в больнице отобрали телефон

«Он человек творческий и совершенно безобидный, — говорит Константин Бойков. — Его медицинские данные я комментировать не имею права, однако очевидно, что в больницу его помещать не стоило. Для этого просто не было оснований. Но, как человек, который раньше работал психиатром и побывал по обе стороны баррикад, я понимаю врачей, которые подстраховываются, чтобы понаблюдать за пациентом».

Даже тот факт, что Пирогов стоял в сугробе босиком, не мог стать основанием для госпитализации, считает руководитель психопросветительского проекта «Дело Пинеля» и психиатр Республиканской психиатрической больницы в Петрозаводске Виктор Лебедев: «В законе речь идет о непосредственной опасности для себя или окружающих. Если человек стоит в сугробе, он может простудиться, но это не угрожает напрямую его жизни».

Три пути

Человек может попасть в психиатрическую больницу тремя способами.

Добровольно. Когда пациент сам обращается к врачу и подписывает согласие на госпитализацию. «В этом случае проблем возникнуть не должно. Ситуацию, когда человека годами держат без повода в больнице, трудно представить. Это не в интересах врачей, особенно учитывая, что свободных мест мало. К тому же тот факт, что пациент сам обратился за помощью, доказывает, что он критично относится к своему состоянию. А это очень важно, когда речь идет о психиатрии», — говорит Саша Старость, одна из создательниц просветительской платформы «Психоактивно», которая объединяет людей с психическими особенностями.

Принудительно. Когда суд назначил лечение вместо отбывания наказания за совершенное преступление. Например, таким образом в больницы попадали серийные убийцы с психическими заболеваниями. Этим же путем туда может попасть Дарья Беляева, которую заподозрили в контрабанде наркотиков из-за заказанного ею в Польше антидепрессанта.

Недобровольно. Когда человека не обвиняли в преступлении, но он опасен для себя и окружающих, его отправляют на так называемое недобровольное лечение. Госпитализацию могут инициировать родственники, полицейские, соседи и кто угодно еще, вызвав психиатрическую скорую или доставив человека в больницу. Итоговое решение принимают психиатры после осмотра. Когда бригада психиатрической скорой зайдет в квартиру, вызвавшие ее люди, скорее всего, уже не смогут повлиять на ситуацию.

Государственный научный центр социальной и судебной психиатрии им. В.П.Сербского Фото: Агентство «Москва»

«У меня есть психическое расстройство, и однажды во время обострения моя мама вызвала скорую, потому что не знала, как еще мне помочь, — рассказывает Саша Старость. — Многие родители так поступают, думая, что сейчас приедут врачи, сделают укол или капельницу, как в случае с обычными заболеваниями, и уедут. Но это не так. После того как врач провел со мной беседу, он сказал маме: «Вы же понимаете, что сейчас произойдет?» Затем меня грубо схватили, надели наручники и потащили в машину. Мама не могла это остановить, ей оставалось только поехать вслед за нами. Меня положили в “острое” отделение и отправили в наблюдательную палату, из которой можно выйти только на обед, поэтому я просто целыми днями лежала в кровати. У меня отобрали все вещи, включая книги, сигареты и телефон. То же самое происходило со многими другими пациентами. Я убеждена, что такая госпитализация может ухудшить состояние людей. Просто потому, что это пугающий процесс, связанный с почти полной потерей контроля и прав. Мама попыталась забрать меня из больницы, но у нее не получилось. Единственный возможный выход из такой ситуации — перевести человека в другую клинику, что мама в итоге и сделала».

Пациента отправляют на недобровольное лечение только после заключения врачебной комиссии, которую юристы называют «пятиминуткой». Затем проходит заседание суда в больнице — тоже, как правило, быстрое и формальное. Судья и прокурор на таких процессах обычно одеты в гражданскую одежду, а не в мантию и форму. Поэтому больной не всегда осознает, что присутствует на суде, а не на очередном консилиуме, говорит адвокат Дмитрий Бартенев, специализирующийся на защите людей с ментальными нарушениями. Однако часто ни сам пациент, ни даже его представитель на таком суде вообще не присутствуют.

Людей начинают лечить без их согласия еще до того, как судья примет решение — в первые 48 часов в больнице, пока готовится иск. Конституционный суд считает, что «отсутствие лечения делало бы принудительную госпитализацию лиц, страдающих психическим расстройством, бессмысленной».

«Если человек попадает в больницу и пытается отстоять свои права, он может получать довольно серьезное лечение, которое превращает его в существо с открытым ртом, текущими слюнями и замедленным реакциями. Как только он попадает в таком виде на заседание, судья видит непонятного человека с серьезным расстройством. Думаю, это неправильно. Психиатры не должны лечить до тех пор, пока пациент не предстанет перед судом», — говорит Бартенев.

По его мнению, чаще всего психиатры не хотят навредить, а просто делают свою работу, но иногда их представление о том, что нужно больному, может быть неверным.

«Наличие заболевания не всегда оправдывает госпитализацию, — говорит Бартенев. — В большинстве случаев люди могут лечиться амбулаторно и жить нормально даже с бредовыми мыслями, никому не мешая. Проблема в том, что врачи перестраховываются, и суду, который привык полагаться на заключения медиков, разбираться с этим не всегда интересно. Если адвокат пытается подойти к делу серьезно, судей это только раздражает».

Пациентам, которых недобровольно доставили в больницу, предлагают подписать согласие на госпитализацию. Таким образом администрация больницы избегает бюрократических сложностей, связанных с подачей судебного иска. Пациенты могут соглашаться на предложение врачей из-за страха, под давлением или не осознавая, что с ними происходит. К примеру, Саша Старость говорит, что не помнит, как подписывала документы, поскольку была слишком испугана.

Каждый первый — пациент

Люди попадают на недобровольное лечение по разным причинам. Часто это действительно те, кому необходима помощь врачей. Но также известны другие, спорные случаи, когда, например, госпитализировали активиста, писавшего жалобы в различные ведомства, кинолога, которая поссорилась с начальством, и антипрививочницу, отказавшуюся делать пробу Манту своей дочери.

«Почти любой человек, проявивший излишние эмоции или отличающиеся от общепринятых взгляды, может попасть в больницу, если его поведение покажется странным сотрудникам полиции или кому-то еще. Будучи абсолютно социализированным, ты попадаешь в эту передрягу и потом долго не можешь из нее выбраться», — говорит координатор «Правозащиты Открытки» Алексей Прянишников.

При этом от проявления бурных эмоций никто не застрахован. Большинство людей в течение жизни переживают различные кризисы, которые могут вызвать эмоциональные реакции или спровоцировать психические расстройства. Стрессовым фактором может стать любая ситуация, которая произвела на человека большое впечатление или существенно изменила его жизнь. Расстройство могут вызвать даже счастливые события, но чаще, конечно, это что-то негативное, например, изнасилование, автокатастрофа или пандемия коронавируса.

Пенсионерку Наталью Шубину во время режима самоизоляции в Москве полицейские задержали, когда она вышла вместе с сыном в магазин. По словам мужчины, у его матери был электронный пропуск, и она его предъявила, а когда полицейский попросил сделать это еще раз, отказалась. В задержании участвовали пять полицейских и три росгвардейца. Когда Шубину силой посадили в машину, она испугалась и стала кричать. Помимо прочего ее беспокоило, что полицейские были без масок и не соблюдали безопасную дистанцию.

Наталью доставили в ОВД «Текстильщики», где у нее поднялось давление, а затем увезли в психиатрическую больницу №13. На следующий день в больнице прошел суд, который отказался госпитализировать пенсионерку, и ее отпустили домой.

По словам адвоката Шубиной Оксаны Опаренко, ее подзащитная никогда не состояла на учете в психиатрическом диспансере: «Из хронических заболеваний у нее только проблемы с сердцем, так что желание отправить Шубину в психиатрическую больницу было вызвано лишь ее нервной реакцией на задержание».

«Думаю, ситуация Шубиной разрешилась именно так, потому что ее сын сделал историю публичной, а адвокат попал к ней почти сразу, — объясняет Прянишников. — Если адвокат попадает на заседание по недобровольной госпитализации и если она действительно неоправданная, то шансы вытащить человека довольно велики. Но чаще всего у пациента нет возможности обратиться к защитнику — ни финансовой, ни технической. В больницах забирают телефоны, пациент даже не всегда может позвонить родственникам. Большинство таких дел ведут адвокаты по назначению, а мы знаем, что происходит в этом случае».

Больше шансов получить помощь у тех, кто связывается с родственниками и юристами еще при задержании, до того как попал в больницу — так произошло, например, в случае Геннадия Пирогова. Но даже если у пациента есть хороший адвокат, это ничего не гарантирует, потому что все зависит от ситуации в конкретном стационаре, говорит Прянишников.

Юристов часто не пускают в больницы, сославшись на медицинскую тайну. Прянишников приводит в пример дело Игоря Горланова — активиста, госпитализированного после одиночного пикета в поддержку политзаключенных у Администрации президента. Лечащий врач Горланова заявил, опираясь на слова полицейских, что тот вел себя агрессивно, неадекватно и не мог объяснить, как оказался возле здания. Активиста переводили из больницы в больницу и перевозили из региона в регион, не сообщив об этом адвокату. Его выпустили только после месяца лечения.

Боятся все

В докладе международной правозащитной группы «Агора» о политической психиатрии говорится, что при явных сомнениях в обоснованности диагноза и необходимости помещения в стационар гражданских активистов направляют на лечение довольно редко. «При этом следственные органы и суды систематически пытаются эту ситуацию раскачивать, использовать угрозу помещения в психиатрический стационар как способ давления на обвиняемых», — пишут правозащитники. По данным Центра психиатрии и наркологии имени Сербского, число проводимых судебно-психиатрических экспертиз увеличивается: «До 2013 года их ежегодный прирост не превышал 1%, к 2015 году их число увеличилось на 33,2%».

Алексей Прянишников уверен, что сегодня уже можно говорить о возвращении карательной психиатрии, хоть по масштабу она и несопоставима с советской. Константин Бойков с ним не согласен.

«Я много раз участвовал в процессах о недобровольной госпитализации и ни разу не видел, чтобы врачи помещали в больницу политически преследуемых, находясь в сговоре «со злыми силами». Я каждый раз вижу что угодно: процессуальные нарушения со стороны суда или администрации медицинского учреждения, разгильдяйство, необоснованные требования родственников, которые хотят избавиться от кого-то, чтобы получить квартиру, или же добросовестное заблуждение врачей, которое в немалой степени обусловлено тем, что полицейские написали в своем рапорте неправду. Психиатр — очень гуманная профессия, он должен быть терпеливым, чтобы не раздражаться на своих пациентов. Это благородные люди, дорожащие своей репутацией. Исключения, конечно, бывают, но такие врачи в больницах не задерживаются».

Принимая решения о необходимости госпитализации, психиатры рискуют не только своей репутацией. За незаконное удержание человека в больнице им грозит до трех лет лишения свободы.

Пациент психиатрической больницы Фото: Дмитрий Лебедев/Коммерсантъ

В 2019 году профессиональное сообщество обсуждало два уголовных дела: дело психиатра Ольги Андроновой, которая на одну ночь оставила в больнице пациентку, доставленную в возбужденном состоянии. Андронову обвинили в халатности и обязали выплатить потерпевшей 500 тысяч рублей в качестве моральной компенсации. И дело Александра Шишлова, которого признали виновным в том, что он освободил от принудительной госпитализации пациента, впоследствии убившего ребенка. Врача осудили на два года колонии-поселения, но позже приговор отменили.

«После этих случаев врачам стало страшно, — говорит психиатр частной клиники Mental Health Center Мария Гантман, — ответственность огромная, а психиатры очень уязвимы. Если выписанный пациент совершит самоубийство или убьет родственника, в этом обвинят врача. Если специалист перестрахуется и оставит в больнице человека, не представляющего опасности, он тоже будет виноват. Но нужно понимать, что у психиатров нет рентгена правды. Мы не можем сделать анализы, чтобы поставить диагноз «психоз» — можем только наблюдать за состоянием человека, которое часто меняется. Врачу приходится делать выводы, основанные на словах родственников, полицейских, самого пациента. И каждый участник может что-то исказить или неправильно передать. Это огромная психологическая нагрузка. Врачи никак не защищены от уголовных дел из-за специфики психиатрии, которая не имеет подкрепления в виде объективных анализов».

Врачи решают проблему избыточной ответственности по-разному. Кто-то перестраховывается и госпитализирует пациентов «на всякий случай». Мария Гантман ограничила часы приема, чтобы хватало сил на более тщательное ведение небольшой группы пациентов, — основной доход она получает, работая репетитором.

Участковый психиатр Виктор Лебедев из амбулаторного отделения государственной больницы в Карелии, несмотря на риски, старается не отправлять пациентов в стационар без острой необходимости. Он считает, что большинство проблем можно решить амбулаторно, а в крайнем случае убедить пациента госпитализироваться добровольно.

«Если человек едет в больницу, я всегда думаю, что, возможно, мы недоработали, — говорит он. — Я не люблю госпитализации, это моя личная боль и травматичный опыт для пациентов. Они рассказывают мне, как их заставляли мыть полы за сигареты, запугивали долгим пребыванием в больнице ради согласия на лечение, относились к ним как к людям второго сорта. Мне их очень жалко. У некоторых пациентов даже развивается что-то вроде посттравматического стрессового расстройства, когда они начинают избегать конкретных врачей, которые их госпитализировали».

Психиатрами в России движет страх последствий, часто они принимают решение, исходя из того, как уберечь себя, а не помочь пациенту, говорит Лебедев: «Но мы не видим вала уголовных дел против психиатров: страха здесь больше, чем реальных случаев. Эти немногие случаи подпитывают его. Кстати, дело Шишлова повлияло на практику. Пациентов стали чаще задерживать в стационарах — по крайней мере, я обратил внимание на это в своем регионе».

Несовершенство системы пугает не только врачей и здоровых людей, но и тех, кому действительно нужна медицинская помощь в стационаре. Демонизировать психиатров не стоит, говорит Саша Старость: «Если есть необходимость, нужно идти к врачу. Да, недобровольное лечение с нарушением прав пациентов существует. Но если человек сам идет в больницу, скорее всего, он попадет в отделение с облегченным режимом, где не отбирают телефоны и нет проблем с посещениями. Адекватную помощь можно получить даже в государственной больнице. В частной с пациентом, возможно, будут обращаться аккуратнее, но в лечении существенной разницы нет».

Системное бесправие

Ситуация вокруг недобровольного психиатрического лечения отражает общую картину с гражданскими свободами в России, считает правозащитник и сооснователь Независимой психиатрической ассоциации России Александр Подрабинек, автор книги «Карательная медицина».

«Бесправие существует как система — это институциональная проблема, — говорит он. — Принудительно лечат людей с оппозиционными взглядами — казалось бы, это касается только политики. Но на самом деле это влечет за собой бесправие и в бытовых случаях вроде того, что произошел с Натальей Шубиной. Гражданских свобод становится меньше во всех областях нашей жизни».

«Любое отклонение от установленных норм, любое беззаконие — неважно, чем оно мотивировано, может масштабироваться и получить широкое распространение, — соглашается Прянишников. — Если эту машину не остановить, ситуация будет ухудшаться. У нас неплохой закон «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании». Он писался, когда Россия встала на путь демократизации в 90-х — как реакция на нарушения в области психиатрии в Советском Союзе. Но мы постоянно сталкиваемся с его неправильным правоприменением. На мой взгляд, психиатры должны быть подконтрольны суду, но проблема в том, что сейчас судьи не сомневаются в их выводах».

Все опрошенные «Снобом» эксперты считают, что возможность недобровольной госпитализации необходима, поскольку при адекватном применении она позволяет сохранить жизнь пациента и окружающих его людей.

«Если мы хотим, чтобы люди были защищены как от психических болезней, так и от произвола сотрудников больниц, у любого человека должен быть доступ к защите со стороны адвокатов и НКО. Нельзя судить врача за события, которые от него не зависят. И нельзя лишать пациента контакта с родными только потому, что так проще.

Ситуация, когда у пациентов отбирают телефоны, а правозащитники и адвокаты не могут попасть к ним, ненормальна. Это влияет на общую атмосферу в больницах. Люди не должны быть изолированы в психиатрической клинике как в тюрьме», — резюмирует Мария Гантман.

Источник