Основная мысль стихотворения сон гумилев
«Сон (Застонал я от сна дурного…)» Н. Гумилёв
Застонал я от сна дурного
И проснулся, тяжко скорбя.
Снилось мне – ты любишь другого,
И что он обидел тебя.
Я бежал от моей постели,
Как убийца от плахи своей,
И смотрел, как тускло блестели
Фонари глазами зверей.
Ах, наверно таким бездомным
Не блуждал ни один человек
В эту ночь по улицам темным,
Как по руслам высохших рек.
Вот стою перед дверью твоею,
Не дано мне иного пути,
Хоть и знаю, что не посмею
Никогда в эту дверь войти.
Он обидел тебя, я знаю,
Хоть и было это лишь сном,
Но я все-таки умираю
Пред твоим закрытым окном.
Дата создания: 1917 г.
Анализ стихотворения Гумилева «Сон»
Произведение, написанное в 1917 г., вошло в сборник «К Синей звезде», изданный после гибели автора. Революционный год застал Гумилева в Париже, где он увлекся Еленой Дюбуше. «Девушка с газельими глазами» отвергла ухаживания поэта и вскоре вышла замуж за состоятельного американца. Одной из основных особенностей стихотворений парижского периода становится тема неразделенной любви к юной лирической героине, которая отождествляется с прекрасной и недосягаемой Синей звездой.
«Сон» начинается с будничного сообщения о кошмаре, мучившем душу лирического «я». Обида, которую нанес любимой счастливый соперник в воображаемом мире сна, воспринимается героем-рыцарем как настоящая и побуждает его к действию. Романтик отправляется к дому героини.
Начало пути напоминает бегство. Этот эффект усиливает сравнение с «убийцей», стремящимся поспешно скрыться «от плахи». Дорога пролегает по городским улицам, но привычный урбанистический пейзаж приобретает оригинальный фантасмагорический облик. Блеск фонарей напоминает герою «глаза зверей», а «улицы темные» – «русла высохших рек». Выразительные детали пейзажа, подкрепленные изначальной размытостью границ между сном и явью, актуализируют принцип многоликости лирического субъекта, знаковый для гумилевской поэтики. На фоне городского пейзажа возникает образ охотника, бесстрашно идущего по следу в темных джунглях.
Что видит лирический субъект в конце пути? Пространство конечного пункта, дома возлюбленной, определяют две особенности – закрытые дверь и окно. Обыденные детали приобретают иносказательный подтекст: они выражают отдаленность, неприступность и нежелание героини принять любовь своего рыцаря. Последний понимает обреченность своих чувств, но не в силах от них отречься. Мужественной личности, движимой благородными помыслами, тяжело находиться в вынужденном бездействии: герой не смеет нарушить четко обозначенные границы.
Финальные строки продолжают тему взаимопроникновения реального и воображаемого миров. В сознании героя сон уравнивается с явью, и обида, существовавшая в кошмаре, становится зримой, настоящей. В концовке обостряются противоречивые чувства героя. Желание прийти на помощь прекрасной даме и невозможность пересечь обозначенный предел порождают страдания, которые выливаются в формулу обреченности: «Я все-таки умираю».
Николай Гумилёв
Сон (+ Анализ произведения)
«Сон»
Николай Гумилёв
Застонал от сна дурного
И проснулся тяжко скорбя:
Снилось мне — ты любишь другого
И что он обидел тебя.
Я бежал от моей постели,
Как убийца от плахи своей,
И смотрел, как тускло блестели
Фонари глазами зверей.
Ах, наверно, таким бездомным
Не блуждал ни один человек
В эту ночь по улицам тёмным,
Как по руслам высохших рек.
Вот, стою перед дверью твоею,
Не дано мне иного пути,
Хоть и знаю, что не посмею
Никогда в эту дверь войти.
Он обидел тебя, я знаю,
Хоть и было это лишь сном,
Но я всё-таки умираю
Пред твоим закрытым окном.
Анализ стихотворения Гумилева «Сон»
Произведение, написанное в 1917 г., вошло в сборник «К Синей звезде», изданный после гибели автора. Революционный год застал Гумилева в Париже, где он увлекся Еленой Дюбуше. «Девушка с газельими глазами» отвергла ухаживания поэта и вскоре вышла замуж за состоятельного американца. Одной из основных особенностей стихотворений парижского периода становится тема неразделенной любви к юной лирической героине, которая отождествляется с прекрасной и недосягаемой Синей звездой.
«Сон» начинается с будничного сообщения о кошмаре, мучившем душу лирического «я». Обида, которую нанес любимой счастливый соперник в воображаемом мире сна, воспринимается героем-рыцарем как настоящая и побуждает его к действию. Романтик отправляется к дому героини.
Сады души (Сады моей души всегда узорны)
Начало пути напоминает бегство. Этот эффект усиливает сравнение с «убийцей», стремящимся поспешно скрыться «от плахи». Дорога пролегает по городским улицам, но привычный урбанистический пейзаж приобретает оригинальный фантасмагорический облик. Блеск фонарей напоминает герою «глаза зверей», а «улицы темные» — «русла высохших рек». Выразительные детали пейзажа, подкрепленные изначальной размытостью границ между сном и явью, актуализируют принцип многоликости лирического субъекта, знаковый для гумилевской поэтики. На фоне городского пейзажа возникает образ охотника, бесстрашно идущего по следу в темных джунглях.
Что видит лирический субъект в конце пути? Пространство конечного пункта, дома возлюбленной, определяют две особенности — закрытые дверь и окно. Обыденные детали приобретают иносказательный подтекст: они выражают отдаленность, неприступность и нежелание героини принять любовь своего рыцаря. Последний понимает обреченность своих чувств, но не в силах от них отречься. Мужественной личности, движимой благородными помыслами, тяжело находиться в вынужденном бездействии: герой не смеет нарушить четко обозначенные границы.
Финальные строки продолжают тему взаимопроникновения реального и воображаемого миров. В сознании героя сон уравнивается с явью, и обида, существовавшая в кошмаре, становится зримой, настоящей. В концовке обостряются противоречивые чувства героя. Желание прийти на помощь прекрасной даме и невозможность пересечь обозначенный предел порождают страдания, которые выливаются в формулу обреченности: «Я все-таки умираю».
«Мечты», анализ стихотворения Гумилёва
История создания
Стихотворение «Мечты» было написано 21-летним Гумилёвым в 1907 г. и опубликовано в иллюстрированном приложении к газете «Русь» № 33 за 1907 г. Стихотворение вошло в сборник «Романтические цветы» (1908). С 1906 г. Гумилёв учился в Сорбонне в Париже и много путешествовал по Европе. В 1907 г. Гумилёв вернулся в Петербург. Возможно, стихотворение связано с его впечатлениями на родине.
Литературное направление и жанр
Весь сборник «Романтические цветы», который критики считали ученической книгой, был связан с экзотикой и миром мечты, грёз. Это характерно для русского символизма. Стихотворение представляет собой жанровую сценку, но в основу его положено определённое философское мировоззрение, так что стихотворение близко к философской лирике.
Тема, основная мысль и композиция
Тема стихотворения – мечты как свойство души человека. Основная мысль: мечты призрачны, они не всегда уносят нас в царство прекрасного. Когда мечты бесплодны, они доставляют только страдания человеку, осознавшему безысходность своего положения. Идея стихотворения, в котором внимание сосредоточено на земных, реальных событиях, близка к идеям родившегося спустя 5 лет акмеизма.
Тропы и образы
С помощью эпитетов Гумилёв описывает героев своего стихотворения, достигших глубин падения. Ворон старый, а нищий оборванный. Да и само слово «нищий», по происхождению прилагательное, связано с качеством человека, отсутствием у него материальных ценностей, имущества.
Два странных собеседника находятся на улице, у них нет крова. Они нашли себе приют «за покинутым, бедным жилищем» (эпитеты). Гумилёв умышленно использует высокий стиль. Слово «жилище» может означать в контексте любую развалюху, но она уже разрушена, неизвестно, чем она было «при жизни». Так и забор уже перестал существовать, превратился в чернеющие остатки, за которыми он угадывается.
Цвет очень важен в этом стихотворении. В первой строфе весь мир представляется безотрадно чёрным: и ворон, и остатки забора, и лохмотья нищего. Фраза «о восторгах вели разговоры» близка к фразеологизму, но им не стала. Она напоминает о фразеологизме «разговор в пользу бедных», то есть речь идёт о пустых разговорах. Восторги здесь иронически означают пустые слова, не меняющие жизнь.
Фантастический элемент разговора нищего с вороном берёт своё начало от стихотворения Эдгара По «Ворон», где вещий ворон разговаривает с лирическим героем, пророча ему всяческие несчастья. На многочисленные вопросы ворон отвечает: «Никогда». Ворон «Гумилёва более гуманный. Он пытается ободрить нищего, рассказывая ему свои небывалые виденья (эпитет).
Поведение ворона одновременно присуще и птицам этого вида, и близкому другу, пришедшему к терпящему бедствие товарищу. Он всегда в тревоге, он трепещет от волненья, спеша передать радостное известие.
Гумилёв использует извечную философскую идею о том, что жизнь и сон могут быть перепутаны друг с другом, сон оказаться жизнью и наоборот. Для отвратительного нищего (эпитет) это и было бы воплощением мечты, как стало для нищего Тома Кенти из романа Марка Твена «Принц и нищий» (отсюда противопоставление нищему не богача или, например, царя, а принца).
Последняя строфа возвращает героев в реальность. Единственным мерилом истины становятся эмоции. Нищий плачет бессильно и глухо (наречные эпитеты), мечты только разбередили раны. Чернота материального мира поглотила всё. Это выражается метафорой «ночь спустилась с неба» и эпитетом «тяжёлая ночь».
Старуха, появляющаяся в последних двух строках, оказывается носителем объективной истины. Она крестится учащённо и робко (наречные эпитеты) от страха и неуверенности в уместности своего действия. Она видит нищего, говорящего с каркающим вороном. Эта жуткая ночная сцена происходит на фоне развалин и покосившегося забора. А может быть, старуха, которая тоже услышала и поняла слова ворона, потрясена тем, что осознание разрыва мечты и реальности не обязательно воодушевляет, но может убедить человека в собственном бессилии.
Размер и рифмовка
Стихотворение написано трёхстопным анапестом. Рифмовка перекрёстная, рифма женская.
Николай Гумилёв — Сон меня сегодня не разнежил ( Кенгуру )
Сон меня сегодня не разнежил,
Я проснулась рано поутру
И пошла, вдыхая воздух свежий,
№ 4 Посмотреть ручного кенгуру.
Он срывал пучки смолистых игол,
Глупый, для чего-то их жевал,
И смешно, смешно ко мне запрыгал,
№ 8 И еще смешнее закричал.
У него так неуклюжи ласки
Но и я люблю ласкать его,
Чтоб его коричневые глазки
№ 12 Мигом осветило торжество.
А потом, охвачена истомой,
Я мечтать уселась на скамью;
Что ж нейдет он, дальний, незнакомый,
№ 16 Тот один, которого люблю!
Мысли так отчетливо ложатся,
Словно тени листьев поутру.
Я хочу к кому-нибудь ласкаться,
№ 20 Как ко мне ласкался кенгуру.
Son menya segodnya ne raznezhil,
Ya prosnulas rano poutru
I poshla, vdykhaya vozdukh svezhy,
Posmotret ruchnogo kenguru.
On sryval puchki smolistykh igol,
Glupy, dlya chego-to ikh zheval,
I smeshno, smeshno ko mne zaprygal,
I yeshche smeshneye zakrichal.
U nego tak neuklyuzhi laski
No i ya lyublyu laskat yego,
Chtob yego korichnevye glazki
Migom osvetilo torzhestvo.
A potom, okhvachena istomoy,
Ya mechtat uselas na skamyu;
Chto zh neydet on, dalny, neznakomy,
Tot odin, kotorogo lyublyu!
Mysli tak otchetlivo lozhatsya,
Slovno teni listyev poutru.
Ya khochu k komu-nibud laskatsya,
Kak ko mne laskalsya kenguru.
Cjy vtyz ctujlyz yt hfpyt;bk,
Z ghjcyekfcm hfyj gjenhe
B gjikf, dls[fz djple[ cdt;bq,
Gjcvjnhtnm hexyjuj rtyuehe/
Jy chsdfk gexrb cvjkbcns[ bujk,
Ukegsq, lkz xtuj-nj b[ ;tdfk,
B cvtiyj, cvtiyj rj vyt pfghsufk,
B tot cvtiytt pfrhbxfk/
E ytuj nfr yterk/;b kfcrb
Yj b z k/,k/ kfcrfnm tuj,
Xnj, tuj rjhbxytdst ukfprb
Vbujv jcdtnbkj njh;tcndj/
F gjnjv, j[dfxtyf bcnjvjq,
Z vtxnfnm ectkfcm yf crfvm/;
Xnj ; ytqltn jy, lfkmybq, ytpyfrjvsq,
Njn jlby, rjnjhjuj k/,k/!
Vsckb nfr jnxtnkbdj kj;fncz,
Ckjdyj ntyb kbcnmtd gjenhe/
Z [jxe r rjve-yb,elm kfcrfnmcz,
Rfr rj vyt kfcrfkcz rtyuehe/
Анализ стихотворения гумилева больной. Анализ стихотворения Гумилева «Сонет
Николай Степанович Гумилёв
Я верно болен: на сердце туман, Мне скучно все, и люди, и рассказы, Мне снятся королевские алмазы И весь в крови широкий ятаган.
Мне чудится (и это не обман), Мой предок был татарин косоглазый, Свирепый гунн… я веяньем заразы, Через века дошедшей, обуян.
Молчу, томлюсь, и отступают стены — Вот океан весь в клочьях белой пены, Закатным солнцем залитый гранит,
И город с голубыми куполами, С цветущими жасминными садами, Мы дрались там… Ах, да! я был убит.
В отличие от рефлексирующих созерцателей, образами которых изобилует поэзия Серебряного века, лирический субъект гумилевского творчества — человек действия. В нем доминирует волевое начало, и при разнообразии ролей — завоевателя и охотника, воина и моряка — неизменным остается одно: мужественная сущность натуры героя.
Творчество Гумилева началось с поэтической декларации конквистадора, которая была облечена в форму сонета. Отважный и сильный романтик, чувствующий близость к «пропастям и бурям», готов пройти свой путь до конца. В «Сонете», опубликованном в 1912 г., настроение героя изменилось. Скука и «туман» в душе, похожие на болезнь, напоминают состояние пушкинского Онегина, страдавшего от «английского сплина».
Тоска бездействия сопровождается фантастическими видениями. Сначала возникают отдельные экзотические детали: «королевские алмазы» и окровавленный ятаган. Яркие «вещные» приметы сменяются образами воинов далекого прошлого, с которыми герой ощущает родственную связь. Два временных пласта сближает сложный сплав жажды деятельности, тяги к опасности и погони за удачей, метафорически обозначенные как «веянье заразы».
Первый терцет, следуя канонам жанра, синтезирует чувства лирического субъекта. Тоске и молчанию в туманно-сером настоящем противостоит яркий пейзаж прошлого. Прекрасный город, «голубые купола» которого купаются в лучах «закатного солнца», окружен двойным рядом «белой пены» цветущих садов и океанских вод.
Последняя строка сонета неожиданно прерывает живописную зарисовку. После сообщения о поединке с неизвестным противником следует пауза, и за ней — эпатирующее припоминание о собственной смерти. Развязка предлагает по-новому взглянуть на отношения настоящего и прошлого: промелькнувшие в уме фантастические образы — не предки, а двойники лирического субъекта. Погружаясь в воображаемые сферы, герой сталкивается с многослойной структурой, определяющей глубинные качества собственной натуры.
Картина причудливого мира, в котором переплетаются пестрые пространственно-временные пласты, облечена в классическую форму французской разновидности сонета.
Блуждание лирического «я», охватывающее различные исторические эпохи, является одним из ведущих мотивов в поэтике Гумилева. Смешение времен и пространств, сконцентрированных в душе героя, достигает кульминации в стихотворном тексте «Заблудившегося трамвая».
Как конквистадор в панцире железном, Я вышел в путь и весело иду, То отдыхая в радостном саду, То наклоняясь к пропастям и безднам.
Порою в небе смутном и беззвездном Растёт туман… но я смеюсь и жду, И верю, как всегда, в мою звезду, Я, конквистадор в панцире железном.
Я с нею буду биться до конца И, может быть, рукою мертвеца Я лилию добуду голубую.
Источник: Поэты серебряного века. Стихотворения. — М. Детская литература, 2012, с. 143.
В октябре 1905 года вышел первый сборник стихов Н.Гумилева «Путь конквистадоров». Гумилев ни разу не переиздал свою первую книгу. Он начал свой поэтический «счет для всех» книгой «Романтические цветы», изданной в Париже в 1908 году. Третье издание сборника «Романтические цветы» в 1918 году он открыл новым вариантом стихотворения «Я конквистадор в панцире железном. » под заглавием «Сонет».
– устар. от конкистадор, (исп.) завоеватель.
Николай Гумилев — Как конквистадор в панцире железном (Сонет)
Kak konkvistador v pantsire zheleznom, Ya vyshel v put i veselo idu, To otdykhaya v radostnom sadu, To naklonyayas k propastyam i bezdnam.
Poroyu v nebe smutnom i bezzvezdnom Rastet tuman. no ya smeyus i zhdu, I veryu, kak vsegda, v moyu zvezdu, Ya, konkvistador v pantsire zheleznom.
I yesli v etom mire ne dano Nam raskovat posledneye zveno, Pust smert prikhodit, ya zovu lyubuyu!
Ya s neyu budu bitsya do kontsa I, mozhet byt, rukoyu mertvetsa Ya liliyu dobudu golubuyu.
Rfr rjyrdbcnfljh d gfywbht ;tktpyjv, Z dsitk d genm b dtctkj ble, Nj jnls перед публикацией все комментарии рассматриваются модератором сайта — спам опубликован не будет
«Выбор» Н.Гумилев
«Выбор» Николай Гумилев
Созидающий башню сорвется, Будет страшен стремительный лет, И на дне мирового колодца Он безумье свое проклянет.
Разрушающий будет раздавлен, Опрокинут обломками плит, И, Всевидящим Богом оставлен,
Он о муке своей возопит.
А ушедший в ночные пещеры Или к заводям тихой реки Повстречает свирепой пантеры Наводящие ужас зрачки.
Анализ стихотворения Гумилева «Выбор»
Россыпь коротких экспрессивных историй с летальным концом насыщает художественное пространство «Выбора». В каждом из трех катренов — рассказ об ужасном финале трех персонажей: созидателя, разрушителя и охотника.
Первый герой трудится над постройкой башни. Это занятие порождает стойкую аллюзию на притчу о Вавилонской башне, создавая иносказательный смысловой пласт лирического повествования. Несчастный случай, повлекший «стремительный лет» строителя, представляется не беспричинным событием, а жестоким наказанием божества за человеческую дерзость. Отвлеченный образ «мирового колодца», в котором пребывает безумный созидатель, поддерживает двойственный эффект.
Разрушитель проделывает работу, прямо противоположную персонажу-созидателю, но также становится жертвой мести «Всевидящего Бога».
Охотника преследуют «зрачки свирепой пантеры». Место встречи с хищником не имеет значения: будь то пещера или берег реки, жуткий исход неизбежен.
«Безумье», «мука», «ужас», «проклянет», «возопит» — три трагические ситуации объединяет лексика с негативными коннотациями, передающими страдания или страх персонажей.
Содержание финального катрена посвящено философской декларации лирического героя, близкой к позиции автора. Молодого поэта привлекала идея Ницше о свободном человеке, который равнодушен к испытаниям и опасностям. Попытки самоубийства и дуэль, африканские путешествия и окопы первой мировой — факты гумилевской биографии свидетельствуют, что поэт придерживался трудных жизненных дорог. Игра со смертью была способом преодоления глубинного страха, путем, рождающим настоящего героя. В стихотворении декларируется важнейшее право деятельного романтика — прерогатива выбора «своей смерти». Неизбежность земного конца, обозначенного как «доля кровавая», определена властью высших сил. Однако жизненный итог и конечный облик многообразной смерти зависит только от воли лирического субъекта.
Акмеизм как литературное течение. Анализ одной из баллад Н. Гумилева.
Акмеизм (от греч. akme — высшая степень чего-либо, расцвет, зрелость, вершина, остриё) — одно из модернистских течений в русской поэзии 1910-х годов, сформировавшееся как реакция на крайности символизма. Основные принципы акмеизма:
— освобождение поэзии от символистских призывов к идеальному, возвращение ей ясности; — отказ от мистической туманности, принятие земного мира в его многообразии, зримой конкретности, звучности, красочности; — стремление придать слову определенное, точное значение; — предметность и четкость образов, отточенность деталей; — обращение к человеку, к «подлинности» его чувств; — поэтизация мира первозданных эмоций, первобытно-биологического природного начала; — перекличка с минувшими литературными эпохами, широчайшие эстетические ассоциации, «тоска по мировой культуре».
Акмеизм насчитывает шестерых наиболее активных участников течения: Н. Гумилев, А. Ахматова, О. Мандельштам, С. Городецкий, М. Зенкевич, В. Нарбут.
«Вечер» Николай Гумилёв
Еще один ненужный день, Великолепный и ненужный! Приди, ласкающая тень, И душу смутную одень Своею ризою жемчужной.
И ты пришла… Ты гонишь прочь Зловещих птиц — мои печали. О, повелительница ночь, Никто не в силах превозмочь Победный шаг твоих сандалий!
От звезд слетает тишина, Блестит луна — твое запястье, И мне опять во сне дана Обетованная страна — Давно оплаканное счастье.
В 1910 году Гумилев выпустил сборник «Жемчуга», включив в него в качестве составной части свою предыдущую книгу «Романтические цветы». Многие коллеги-поэты высоко оценили творчество Николая Степановича. Молодой стихотворец удостоился лестных отзывов от Анненского, Брюсова, Иванова. Правда, несмотря на положительные оценки, они посчитали «Жемчуга» ученической книгой.
Стихотворение «Вечер», датированное 1908 годом, входит во второй раздел сборника, названный «Жемчуг серый». Вечер здесь выступает не только в роли времени суток, но и как метафора смутного состояния души лирического героя. Ключевым мотивом произведения становится стремление человека к счастью, которое в настоящем доступно только во сне. Отсюда возникает характеристика дня как великолепного, но ненужного. Для лирического героя ночь предпочтительнее. Она способна прогнать печали, подарить истинное счастье, одеть душу «ризою жемчужной». Риза — верхнее облачение священнослужителя — упоминается неслучайно. В творчестве Гумилева одежда — неотъемлемая часть портрета. Причем чаще всего речь идет не о повседневных вещах, а о исторических, экзотических или просто редко встречающихся в обычной жизни. Облачая ночь в ризу, Николай Степанович делает ее священной, фактически превращает в объект религиозного поклонения. Кроме того, она названа повелительницей, победный шаг сандалий которой «никто не в силах превозмочь».
Есть версия, что пессимистичный тон стихотворения — результат непростых отношений между Гумилевым и Ахматовой. На момент написания произведения Анна Андреевна уже несколько раз отказывалась выйти замуж за Николая Степановича. Разочарованный в жизни и любви поэт даже решился на самоубийство. Одна из попыток вышла весьма комичной. Гумилев отправился во французский курортный город Турвиль с целью утопиться. Помешали планам русского гения местные жители, вовремя вызвавшие полицейских. Дело в том, что бдительные французы приняли поэта за бродягу. Неприступная красавица Ахматова окончательно сдалась на милость Гумилеву только в 1910 году. 25 апреля состоялась скромная церемония бракосочетания. На нее не стали приезжать родственники поэта, так как не верили в его женитьбу. Ахматова и Гумилев прожили вместе восемь лет, значительную часть из которых Николай Степанович провел в разъездах. Развелись они в 1918 году, сумев сохранить хорошие отношения.
Николай Гумилев — Я верно болен: на сердце туман
Ya verno bolen: na serdtse tuman, Mne skuchno vse, i lyudi, i rasskazy, Mne snyatsya korolevskiye almazy I ves v krovi shiroky yatagan.
Mne chuditsya (i eto ne obman), Moy predok byl tatarin kosoglazy, Svirepy gunn. ya veyanyem zarazy, Cherez veka doshedshey, obuyan.
Molchu, tomlyus, i otstupayut steny — Vot okean ves v klochyakh beloy peny, Zakatnym solntsem zality granit,
I gorod s golubymi kupolami, S tsvetushchimi zhasminnymi sadami, My dralis tam. Akh, da! ya byl ubit.
«Сонет (Я верно болен: на сердце туман…)» Н.Гумилев
«Сонет» Николай Гумилев
Я верно болен: на сердце туман, Мне скучно все, и люди, и рассказы, Мне снятся королевские алмазы И весь в крови широкий ятаган.
Мне чудится (и это не обман), Мой предок был татарин косоглазый,
Свирепый гунн… я веяньем заразы, Через века дошедшей, обуян.
Молчу, томлюсь, и отступают стены — Вот океан весь в клочьях белой пены, Закатным солнцем залитый гранит,
И город с голубыми куполами, С цветущими жасминными садами, Мы дрались там… Ах, да! я был убит.
Анализ стихотворения Гумилева «Сонет»
В отличие от рефлексирующих созерцателей, образами которых изобилует поэзия Серебряного века, лирический субъект гумилевского творчества — человек действия. В нем доминирует волевое начало, и при разнообразии ролей — завоевателя и охотника, воина и моряка — неизменным остается одно: мужественная сущность натуры героя.
Творчество Гумилева началось с поэтической декларации конквистадора, которая была облечена в форму сонета. Отважный и сильный романтик, чувствующий близость к «пропастям и бурям», готов пройти свой путь до конца. В «Сонете», опубликованном в 1912 г. настроение героя изменилось. Скука и «туман» в душе, похожие на болезнь, напоминают состояние пушкинского Онегина, страдавшего от «английского сплина».
Тоска бездействия сопровождается фантастическими видениями. Сначала возникают отдельные экзотические детали: «королевские алмазы» и окровавленный ятаган. Яркие «вещные» приметы сменяются образами воинов далекого прошлого, с которыми герой ощущает родственную связь. Два временных пласта сближает сложный сплав жажды деятельности, тяги к опасности и погони за удачей, метафорически обозначенные как «веянье заразы».
Первый терцет, следуя канонам жанра, синтезирует чувства лирического субъекта. Тоске и молчанию в туманно-сером настоящем противостоит яркий пейзаж прошлого. Прекрасный город, «голубые купола» которого купаются в лучах «закатного солнца», окружен двойным рядом «белой пены» цветущих садов и океанских вод.
Последняя строка сонета неожиданно прерывает живописную зарисовку. После сообщения о поединке с неизвестным противником следует пауза, и за ней — эпатирующее припоминание о собственной смерти. Развязка предлагает по-новому взглянуть на отношения настоящего и прошлого: промелькнувшие в уме фантастические образы — не предки, а двойники лирического субъекта. Погружаясь в воображаемые сферы, герой сталкивается с многослойной структурой, определяющей глубинные качества собственной натуры.
Картина причудливого мира, в котором переплетаются пестрые пространственно-временные пласты, облечена в классическую форму французской разновидности сонета.
Блуждание лирического «я», охватывающее различные исторические эпохи, является одним из ведущих мотивов в поэтике Гумилева. Смешение времен и пространств, сконцентрированных в душе героя, достигает кульминации в стихотворном тексте «Заблудившегося трамвая ».
Картинка к сочинению анализ стихотворения Больной
Романтическое наследие тут видно во всем: и в отвлеченных,
«возвышенных» словах, которые описывают мир, окружающий героя («путь»,
«пропасть», «бездна»); и в типично романтических символах того, к чему он стремится — «моя звезда», «голубая лилия»; наконец, и в самой фигуре конквистадора, рыцаря, бродяги, ищущего что-то неизведанное, существующее только в легенде, мифе, мечте.
Все стихотворение (мы по-прежнему говорим о его позднейшей редакции) представляет собой последовательную «шифровку» поэтом своей судьбы — своего прошлого, настоящего и будущего — при помощи своеобразного романтического шифра. Любопытно распределение грамматических форм времени: вышел — иду — растет — смеюсь — жду — приходит — зову — буду биться — добуду; от прошедшего — через настоящее — к будущему времени.
При этом глаголы совершенного вида обрамляют все стихотворение, а абсолютное большинство составляют глаголы несовершенного вида, которые сообщают о том, что происходит постоянно, регулярно. Но глаголы эти, в сущности, ничего не сообщают о реальных событиях, они лишь выражают некий высший (эмоциональный, символический) смысл этих событий:
«вышел» — «начал делать нечто», «иду» — «продолжаю делать это»,
«смеюсь и жду» — «готов преодолевать трудности, делая нечто» и т. д.
То же верно и для существительных: «пропасти и бездны» — это некие «опасные места», «радостный сад» — «место отдыха», «туман» — «неизвестность, неопределенность». Ничего внятного мы об этом не узнаем; более того, не всегда ясно, что же автор имеет в виду — например, что такое «последнее звено», от какой оно цепи и что значит «расковать». Можно предположить, что речь идеь о неизбежности смерти
как последнего момента жизни; но это остается лишь предположением, которое отчасти подтверждается дальнейшим… развитием стихотворения.
Таким образом, поэт пытается создать образ себя как человека, вовлеченного в какой-то очень важный, эмоционально значимый процесс, готового участвовать в нем и принимать любой вызов. При этом он берется осуществить невозможное, сражаясь даже с неизбежным — смертью.
Как уже было сказано, это типичная романтическая фигура; в сущности,
Гумилев ничего к этому стандартному образу не добавил.
Остановимся коротко на тех изменениях, которые поэт внес при переработке стихотворения. Они довольно значительны: так, Гумилев постарался приблизить форму своего стихотворения к строгому канону сонета, в частности, упорядочил схему рифмовки, которая в первой редакции различалась в первом и втором катренах.
Но важнее смысловые изменения: например, в первой редакции отсутствует тема смерти; поэт говорит лишь, что на свете может не существовать того, что он ищет — и он готов создать свою мечту, это и станет его победой. Вообще первая версия стихотворения больше устремлена в будущее (достаточно сказать, что форм прошедшего времени нет вообще, а форм будущего — 4, причем все они — от глаголов совершенного вида, то есть рисуют будущее как то, что обязательно свершится) и более «самоупоенна»: три первых строки, начинающихся с «я», вызывают ощущение одннобразия, которое поддерживают многократные повторы этого «я» в дальнейшем.
Перерабатывая стихотворение, Гумилев постарался избежать этого однообразия, убрал повторы синтаксических конструкций (да и лексические — «пропасти», которые в первой редакции встречаются дважды). Тем самым он несколько «приземлил» образ, подчеркнул свою отстраненность от образа «конквистадора»; переместил действие стихотворения из «вечно-настоящего и обязательно будущего» в рамки человеческой жизни; наконец, задумался о той цене, которую придется заплатить за воплощение своей невозможной мечты
Я верно болен: на сердце туман, Мне скучно все, и люди, и рассказы, Мне снятся королевские алмазы И весь в крови широкий ятаган.
Мне чудится (и это не обман), Мой предок был татарин косоглазый, Свирепый гунн… я веяньем заразы, Через века дошедшей, обуян.
Молчу, томлюсь, и отступают стены — Вот океан весь в клочьях белой пены, Закатным солнцем залитый гранит,
И город с голубыми куполами, С цветущими жасминными садами, Мы дрались там… Ах, да! я был убит.
Стихотворение Гумилёва Н. С. «Больной»
В моём бреду одна меня томит Каких-то острых линий бесконечность, И непрерывно колокол звонит, Как бой часов отзванивал бы вечность.
Мне кажется, что после смерти так С мучительной надеждой воскресенья Глаза вперяются в окрестный мрак, Ища давно знакомые виденья.
О, хоть бы сон настиг меня скорей! Уйти бы, как на праздник примиренья, На желтые пески седых морей, Считать большие, бурые каменья.
См. также Николай Гумилёв — стихи (Гумилёв Н. С.) :
Больные верят в розы майские
И нежны сказки нищеты. Заснув в тюрьме, виденья райские Наверняка уви.
Борьба одна: и там, где по холмам Под рёв звериный плещут водопады, И.
Слово
В оный день, когда над миром новым Бог склонял лицо свое, тогда Солнце останавливали словом, Словом разрушали города.
И орел не взмахивал крылами, Звезды жались в ужасе к луне, Если, точно розовое пламя, Слово проплывало в вышине.
А для низкой жизни были числа, Как домашний, подъяремный скот, Потому что все оттенки смысла Умное число передает.
Патриарх седой, себе под руку Покоривший и добро и зло, Не решаясь обратиться к звуку, Тростью на песке чертил число.
Но забыли мы, что осиянно Только слово средь земных тревог, И в Евангелии от Иоанна Сказано, что Слово это — Бог.
Мы ему поставили пределом Скудные пределы естества. И, как пчелы в улье опустелом, Дурно пахнут мертвые слова.