почему в психбольнице забирают телефон
Разрешают ли в псих больнице психическим больным пользоваться сотовыми телефонами?
Разрешают ли в псих больнице психическим больным пользоваться сотовыми телефонами?
Ответы на вопрос:
Этот вопрос Вам нужно уточнить у главврача.
Определяется Правилами внутреннего распорядка и зависит от категории больных.
Разрешается пользоваться в установленное правилами больницы время.
Похожие вопросы
Такой вопрос: Можно ли пользоваться мобильным телефоном в психбольнице несовершеннолетнему, находящемуся на принудительном обследовании?
Прохожу обследование в психиатрической больнице. Имеют ли право забрать телефон или какую либо электронику в психиатрической больнице?
Может ли пациент наркологической больницы иметь при себе мобильный телефон? Если может, почему персонал больницы не разрешает иметь его при себе? Разве это не нарушение моих гражданских прав? Что мне говорить или делать, если врач запрещает мне иметь при себе телефон?
Имеют ли право люди, находящиеся на лечении в психиатрическом стационаре гулять и общаться с родными?
1. Могут ли друзья навещать человека, проходящего лечение в психбольнице?
2. Могут ли друзья навещать человека, проходящего лечение в психоневрологическом диспенсере? (ПНД)
3. Если человека неправомерно отправили на лечение через взятку, можно ли оспорить диагноз и доказать, что человек адекватен?
Спасибо! Ответа на первые два вопроса уже будет достаточно =)
Правомерны ли действия соседки по вызову по 03 бригады, как можно квалифицировать ее действия (клевета, незаконная госпитализация и т.д.)
Имеет ли право психически больной человек знать свой диагноз имеет ли право полиция знать диагноз психически больного человека или они должны делать запрос в больницу.
Кто обязан следить за лицами состоящими на учете у врача психиатра?
Могут ли запретить пользование мобильным телефоном в психиатрической больнице?
Правомерны ли действия персонала психиатрической больницы в случае если лицу, страдающему психическими расстройствами, обратившемуся за помощью в добровольном порядке, было запрещено пользование мобильным телефоном для периодической связи с родственниками и близкими? Сопровождающих, при поступлении, попросили забрать мобильный телефон домой, исключив любую возможность связи с пациентом родными и близкими в дни неразрешенные для посещения больного.
Статья 37. Права пациентов, находящихся
в медицинских организациях, оказывающих психиатрическую помощь в стационарных
условиях
(в
ред. Федерального закона от 25.11.2013 N 317-ФЗ)
(1) Пациенту должны быть разъяснены основания и цели
госпитализации его в медицинскую организацию, оказывающую психиатрическую
помощь в стационарных условиях, его права и установленные в указанной
медицинской организации правила на языке, которым он владеет, о чем делается
запись в медицинской документации.
(в
ред. Федерального закона от 25.11.2013 N 317-ФЗ)
(2) Все пациенты, находящиеся на лечении или обследовании в
медицинской организации, оказывающей психиатрическую помощь в стационарных
условиях, вправе:
(в
ред. Федерального закона от 25.11.2013 N 317-ФЗ)
обращаться непосредственно к главному врачу или заведующему
отделением по вопросам лечения, обследования, выписки из медицинской
организации, оказывающей психиатрическую помощь в стационарных условиях, и
соблюдения прав, предоставленных настоящим Законом;
(в
ред. Федерального закона от 25.11.2013 N 317-ФЗ)
подавать без цензуры жалобы и заявления в органы
представительной и исполнительной власти, прокуратуру, суд, к адвокату, в
государственное юридическое бюро (при наличии);
(в
ред. Федерального закона от 21.11.2011 N 326-ФЗ)
встречаться с адвокатом, работником или уполномоченным
лицом государственного юридического бюро и со священнослужителем наедине;
(в
ред. Федерального закона от 21.11.2011 N 326-ФЗ)
исполнять религиозные обряды, соблюдать религиозные каноны,
в том числе пост, иметь религиозные атрибутику и литературу, если это не
нарушает внутренний распорядок медицинской организации;
(в
ред. Федерального закона от 25.11.2013 N 317-ФЗ)
выписывать газеты и журналы;
получать общее образование, в том числе по адаптированной
образовательной программе;
(в
ред. Федерального закона от 02.07.2013 N 185-ФЗ)
получать наравне с другими гражданами вознаграждение за
труд в соответствии с его количеством и качеством, если пациент участвует в
производительном труде.
(3) Пациенты имеют также следующие права, которые могут
быть ограничены по рекомендации лечащего врача заведующим отделением или
главным врачом в интересах здоровья или безопасности пациентов, а также в интересах
здоровья или безопасности других лиц:
вести переписку без цензуры;
получать и отправлять посылки, бандероли и денежные
переводы;
иметь и приобретать предметы первой необходимости,
пользоваться собственной одеждой.
(4) Платные услуги (индивидуальная подписка на газеты и
журналы, услуги связи и так далее) осуществляются за счет пациента, которому
они предоставляются
ст. 37, Закон РФ от 02.07.1992 N 3185-1 (ред. от 14.10.2014) «О
психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании»
«Нормальные сюда не попадают»: как я провела пять дней в психбольнице
Объективно я психически здорова — и это не моё мнение, хотя, наверное, и мою оценку можно учитывать: я биолог по образованию, интересуюсь нейрофизиологией, психологией и психиатрией и сейчас изучаю их дистанционно. Здоровой меня считает специалистка, к которой я обращалась, — психотерапевт, психиатр и доктор наук. В психотерапии я пять лет, причин хватает — у меня в анамнезе и изнасилования в несовершеннолетнем возрасте, и жизнь с маленькой дочкой в ситуации постоянного домашнего насилия.
Год назад психиатр, выписывающая мне медикаменты, уехала. Город у нас небольшой – 100 тысяч человек, найти нового врача не так просто, и я решила обратиться за очередным рецептом на антидепрессанты в наш психоневрологический диспансер. Пришла в диспансерное отделение, которое в городе (сам ПНД гораздо дальше) — и в первый раз стало понятно, что бесполезно объяснять, почему необходимы и транквилизаторы, и антидепрессанты. Выписали только первые, а при повторном посещении поставили на учёт с диагнозом «тревожно-депрессивное расстройство».
Незадолго до карантина я пришла за очередным рецептом, но мне отказали. Сказали: «Пейте травки». На остатках психических сил я просидела два с половиной месяца взаперти с детьми, которые болели, потом ко всему этому добавилось несколько трагических событий, итог оказался закономерен: я провалилась в депрессивный эпизод с суицидальными мыслями, которые, впрочем, реализовывать не собиралась, но симптомы и тяжесть ситуации могла оценить. Жить дальше без лекарств было нельзя, и я снова отправилась к врачу в надежде выбить рецепт на антидепрессанты.
Вот тогда-то всё и закрутилось. Стоило мне сказать, что смертельно устала, у меня кончились силы и жить больше не хочется, как моментально вызывали скорую: мы-де не готовы нести за вас ответственность. То, что я приехала сама на машине, нормально отвечаю на вопросы и адекватно себя веду, никто уже не учитывал. Меня не осматривал психолог, а ведь есть методики определения и степени депрессивного состояния, и реальности суицида — я о них знаю. Фактически не было никакой диагностики — только испуг дежурного психиатра и заведующей.
Приехала скорая. Не то чтобы меня в неё затолкали, но и не уговаривали — просто поставили перед фактом: «Надо ехать». Сил сопротивляться не было: я была измотана, а прессовали меня несколько человек — тут и не всякий здоровый сможет отбиться. К тому же я думала, что в больнице разберутся, что я не суицидница, и на этом всё закончится. Наивная!
В машине мне сунули какие-то документы на подпись — я даже не успела толком их прочитать. Пока ехали, успела написать своей психологине и мужу, что меня везут в психоневрологический диспансер.
Диагностики не было и в приёмном покое. Лечащего врача — а видела я его только один раз при поступлении — больше интересовало моё мировоззрение, чем симптомы: например, он подробно расспрашивал, почему я собираюсь поехать учиться за границу.
Мне сказали, что если я не подпишу согласие на госпитализацию, то его получат через суд — а он всегда становится на сторону больницы — и меня запрут на полгода. Я спросила врача, а есть ли у него какие-то другие способы убеждения, кроме угроз, и тогда он начал рассказывать, что ничего страшного, всё будет хорошо. Мол, в отделении мне будет удобно, я смогу остаться в своей одежде, выходить курить, в выходные приедут родственники. Когда я спросила, а чем меня, собственно, будут лечить, ответил: «Давайте, вы у нас хотя бы одну ночь проведёте. Я выпишу феназепам, чтобы вы выспались, а завтра вы напишите отказ от лечения и просьбу перевести в дневной стационар». Это было как раз то, чего мне хотелось, и я всё подписала.
Судья ради экспертизы закрыл меня в психушке на месяц. Равнодушие врачей, угрозы убийством и клопы
Сначала против меня возбудили уголовное дело, потом домой приехали омоновцы с обыском. Забрали все документы, электронику, банковские карты, три сотовых телефона и повезли меня в ближайший город на допрос — а я живу в деревне. Поначалу следователь допрашивал без адвоката, потом пришел государственный юрист, но он только хлопал глазами и ничем не помогал.
Мне назначили амбулаторную психологическую экспертизу — это просто разговор с психиатром и тесты. Я ее прошел, был признан вменяемым. Потом следователь попросил суд провести стационарную психиатрическую экспертизу, чтобы «уточнить степень выраженности эмоционально-волевых нарушений». Когда я приехал в суд, чтобы обжаловать эту экспертизу, меня срочно вызвали к следователю — мол, чтобы уточнить несколько вопросов. Я согласился, за мной приехали. Но вместо допроса следователь просто отдал конвоирам бумагу о психиатрической экспертизе, и те повезли меня в психушку. Я пытался объяснить сотрудникам, что решение суда вступает в силу только через десять дней, но они разводили руками — приказ есть приказ. Обещали, что в больнице надо будет полежать три дня. На самом деле я застрял там на месяц.
В больнице меня попросили подписать документ о согласии на экспертизу. Я не согласился. Но их это не смутило. Якобы суд уже все решил. Меня заставили раздеться и отдать все личные вещи. Осмотрели. Выдали поношенную сине-зеленую форму. Брюки и рубашку. На ярлычке было написано, что костюму уже три года, он был заношен до дыр. Телефон сразу же забрали. Мол, чтобы я никого не фотографировал. Я только успел отправить маме СМС, что меня закрывают. Позвонил адвокату, но тот попросил перезвонить, когда выйду. Попытался договориться с заведующей, чтобы телефон все-таки оставили, но она не стала меня слушать. Вместо этого спрашивала, почему у меня нет девушки, и когда я ответил, что у меня недостаточно денег и я опасаюсь заразиться ВИЧ из-за эпидемии, заведующая записала в дневнике наблюдения: «Пропагандирует превосходство. Считает всех женщин больными СПИДом».
Больница была похожа на старенькую четырехэтажную школу. Стены покрашены краской, повсюду кафель. Я жил в шестиместной палате вместе с другими «подэкспертными» — нас так называли. Рядом был душ и туалет. Больше всего мне не нравилось, что в палате не было двери, а ночью из коридора шел свет.
Хоть окна были и пластиковые, из них дуло. Я дважды заболел. Примерно через неделю у меня поднялась температура до 38 градусов, и началась ангина. Болели в палате практически все. Мы просили заведующую утеплить или заклеить окно, но она ничего не делала. Примерно через две недели я смог занять койку рядом с батареей и греть об нее ноги.
Так быстро я заболел не только из-за сквозняков и холода — кстати, одеяла там совсем не греют. Но и из-за ужасного питания. Есть там невозможно. Все без соли и без сахара, очень невкусное. Котлета на обед то ли рыбная, то ли мясная, непонятно. Утром давали полкружки кофейного напитка, мерзкую кашу и кусок хлеба. Если бы не передачки, я бы отощал. Слава богу, мама привозила мне фрукты, йогурты и колбасу. Передачки можно было есть только после ужина и в столовой — хранить у себя пищу запрещено.
В матрасе жили клопы. Я не чувствовал их ночами, но находил на себе. Держать свои вещи в палате нельзя, мне разрешили взять только тапочки. Даже полотенце выдают казенное. Бриться дозволено только по четвергам и воскресеньям. Подъем в психушке был в семь утра, отбой в 11. В свободное от приемов пищи и встреч с медиками время ты можешь читать книги (я взял «Войну и мир»), смотреть телевизор в отдельной комнате и играть в настольный теннис, если есть мячики. И все. Так целый месяц. А еще есть тихий час днем — тогда нельзя вообще подниматься — только читаешь лежа или спишь.
Каждый день я разговаривал с психологами и психиатрами. Они задавали мне вопросы, просили заполнять тесты. Часто спрашивали про материалы дела. Мне кажется, что они при этом делали записи для следователя. Много раз спрашивали, почему я не признаю себя виновным. Одна из врачей прочитала мою карту и сказала, что мои дела плохи и что я — загнанная мышь.
Связаться со мной никто не мог. Мама звонила 26 раз в день на стационарный номер больницы, но никто не брал трубку. С санитарами лучше было не общаться. Я от скуки хотел взять брошюрку на стенде про конституцию, они на меня заорали: «Положи на место».
Отпустили меня спустя 28 дней. С заключением «вменяем».
Санитарная зона: что творится внутри психбольниц
Когда санитары становятся фигурантами новостных хроник, то чаще всего речь идет об избиениях, издевательствах, нарушении прав больных. Работников увольняют, отдают под суд, но злоупотребления продолжаются. Почему это происходит и что входит в служебные обязанности санитаров, выясняли «Известия».
Учение — свет
Санитары, согласно утвержденному Минздравсоцразвития Единому квалификационному справочнику, могут выполнять разную работу: начиная с уборки помещения и заканчивая купанием тяжелобольных пациентов. Поэтому их часто путают то с уборщиками, то с медсестрами. Но в отличие от первых санитары включены в группу младшего медицинского персонала. Это позволяет им претендовать на сокращенную рабочую неделю и дополнительные отпуска наравне с другим медперсоналом. При этом в отличие от медсестер санитары несут значительно меньшую ответственность за свою работу и могут не обладать знаниями в медицине. Формально для вступления в эту должность достаточно лишь среднего общего образования.
Минобрнауки России предлагало изменить ситуацию и представило проект приказа, по которому санитарам пришлось бы получать профессиональное образование. Продолжительность обучения определялась бы конкретной программой. Но ни программа, ни приказ свет так и не увидели, поэтому пока работодатели самостоятельно разбираются с критериями отбора. Раньше для удобства они делили вакансию на несколько составляющих. Например, санитар-уборщик и санитар по уходу за пациентами. Сейчас необходимость в них постепенно отпадает. Во-первых, потому что больницы предпочитают обращаться к клининговым компаниям. Во-вторых, потому что ставку делят между другими сотрудниками. Например, проблемой транспортировки пациентов теперь занялись специальные компании по перевозке больных. Они сутками дежурят в разных отделениях медучреждения. Уход за пациентами отдали медсестрам.
Формально сказать, что от этого нагрузка на персонал превысила норму, нельзя. При наличии достаточного количества персонала сотрудники просто станут выполнять полный перечень тех обязанностей, который прописан в Едином квалификационном справочнике, утвержденном Минздравсоцразвития. Большая часть обязанностей санитаров, согласно этому документу, пересекается с задачами других сотрудников или вовсе дублирует их.
Например, сестра-хозяйка обеспечивает подразделение необходимым хозяйственным инвентарем, моющими средствами, бельем для больных. Санитарка — получает у нее инвентарь и белье, «обеспечивает их правильное хранение и использование».
Младшая сестра по уходу за больными меняет постельное и нательное белье пациентов, транспортирует тяжелобольных, содержит в чистоте помещение. Санитарка — убирает прикроватные столики после каждого приема пищи, сопровождает больных в кабинеты, помогает им мыться, убирает помещения и ванны.
И тем не менее во многих стационарах, где больным необходимы постоянный уход и внимание, например психоневрологических, отказаться от санитаров пока не готовы. Кто же попадает на эти должности?
Взгляд изнутри
Артем оказался санитаром в одном из московских психоневрологических интернатов сразу после окончания МГУ, потому что выбрал альтернативную службу. «В целом я представлял, что это будет. Какой-то опыт у меня был, я ухаживал за своей бабушкой, которая под конец жизни впала в деменцию и не осознавала себя. Но все-таки перемена была просто космическая. Недавно писал статьи, диплом, а на следующий день иду работать туда, где куча незнакомых людей и некоторые порой пытаются тебя задушить», — вспоминает Артем в разговоре с «Известиями».
Четкого инструктажа перед вступлением в должность не было. О том, как вести себя в той или иной ситуации, узнавать приходилось опытным путем. «В совсем сложные отделения сразу, конечно, не отправляют. Мне в чем-то повезло, а в чем-то нет. Я попал в отделение милосердия. Там оказываются тяжелые, часто лежачие пациенты, которым нужен постоянный уход. Есть палата, где находятся те, кому осталось жить считаные дни. Здесь важна физическая сила, потому что часто их нужно буквально носить на руках».
Всего в отделении милосердия на тот момент лежали 40–50 человек. На них приходилось шесть санитаров (двое мужчин и четыре женщины), две медсестры и один врач. В обязанности санитара входили уборка помещений, помощь больным в приеме пищи, купании, смена белья, прогулки с ними, сопровождение на процедуры, а при необходимости и усмирение.
Последнее, в условиях, когда в отделении лишь двое мужчин-санитаров, кажется наиболее сложным. Но, по мнению Артема, здесь главное не количество, а качество. «Если человек не понимает, что делать, то либо сам травмирует больного, либо его травмируют. Тут важно знать самих пациентов, они к вам привыкают, реагируют на голос, часто до них можно достучаться. Мне в этой ситуации было страшнее всего навредить человеку. Он же свои силы не соизмеряет, а я могу испугаться и сделать что-то плохое. Но через какое-то время рефлекторно дать сдачу уже невозможно. Ты понимаешь, что больные не хотят конкретно тебе причинить зло, это просто приступ».
Совсем без срывов в таких условиях не обходилось. За смену, которая длится с восьми утра до восьми вечера, нервное напряжение порой достигало критической отметки. Эмоции прорывались в форме ругани. «Когда кто-то долго-долго давит на нервы, сложно не сорваться. Что греха таить, у меня тоже было такое. Но всё обходилось без физических воздействий, по крайней мере я ничего серьезного не видел. Хотя, возможно, это еще потому, что у нас не самое буйное отделение, да и интернат считался одним из лучших».
За МКАД — мрак
Антон работал санитаром в психиатрической больнице Великого Новгорода в 2013 году, а недавно оказался там же, но уже в качестве пациента. «Мат на мате, постоянные крики, пьянство до бессознательного состояния, курение в любой точке отделения, оплеухи пациентам — вот что из себя представлял санитар в 2013 году, — рассказывает бывший работник учреждения. — За пять лет поменялся главный врач, и, пожалуй, главное, что он сделал, — искоренил пьянство и торговлю наркотиками. За три недели моего пребывания здесь как пациента я ни разу не видел пьяного персонала и не слышал запаха алкоголя ни от кого. В остальном — всё так же. Такая же вонь, тот же драный линолеум и ободранные стены и те же отношения санитаров и пациентов».
Суть отношений, по словам Антона, довольно простая. «Это своего рода сотрудничество. Если спокойно и справедливо относишься к пациентам, то и они себя спокойно ведут и помогают». По словам большинства санитаров, «помощь» пациентов сводится к добровольному выполнению ими части работы самих санитаров. Для одних это способ занять себя, а для других — возможность заручиться хорошим отношением, получить лишнюю сигарету и чай.
В зависимости от санитара мера добровольности может варьироваться. «Проблема в том, что санитаром может быть кто угодно, лишь бы тебя не рвало от запаха в отделении. Это и бывшие военные, и пенсионеры, и просто ленивые люди, которым от жизни ничего не нужно, кроме этих 7 тыс. в месяц. И вот у них понятий об этике, терпении, уважении нет. Некоторые поясняли, что приходят надзирать, «погонять скотом». Такие могут и пнуть, и подзатыльник дать, а грубости так и вовсе не занимать».
С такой же ситуацией столкнулась зимой этого года и пациентка областной клинической психиатрической больницы в поселке Винзили Тюменской области. «Я старалась не контактировать с санитарками, потому что те, кто мне встречался, были хамки, хабалки, базарные тетки. И, по правде говоря, я их боялась. Обращались, как с животными, разговаривали так, будто, если у тебя психические проблемы, ты недостоин общения с людьми».
Как рассказала девушка, она была свидетелем сцены, где вместо еды недееспособная пожилая пациентка получила лишь порцию ругани. «У нее челюсть всё время ходуном ходила, не знаю, что за отклонение. Санитарка покрыла ее матом, забрала тарелку и ушла».
Некомпетентность санитарок привела однажды и к летальному исходу. «Последний раз нас кормили в пять вечера, поэтому многие, к кому родственники не приезжали, таскали хлеб из столовой. И одна из пациенток подавилась, когда ела в комнате. Санитарки ее переворачивали, трясли, чтобы хлеб вылетел, но не смогли спасти».
Подобная ситуация могла бы произойти и в московском интернате, где работал Артем. Но там спасти жизнь пациента позволило то, что санитар знал основы оказания первой медицинской помощи. «Мы использовали прием Геймлиха, сдавливание грудной клетки. Без навыков этого не сделаешь, а помочь, пока медсестра или врач бежит, было необходимо».
Получается, что пока комфорт, здоровье, а иногда и жизнь пациентов во многом зависят от того, повезет ли им с санитаром. Можно ли на это надеяться, пока их принимают на должность как уборщиков, а отдачи требуют, как с медсестер, — вопрос открытый.