палата больница фото с телефона
Ад российских больниц (40 фото)
Несмотря на то, что правительство постоянно отчитывается о выделение крупных сумм на реформы в области здравоохранения, ситуация с нашими больницами остается прежней. В регионах большинство больниц находятся в ужасном состоянии, условия содержания пациентов можно назвать критическими, а качество предоставляемых услуг далеко от совершенства. Далее предлагаем взглянуть на фотографии, которые более наглядно продемонстрируют то, что творится в наших больницах.
Кисловодск, апрель 2016 г. Центральная городская больница, хирургическое отделение. Это палата для тех, кто после операции.
Электросталь, 40 км от МКАД. Октябрь 2015 г. Центральная городская больница, детское инфекционное отделение.
г.Прохладный, Кабардино-Балкария. Февраль 2015 г. Горбольница, инфекционное отделение.
Братск, октябрь 2014 г. Городская детская больница, хирургическое отделение.
Симферополь, январь 2015 г. Детская больница №5, отделение пульмонологии. Стоп-кадры с видео, снятого на мобильный мамой одного из детей.
Санкт-Петербург, июль 2016 г. Городская инфекционная больница им. Боткина.
Там же, октябрь 2015 г.
Там же, январь 2016 г. Это платная палата в боткинской инфекционке.
Кстати, как сообщают региональные СМИ, главный врач инфекционной больницы им. Боткина Алексей Яковлев в 2015 г. задекларировал доход 9,197 млн. рублей (150 тыс. долларов). А в 2014 г. он заработал 7,5 млн. руб.
Еще немного про больницу им. Боткина в Петербурге. Апрель 2016 г., крик души пациента:
Санкт-Петербург, март 2016 г. Горбольница №15, отделение терапии.
Екатеринбург, сентябрь 2015 г. Горбольница №2, женская консультация. Туалет для беременных.
Екатеринбург, январь 2015 г. Горбольница №8, детское отделение.
Екатеринбург, август 2014. Горбольница №25.
Смоленск, Октябрь 2015 г. Областная психиатрическая больница («Гедеоновская»). Это главный в области психиатрический стационар, основан в 1905 г. в пос. Гедеоновка (пригород Смоленска). Вход в женское геронтологическое отделение (для стариков).
Детское отделение Гедеоновской больницы (октябрь 2015 г. )
Нефтеюганск, март 2016 г. Окружная клиническая больница им.В.И.Яцких. Это главная больница в Ханты-Мансийском автономном округе. А сам округ – главный в России район добычи нефти. В 2015 г. тут добыли 243 млн. т., больше чем в Кувейте и Норвегии вместе взятых. По деньгам это где-то 90 млрд. долларов.
Там же, август 2015 г.
Новосибирск, ноябрь 2015 г. Горбольница №25, отделение гнойной хирургии
«Если бы вы знали, как страшно в реанимации»
Читательница «МОЁ!» рассказала о том, как была на грани жизни и смерти и как врачи ковидного стационара спасли ей жизнь
Читать все комментарии
Войдите, чтобы добавить в закладки
Менеджер по продажам Анна Торшина написала нам из красной зоны ковидного госпиталя — больницы № 8. Анна захотела рассказать, каково это — оказаться буквально на грани жизни и смерти. И тем самым предупредить тех воронежцев, которые до сих пор не верят в опасность и коварство коронавируса.
Время для телефонного разговора выдалось, когда 36-летней Анне ставили очередную капельницу. Но самую страшную часть истории она рассказала позже, выйдя в коридор, «чтобы не расстраивать девочек-соседок по палате».
— Если честно, я как-то не думала, что у меня ковид, — вспоминает Анна. — 21 июня почувствовала себя плохо. Знаете, всё начало болеть так, словно меня побили. Одновременно с этим поднялась до 38 температура. Для меня это уже много, потому что редко болею. Пару дней принимала какие-то препараты сама, на улицу не выходила. А потом обратилась в нашу 19-ю поликлинику. Приехал врач. Послушал меня, прописал антибиотик, противовирусный препарат и жаропонижающее. Смотрю — он уже собирается. Спрашиваю — «А как же тест на коронавирус?» Он ответил: «Да пока не нужно. Полечитесь, и всё в порядке будет». Но полечиться дома не удалось. 25 июня мне стало хуже, поэтому отправилась в поликлинику сама. Посидела в очереди, потом меня довольно внимательно выслушали, взяли мазок и сказали, что результат будет дня через два. Но и результата я не дождалась. Потому что 26-го температура скакнула уже под 39 и стало трудно дышать. Тут уже вызвала скорую.
Скорая повезла Анну в главный ковидный стационар Воронежа — восьмую больницу. КТ, по словам Анны, показала, что вирусной пневмонией поражено около 30% лёгких. Такие пациенты по меркам восьмой больницы сейчас считаются не тяжёлыми. И их направляют в другие ковидные стационары. Анну вместе с некоторыми другими пациентами отправили в больницу № 11 в Сомово.
Эта больница, в «мирное» время специализировавшаяся на заболеваниях позвоночника, в те дни снова была перепрофилирована для приёма больных с коронавирусом. Во время второй волны ковида там оборудовали кислородную разводку. Поэтому проблем с кислородом не было. Главная проблема — с лечением.
Напомним, во всём мире пока нет препарата, который мог бы с гарантией купировать распространение коронавируса в организме. Кислород же помогает воспалённым лёгким, но никак не лечит от ковида. Врачам и пациентам остаётся только ждать. Вероятно, поэтому в 11-й больнице врачи, как вспоминает Анна, относились к пациентам довольно прохладно.
— А между тем ко 2 июля мне стало совсем плохо, — вспоминает Анна. — Душил дикий кашель, вообще не могла без кислорода. К тяжёлым больным относятся уже по-другому, внимательнее. Из 11-й больницы меня снова направили в 8-ю. Спасибо ребятам из скорой — они меняли баллоны моментально, так что я ни на минуту не оставалась без кислорода. В восьмой больнице мне сделали КТ, и скорая тут же подняла меня в реанимацию. Хорошо, что я тогда не спрашивала сама, а врачи благоразумно промолчали — КТ показала, что поражение лёгких уже больше 70 процентов. Если бы вы знали, как плохо в реанимации. Нас в палате сначала было двое. Я на высокопоточном кислороде и бабушка на аппарате ИВЛ. Потом привезли девушку лет 30, в ещё более тяжёлом состоянии, чем я. Сначала у бабушки случилась паническая атака, потом — у этой девушки. Она пыталась кричать, сорвать с себя маску, убежать. Насилу её врачи успокоили. Это выглядело так страшно. Поэтому я, чтобы не сойти с ума, старалась читать что-то в телефоне или хотя бы сосредоточиться на картинках. Подняла голову, когда снова зашёл врач. Оказалось, что девушка умерла.
Анна провела в реанимации трое суток, которые не забудет никогда в жизни.
— Врачи и медсёстры в буквальном смысле слова вытащили меня с того света, — считает она. — Настолько чётко и внимательно они работали. И когда пневмония начала немного отступать и меня перевели из реанимации… Если бы вы знали, какое это счастье! Я искренне не понимаю претензий некоторых пациентов, которые не были в реанимации, к тому, что им здесь тесно или неудобно. Врачей, медсестёр и санитарок здесь не так уж и много. Но те, что есть, реально выкладываются по полной. Не знаю, как они вообще выдерживают этот марафон, который уже больше года длится. Так что спасибо им большое!
Дорогие читатели! Верить или нет в опасность коронавируса — личное дело каждого. Но мы убедительно просим вас — если вы будете комментировать этот материал, пожалуйста, отнеситесь к истории Анны с уважением.
Рассказ о болезни от переболевшего коронавирусом в тяжелой форме. К чему быть готовым в ковидном госпитале
Мой COVID-19. Часть 2. Терапия
Когда считаешь себя здоровым человеком и не любишь ни лечения, ни обследований, ни анализов; когда в поликлинике бываешь раз в пять лет, только собирая справки, вдруг попасть в стационар – это шок, стресс и холодный душ. По крайней мере, полная неожиданность. Мир переворачивается в один момент.
Ты не только выпадаешь из рабочего ритма, невольно отстраняешься от звонков, встреч, намеченных планов. Ты выпадаешь из привычного быта, лишаешься мелких удобств, которые за их недоступностью начинают наращивать свою значимость. Ты начинаешь задумываться о своем здоровье и беспокоиться о здоровье близких.
В первой части я рассказал о своем пребывании в отделении реанимации Городской Клинической Больницы им.Виноградова. Честно признаюсь, что за время болезни ни разу у меня не возникла мысль, что я могу умереть. Возможно, в самые сложные моменты я спал. При переходе из реанимации в терапию я еще был зависим от аппарата, подающего кислород, но считал, что минут 15-20 без него обойтись смогу.
Меня предупредили, что сначала разместят временно в платной палате, на несколько часов, а потом переведут в обычную, когда освободится место.
Переезд занял не более десяти минут. Я оказался в двухместной палате, где спал, повернувшись к стене, мужчина лет шестидесяти. Сразу выдали вещи, в которых я поступил, чтобы одеться, так как привезли меня в терапевтическое отделение в одной простыни. Всё было упаковано в полиэтиленовый пакет, по этой причине, переодеться сразу не получилось. Напомню, все это время стояли жаркие летние дни. Когда я поступил в больницу, у меня была температура, и я довольно сильно потел. Влажная от пота одежда, пролежав более двух недель в жарком помещении в закрытом целлофановом пакете, стала непригодной для носки, её сразу же пришлось стирать. Это оказалось возможным, потому что каждая из палат была оснащена раковиной. После стирки я принял душ, так как в палате был душевой поддон и унитаз.
Пока я решал бытовые вопросы, проснулся сосед. Мы познакомились. Оказалось, что Сергей поступил вчера с коронавирусом, а сегодня у него день рождения. Мы едва разговорились, как пришла медсестра и дала мне команду переезжать уже на свое постоянное место.
В обычной палате помещается семь человек. На каждой кровати прикреплен листок формата А4 с фамилией, именем и отчеством больного. К каждой кровати подведен кислород, что меня приятно удивило. Видимо, так же было и в реанимации, но там это не бросалось в глаза. Здесь у каждого была своя тумбочка для личных вещей, с чем в реанимации были проблемы. Из неприятных открытий можно назвать отсутствие душа (не только в палате, но и в отделении) и невозможность проветривания: окна не отрывали, во-первых, потому что лежащие у окна боялись, что их продует, а во-вторых, потому что подоконники использовались ими для хранения личных вещей, вместо тумбочек. Был кондиционер, но без пульта, чтобы не включали, дабы не продуло.
В тот же вечер, как только я почувствовал в себе силы выйти в коридор, я отправился на поиски соседа из реанимации, Владимира. Он оказался неподалеку, в палате интенсивной терапии. На просьбу подселить меня к нему на свободную койку мне отказали, так как Владимира вот-вот самого должны были перевести на обычный режим, в обычную палату.
Тем не менее, встреча была теплой, мы были взаимно рады своему постепенному возвращению к привычной, не лежачей, жизни. Сразу скажу, и в дальнейшем съехаться у нас не получилось – оказались разные врачи, а больные распределялись по палатам, исходя из этого факта. Лечение в разных палатах не мешало нам встречаться в коридоре для совместных прогулок (их настоятельно советовали совершать для быстрейшего восстановления), а также для совместной дыхательной гимнастики. Гимнастику по методу оперной певицы и педагога Александры Стрельниковой советовали и мне, и Владимиру лечащие врачи, но ему, кроме того, кто-то отправил запись с упражнениями на WhatsApp.
Если Вы подумали, что в больнице все занимаются дыхательными упражнениями, то это не так. И ходить, и делать гимнастику рекомендуют всем, но вот выполняли такие рекомендации врачей совсем немногие. Гуляли по коридорам два-три человека, гимнастику делали сначала мы с Владимиром вдвоем. Потом к нам присоединился Андрей, мужчина лет двадцати семи. Он, оказывается, занимался этими упражнениями и до госпитализации. Так что он стал главным в нашей троице. Чуть позже присоединились еще два человека, один из которых мог заниматься только сидя. А вот зрителей и одобрений было много.
Моё восстановление шло достаточно быстро, может быть потому, что не менее трех километров (самое большое – 10,5) ежедневно проходил по больничным коридорам пешком. Чтобы придать своему хождению какой-то смысл, я решил считать пройденные метры. По плитке на полу легко было рассчитать длину коридора от двери до окна, получилось 30 метров. Туда и обратно – 60 метров. Для учета я взял сборники сканвордов, которых было много, но которыми никто не пользовался. Сделав круг 60 метров, я клал маленький сборник. Пройдя пять кругов, менял маленькие сборники на один большой, это 300 метров. Пять больших сборников, 1,5 км, снова менял на маленькие, которые складывал отдельно.
Возможно, это покажется ненужной подробностью, но в больничной обстановке именно такой подход оказался очень продуктивным, и в плане восстановления здоровья, и в плане придания смысла долго тянущимся одинаковым дням. Кстати, основной «пробег» у меня приходился на раннее утро, примерно с пяти до восьми часов, пока коридоры были пусты, пока в них было прохладно, а больные в большинстве своем еще спали. Иногда очень ранним утром мог себе позволить прикорнуть и персонал.
Вообще, можно сделать вывод, что в любой обстановке не стоит впадать в уныние. На этот счет есть хорошие слова, сказанные когда-то 26-м президентом США Теодором Рузвельтом: «Делай, что можешь, с тем, что у тебя есть, и там, где ты находишься».
Я уже написал, что в отделении душ был только в платных палатах. Толи это было сделано для стимулирования использования платных услуг, но, скорее, благодаря формальному отношению и непродуманности. Люди больше чем по две недели, в середине лета, сутками находясь в не особо проветриваемом помещении, не имели возможности принять душ, смыть пот, освежиться. На второй день своего пребывания в терапии я обратился к Сергею из платной палаты с просьбой пустить в душ Владимира, он находился в больнице уже около двадцати дней. Заодно я обмолвился и о себе. В итоге, Сергей позволил нам приходить к нему в душ ежедневно. Остальным больным, нашим соседям по палатам, оставалось только завидовать.
Кстати, как рассказал пациент платной палаты, пребывание в ней обходилось в 3000 рублей ежедневно. На вопрос, какие преимущества, кроме душа, платная палата дает перед остальными, Сергей ответил: «Покой и тишина, никто не мешает». Хотя, были еще моменты, о которых можно упомянуть. Во-первых, в платной палате стоял маленький холодильник, который позволял охлаждать воду. Во-вторых, что было важно во время чемпионата Европы по футболу, в платной палате был телевизор. Видимо, чтобы все чувствовали разницу, не то, что в других палатах, даже в холле больше телевизора не было.
Можно представить мой восторг, когда Сергей в день финала сказал мне: «С тебя бутылка, будем сегодня смотреть футбол по телевизору». До этого я, хотя и смотрел матчи по смартфону, как-то даже и не обратил внимание на телевизор. Видимо, потому что, как и у прочей техники в больнице, у него не было пульта, и он, видимо, долго не включался. Так что Сергею, действительно, нужно отдать должное не только за гостеприимство, но и за выдержку и настойчивость, проявленные при включении и настройке.
Выздоровление, до выписки, продлилось восемь дней. Когда я поделился с новыми знакомыми своим намерением написать статью о пребывании в госпитале, поступило много пожеланий, что я должен поставить на вид для улучшения качества лечения в дальнейшем.
К самому лечению претензий практически не было, за исключением того, что пульсоксиметры, показывающие уровень насыщения крови кислородом (что считалось одним из важных показателей восстановления), были только у врачей, которые делали обход два раза в сутки. Многим хотелось бы делать замеры чаще, и это можно было легко организовать. Второй момент – отсутствие таблеток, к лечению коронавируса не относящихся. Например, когда у одного из мужчин заболел живот, на его просьбу «дать какой-нибудь эспумизан», ему ответили, что такие лекарства не предусмотрены, хотя через пару часов нашли упаковку активированного угля.
Николай из 209-й палаты попросил рассказать о том, что у него только перед самой выпиской обнаружили повышенный уровень сахара в крови, и то, сделав замер по его просьбе. Хотя о возможном повышении этого показателя на фоне применения гормональных препаратов говорили часто.
Основные же пожелания касались не жизненно необходимых вещей, а уровня душевного комфорта, который для выздоровления не менее важен, чем лекарства. Во-первых, почему бы не поставить телевизор в холле? Нельзя в холле – почему бы не сделать что-то вроде Красного уголка? Возможно, в том же помещении, которое должно хорошо проветриваться, оборудовать небольшое пространство для физических упражнений. Дыхательную гимнастику, кстати, можно было бы проводить организованно. Второе, о чем мечтали многие – кулер с горячей водой, чтобы можно было пить чай по вечерам. Кормили нас в десять утра, в два часа дня и в шесть часов вечера, так что чай перед сном был бы не лишним. Ну и, третье, конечно же, душевая. Даже с одним душем на отделение больные бы разобрались, расписали бы очередь. В отсутствие душа, одним из пожеланий была влажная туалетная бумага.
Через четыре дня после моей выписки (кстати, уезжали мы из госпиталя одновременно с Владимиром на машине его дочери) ковидный госпиталь должен был вновь превратиться в стационар обычной больницы, об этом начал говорить персонал. Сказали, что выздоровевших отправят по домам, а больных из реанимации перевезут в один из центров, построенных именно для лечения коронавируса. Не знаю, как обстоят дела там, но надеюсь, что к просьбам и пожеланиям, высказанным в этой статье, прислушаются. Главное, что меня попросили донести – это желание больных видеть в нужный момент рядом с собой людей, работающих по призванию, не за деньги. Если персонал будет относиться к лечению каждого пациента, как к лечению родственника, будут в больницах и души, и кулеры, и кондиционеры. А вообще, всем, кто помог нам выздороветь, огромное спасибо. Пусть врачи, санитары, медсестры, работающие в красной зоне, будут здоровы.
Переболевший коронавирусом рассказал о пребывании в «красной зоне»: «По-настоящему страшно»
О том, что происходит по ту сторону зоны, насколько надежны дистанционные градусники, что слышишь и видишь в полузабытье, о «легких» и «тяжелых» пациентах реанимации, своеобразном юморе врачей, рассказал «МК» Александр Кутузов, проходивший лечение в НИИ скорой помощи имени Склифосовского. Его смогли вырвать из лап Covid-19, перелив плазму переболевшего пациента.
«Стало по-настоящему страшно, когда температура подскочила к 40»
Недомогание Александр почувствовал еще 29 марта, в воскресенье. Вечером у него поднялась температура до 38,5. Начался небольшой кашель. Через десять минут «висения на трубке», ему удалось дозвониться до «скорой». Диспетчер сообщила, что вызов передала врачу, с ним свяжутся. Утром пришлось снова вызвать «скорую». На этот раз медики приехали.
Прибывшие медики уже были в спецкостюмах, в «скафандрах». Сказали, что у Александра легкая форма болезни, но, так как ему через два месяца должно исполнится 50 лет, предложили все-таки поехать в больницу.
3 апреля его привезли в НИИ скорой помощи имени Склифосовского. Как он сам определил: «Первый пошёл. » Сразу взяли анализы, сделали компьютерную томографию (КТ), УЗИ. По сообщению врачей, пока все было относительно хорошо. На ночь Александр получил две таблетки противовирусного препарата. И определил свое состояние весьма оптимистично: «Все хорошо, полет нормальный!»
Попав на больничную койку, Александр начал вести дневник, выставляя посты в Фейсбуке, чтобы на своем примере показать, что коронавирус – серьезная угроза, чтобы люди берегли своих близких и оставались дома.
4 апреля в 15:29: «Мы здесь точно в первой волне и персонал на нас все обкатывает. Вчера, например, привезли аппарат УЗИ для лёгких. (Врачи слушать стетоскоп в скафандрах не могут, поэтому сначала делают КТ, а потом УЗИ). Подвезти аппарат к моей кровати не давал холодильник (кстати, оказывается, можно было брать с собой все, что хочешь, в том числе и продукты, никто сумки не смотрел и все вещи с нами, в том числе и одежда). Минут 10 двигали кровати, когда, наконец, подвезли аппарат, включили, но оказалось, что розетки обесточены. Пришлось соединять через удлинитель с розеткой на другой стене. Обещали все исправить».
На утреннем обходе врач сказала Александру, что на КТ у него обнаружили воспаление легких. Пока в слабой степени. Ему продолжили ставить капельницы с витаминами и парацетамолом, а также давать антибиотики и противовирусный препарат.
Где он заразился, Александр не знает. За границу не ездил, с теми, кто вернулся из-за рубежа, не контактировал. Общественным транспортом не пользовался, передвигался по Москве на машине. Постоянно носил с собой в кармане дезинфицирующий гель, часто мыл руки. Мог подцепить заразу в магазине, где покупал продукты отцу, хотя и принимал все меры предосторожности. Когда вышел с покупками, повстречался на узкой дорожке с кашляющим человеком. Как говорит Александр, тут же шарахнулся от него. Потом с кем-то ехал в лифте… Опасность была везде, и, как оказалось, она была реальной.
Тем временем, Александр недолго оставался в палате в одиночестве. Вскоре у него появился сосед, серьезный парень лет 25. Тест на коронавирус ему сделали еще 27 марта, а положительный результат он получил только спустя неделю, после чего оказался в Склифе.
Следующая ночь выдалась жаркой.
5 апреля в 18:55: «Я, конечно, двумя руками за то, чтобы врачи и персонал отдыхали, но оставлять на все отделение дежурного. К вечеру температура привычно обосновалась на рубеже 38,5 и ничего не предвещало скорого ралли. Но вот робкие пробития на 38,8, потом 39. Здесь я отработанным движением нажал кнопку вызова. Прошло 10 минут, 15… Послал соседа на поиски, через 5 минут пришёл практикант, попытался опять стрельнуть китайским термометром, на что на его 37,2 я предъявил ему 39 градусов на ртутном.
На следующий день состоялся переезд. Александра с соседом перевели на 4 этаж, где закончился ремонт. Те двухместные палаты на 3 этаже, где они раньше лежали, изначально планировали под больных на ИВЛ.
Теперь они располагались в 5-местной палате.
5 апреля в 18:55: «Уровень комфорта тот же, но палата раза в три больше. Контингент хороший: два студента, которые рубятся в игры, директор школы и интеллигентного вида азиат, с которым еще не успел познакомиться. В целом состояние хорошее (понятно, что бывало лучше), настроение бодрое и жизнеутверждающее. Температура гуляет между 38 и 39, выше сбивают. Кроме температуры и слабости других симптомов нет».
-Врачей в «скафандрах», под маской различали?
-В начале многие из них не носили бейджики. Узнавали их по очертаниям фигуры, по походке, по разговору, по глазам. И всегда чувствовали, когда они под маской улыбаются.
«Врачи опасались быстрого развития негативного сценария»
А на следующий день они с медиками «раскладывали пасьянс».
Александр признается, что огромным стимулом для него стала поддержка родных, друзей и совсем незнакомых людей, которые его постоянно подбадривали в соцсети.
Но все испытания были впереди. У Александра открылся кашель с мокротой, его выворачивало добрых полчаса, доходило прямо до рвоты.
9 апреля в 12:55: «Потом ко мне все чаще, и чаще стали заглядывать врачи и смотреть насыщенность крови кислородом. Причем, меняли приборчики, и через полчаса смотрели снова, и снова. Оказалась, что сатурация упала до 94. После очередной такой побудки с повторным измерением в ночи, дежурный врач, сказал: «А давайте мы вас отвезем на первый этаж (в реанимацию), просто подключим к монитору и последним, чтобы вы поспали, а утром вернем. » На том и порешили».
9 апреля: «Утром меня разбудил доктор, у меня взяли еще целую кучу анализов, на вопрос, почему не везут обратно, доктор ответил с долей юмора: «Опять обманули :)». Самочувствие с утра хорошее 37,7, регулярно надевают активную маску дышать кислородом. На обход к нам два раза в день приходит сам Сергей Сергеевич Петриков, директор Склифа. Мне сказали, что я задержусь здесь дня на два. »
— Кислородная маска – это ведь тот же аппарат ИВЛ, только неинвазивный. Какие были ощущения, когда вам ее надели?
-Была вероятность, что вас интубируют – установят в трахею специальную трубку?
-Я был в шаге от этого. У меня десять дней держалась высокая температура, я был выжатый, как лимон, лежал в горячем полубреду, сатурация падала. Врачи сказали, что оставят меня в реанимации до утра, на самом деле я завис там на трое суток. В какой-то момент мне второй раз за время пребывание в больнице стало страшно. Я понимал, что подошел близко к черте… У нас был блок «легких». А рядом, через стеклянную перегородку, лежали «тяжелые», с трубками в гортани. Аппарат ИВЛ закачивал им в легкие воздух, «дышал» за них. Беднягам не повезло. Ни говорить не могли, ни пить. Их кормили через зонд. Еще немного, и я бы сам там оказался.
-О ком или о чем в те минуты вспоминали?
9 апреля: «Также в моем блоке была своеобразная сортировка прибывающих людей, поменялось за все время человек 10. Это, конечно, была галерея образов: мужественный, в годах армянин Георгий Гаевич, который все тяготы и лишения воспринимал с улыбкой и шуткой, и готовностью во всем помочь врачам. Был и нытик моих лет, который во всем находил только плохое, жаловался на все и просто нудел. С ним рядом всем тяжело было находиться. Он вызывал только жалость».
«Первый раз написал отказ от переливания плазмы»
А в это время в НИИ скорой помощи имени Склифосовского и в городской больнице №52 больным с коронавирусом начали переливать плазму крови выздоровевших пациентов. Донорами стали переболевшие люди, в крови которых сохранились иммунные антитела к коронавирусу. Они-то и должны были помочь реципиенту эффективно бороться с инфекцией.
10 апреля в 12:00: «Друзья, вчера в 22.00 мне начали переливать плазму выздоровевших людей с антителами. Не скрою, сильно колебался, первый раз даже написал отказ из-за маленьких, но все-таки существующих рисков переноса всяких неприятностей, типа СПИДа, гепатита и так далее, а также возможных аллергических реакций.
— Медики плазму, конечно, очищают от различных инфекций, но 100% гарантии все же не дают. В конечном итоге меня убедил директор Склифа Сергей Сергеевич Петриков. На вечернем обходе он сказал нам: «Мы вам плохого не посоветуем, просто сотрудничайте с нами!». У него, конечно, очень сильная энергетика. Человек он немногословный, но, когда начинал говорить, видна была харизма, прямо сразу веришь его словам!
10 апреля в 12:00: «Через 5 мин после начала процедуры, решили ее все-таки приостановить и сначала сбить температуру 38,2 анальгином. Через 1,5 часа было 37,3, мокрая постель, которую сразу поменяли, и процесс продолжили на очень медленной капельнице».
200 мл вливали два часа. Около часа ночи все закончилось. С утра температура была уже 36, 1. Сатурация без кислорода 97-98. Стал чувствовать запахи, хотя в реанимации это не всегда к месту… Первый эффект был налицо, стал проситься в палату, но мне сказали, что еще немного понаблюдают.
11 апреля в 16:42: «В 13.00 вернули в палату. Сопалатники радостно приветствовали. Людмила, которая развозит обеды, наложила праздничную порцию вкуснейшего обеда: гороховый супчик, котлету, тушеную морковку, плов и, куда ж без него, сладкий компот! С большим блаженством принял душ, облачился в чистое, с аппетитом поел и заснул глубоким сном!
-Что-нибудь вкусненького хотелось, когда пошли на поправку?
-Как ни странно, я привык к больничной еде, и даже сформировал привычку после 18. 00 ничего не есть. Все было сердито, но вкусно. Организм благодарил за утреннюю овсянку (Сэр!), которую я не ел уже лет 20 (без иронии)! Приносили фрукты, йогурты. Спасибо жизнерадостной Людмиле за классные рассольники, картофельные супчики, котлетки, гуляш.
15 апреля: «Мне пишут также разного рода covidiots, стараясь убедить меня, что никакая это ни «корона», один экземпляр написал, что я симулянт, участвую во всемирном заговоре, обозвал меня иудой, так как за 3 дня в реанимации «моя рожа никак не похудела ни на полкило». Ничего не отвечаю, отправляю в бан».
У всей палаты, где лежал Александр, взяли мазки. Для выписки каждому нужно было получить по два отрицательных результата.
А 17 апреля выписали и Александра. Прежде чем покинуть Склиф, он сдал кровь на антитела, и теперь очень надеется, что она подойдет, и он сможет помочь другим больным, став донором.
17 апреля: «С утра было радостно и немного тревожно, за эти две недели уже привык к госпитальной палате, врачам, медперсонал, и непонятно как за это время изменился мир. Но дома ждала семья, по которой очень соскучился! Хотя сразу закрылся в отдельной комнате, чтобы не дай Бог не заразить домочадцев. Общаемся по WhatsApp, как и из больницы, но главное теперь мы рядом!»
-О чем сейчас мечтаете?
-Когда все закончится, обнять родных и пойти гулять.