательной таблицы элементов
Здесь улеглись для наших инструментов
И затвердели. Так возник Урал.
Урал, седой Урал! Когда в былые годы
Шумел строительства первоначальный вал,
Кто, покоритель скал и властелин природы,
Короной черных домн тебя короновал?
Когда магнитогорские мартены
Впервые выбросили свой стальной поток,
Кто отворил твои безжизненные стены,
Кто за собой сердца людей увлек
В кипучий мир бессмертных пятилеток?
Когда бы из могил восстал наш бедный предок
И посмотрел вокруг, чтоб целая страна
Вдруг сделалась ему со всех сторон видна, —
Как изумился б он! Из черных недр Урала,
Где царствуют топаз и турмалин,
Пред ним бы жизнь невиданная встала,
Наполненная пением машин.
Он увидал бы мощные громады
Магнитных скал, сползающих с высот,
Он увидал бы полный сил народ,
Трудящийся в громах подземной канонады,
И землю он свою познал бы в первый раз…
Не отрывая от Ларисы глаз,
Весь класс молчал, как бы завороженный.
Лариса чувствовала: огонек, зажженный
Ее словами, будет вечно жить
В сердцах детей. И совершилось чудо:
Воспоминаний горестная груда
Вдруг перестала сердце ей томить.
Что сердце? Сердце — воск. Когда ему блеснет
Огонь сочувственный, огонь родного края,
Растопится оно и, медленно сгорая,
Навстречу жизни радостно плывет.
Русские поэты о Зимушке-Зиме
Сквозь волнистые туманы
Пробирается луна,
На печальные поляны
Льет печально свет она.
По дороге зимней, скучной
Тройка борзая бежит,
Колокольчик однозвучный
Утомительно гремит.
Что-то слышится родное
В долгих песнях ямщика:
То разгулье удалое,
То сердечная тоска.
Ни огня, ни черной хаты,
Глушь и снег. На встречу мне
Только версты полосаты
Попадаются одне.
ВОТ СЕВЕР, ТУЧИ НАГОНЯЯ (отрывок из поэмы «Евгений Онегин»)
Вот север, тучи нагоняя,
Дохнул, завыл – и вот сама
Идет волшебница-зима,
Пришла, рассыпалась; клоками
Повисла на суках дубов,
Легла волнистыми коврами
Среди полей вокруг холмов.
Брега с недвижною рекою
Сравняла пухлой пеленою;
Блеснул мороз, и рады мы
Проказам матушки-зимы.
Снежок порхает, кружится,
На улице бело.
И превратились лужицы
В холодное стекло.
Снежок изрезан лыжами,
Как мел, скрипуч и сух,
И ловит кошка рыжая
Веселых белых мух.
Щенка прогуливает тетя.
Щенок расстался с поводком.
И вот на бреющем полете
Летят вороны за щенком.
Сверкает снег…
Какая малость!
Печаль, куда же ты девалась?
ВЕЧЕР ТИХИЙ И МОРОЗНЫЙ
Вечер тихий и морозный.
Только снега нет и нет.
За окном включили звезды,
В доме выключили свет.
Из-за леса туча вышла
Дом притих и замолчал
Ночью кто-то еле слышно
В окна лапками стучал,
А под утро в серебристой
Белоснежной тишине
Кто-то чистый и пушистый
На моем лежал окне.
Еду. Тихо. Слышны звоны.
Под копытом на снегу,
Только серые вороны
Расшумелись на лугу.
Заколдован невидимкой,
Дремлет лес под сказку сна,
Словно белою косынкой
Подвязалася сосна.
Понагнулась, как старушка,
Оперлася на клюку,
А над самою макушкой
Долбит дятел на суку.
Скачет конь, простору много,
Валит снег и стелет шаль.
Бесконечная дорога
Убегает лентой вдаль.
За окошком в белом поле –
Сумрак, ветер, снеговей.
Ты сидишь, наверно, в школе,
В светлой комнатке своей.
Зимний вечер коротая,
Наклонилась над столом:
То ли пишешь, то ль читаешь,
То ли думаешь о чем.
Кончен день – и в классах пусто,
В старом доме тишина,
И тебе немножко грустно,
Что сегодня ты одна.
Из-за ветра, из-за вьюги
Опустели все пути,
Не придут к тебе подруги
Вместе вечер провести.
Замела метель дорожки, –
Пробираться нелегко.
Но огонь в твоем окошке
Виден очень далеко.
Что хоть лениво и несмело
Луч возникает за лучом,
А небо так еще всецело
Ночным сияет торжеством.
Но не пройдет двух-трех мгновений,
Ночь испарится над землей,
И в полном блеске проявлений
Вдруг нас охватит мир дневной.
Чудная картина,
Как ты мне родна:
Белая равнина,
Полная луна,
Свет небес высоких,
И блестящий снег,
И саней далеких
Одинокий бег.
Белая береза
Под моим окном
Принакрылась снегом,
Точно серебром.
На пушистых ветках
Снежною каймой
Распустились кисти
Белой бахромой.
И стоит береза
В сонной тишине,
И горят снежинки
В золотом огне.
А заря, лениво
Обходя кругом,
Обсыпает ветки
Новым серебром.
«ЗИМА. Огромная, просторная зима. »
Зима. Огромная, просторная зима.
Деревьев громкий треск звучит, как канонада.
Глубокий мрак ночей выводит терема
Сверкающих снегов над выступами сада.
В одежде кристаллической своей
Стоят деревья.
Тёмные вороны,
Сшибая снег с опущенных ветвей,
Шарахаются, немощны и сонны.
В оттенках грифеля клубится ворох туч,
И звёзды, пробиваясь посредине,
Свой синеватый движущийся луч
Едва влачат по ледяной пустыне.
Но лишь заря прорежет небосклон
И встанет солнце, как, подобно чуду,
Свет тысячи огней возникнет отовсюду,
Частицами снегов в пространство отражён.
И девственный пожар январского огня
Вдруг упадёт на школьный палисадник,
И хоры петухов сведут с ума курятник,
И зимний день всплывёт, ликуя и звеня.
В такое утро русский человек,
Какое б с ним ни приключилось горе,
Не может тосковать.
Когда на косогоре
Вдруг заскрипел под валенками снег
И большеглазых розовых детей
Опять мелькнули радостные лица.
Вот и выпал первый снег,
первый снег,
Он покрыл долины рек —
первый снег.
А река течёт черна,
первый снег,
Вся жива ещё до дна,
первый снег.
Вся любовь моя черна,
первый снег,
Вся жива ещё до дна,
первый снег.
Льдом покроется она,
первый снег,
Но на свете есть весна,
первый снег!
Я приветствую тебя,
первый снег,
Не жалея, не скорбя,
первый снег.
Хоть невесело идти,
первый снег,
На седом твоём пути,
первый снег.
На первый снег взглянул щенок
И ничего понять не мог.
— Откуда столько белых мух
Набилось к нам на двор?
А может это птичий пух
Летит через забор.
Он пасть раскрыл — и снегу хвать —
И стал задумчиво жевать.
Жует, жует, но вот беда!
На языке одна вода.
Совсем сконфузился щенок
И в конуру обратно лег.
Он был не глуп, а просто мал
И снег впервые увидал…
Вечер тихий
И морозный,
Только снега
Нет и нет.
За окном
Включили звёзды,
В доме
Выключили свет.
Из-за леса
Туча вышла.
Дом притих
И замолчал.
Ночью кто-то
Еле слышно
В окна лапками
Стучал.
А под утро
В серебристой,
В белоснежной
Тишине
Кто-то чистый
И пушистый
На моём лежал
Окне.
***
Ах, кто не любит первый снег
В замёрзших руслах тихих рек,
В полях, в селеньях и в бору,
Слегка гудящем на ветру!
В деревне празднуют дожинки,
И на гармонь летят снежинки.
И весь в светящемся снегу,
Лось замирает на бегу
На отдаленном берегу.