Оргия праведников для тех кто видит сны
Оргия праведников для тех кто видит сны
***
Из интервью с С. Калугиным для журнала «Волшебная гора», VII выпуск, 1997:
***
Из интервью с С. Калугиным, 2007:
Евангелия от Луки, 24:1-10 :
В первый же день недели, очень рано, неся приготовленные ароматы, пришли они ко гробу, и вместе с ними некоторые другие;
но нашли камень отваленным от гроба.
И, войдя, не нашли тела Господа Иисуса.
Когда же недоумевали они о сем, вдруг предстали перед ними два мужа в одеждах блистающих.
И когда они были в страхе и наклонили лица свои к земле, сказали им: что вы ищете живого между мертвыми?
Его нет здесь: Он воскрес; вспомните, как Он говорил вам, когда был еще в Галилее,
сказывая, что Сыну Человеческому надлежит быть предану в руки человеков грешников, и быть распяту, и в третий день воскреснуть.
И вспомнили они слова Его;
и, возвратившись от гроба, возвестили все это одиннадцати и всем прочим.
То были Магдалина Мария, и Иоанна, и Мария, мать Иакова, и другие с ними, которые сказали о сем Апостолам.
На колени пред ликом зари!
Омовение сердца в сиянии дня…
Шесть веков я взыскую любви —
Сhristus rеgnаt! Любовь затопила меня!
И мы вправе смотреть,
Вправе слышать, как трубы поют вдалеке.
Всё сильней содрогается твердь —
Единороги выходят к реке!
И всё ближе ликующий хор,
В небе — золото стягов и тысяч знамён!
Мастер, слушай о чём он поёт,
Различивший хоть слово — спасён!
Реки тела наши примут, и вот мы
Ликуем в потоках, царим водопадами,
Влагою падая в листья прохлады,
Пьем Бога, разлитого в тающем воздухе.
Вечность пришла, мы бессмертны, как ангелы!
Пальцы сомкнувши на горле мгновения.
В облаке ветра взмываем над скалами,
Единосущны, единобезвременны —
Рекам, драконам, ветрам, водопадам,
Горным ущельям и Лунным затмениям,
Птицам рассвета, святыням Заката —
Благословение, благословение!
Все что мы были, и все чем мы станем,
Кружится в танце, в едином биении,
Перерождения, пересмыкания —
Благословение, благословение!
Солнцу и звёздам, великим и малым,
Ручьям и потокам, ветвям и цветениям,
Кракену в море и Левиафану —
Благословение, благословение!
Все что мы были, и все чем мы станем,
Кружится, кружится в танце, в биении!
Превосхождения, кровосмыкания —
Благословение, благословение!
Аdоrаmus tе, О Сhristе Dоminum!
Венок сонетов
Мой голос тих. Я отыскал слова
В пустых зрачках полночного покоя.
Божественно пуста моя глава,
И вне меня безмолвие пустое.
Скажи, я прав, ведь эта пустота
И есть начало верного служенья,
И будет свет, и будет наполненье,
И вспыхнет Роза на груди Креста?
И я уже на грани естества,
И с губ моих срываются слова,
Равновеликие холодному молчанью.
Равновеликие холодному молчанью
Струились реки посреди равнин.
Я плыл по рекам, но не дал названья
Ни берегу, ни камню средь стремнин.
Лишь дельты вид мне отомкнул уста,
Я закричал, и гулко пустота,
Слова мои разбив об острова,
Откликнулась бездонным тяжким эхом.
Я слышал крик и понимал со смехом:
Слова мертвы. Моя душа мертва.
Слова мертвы. Моя душа мертва.
Как сонный брег арктического моря.
И тело, смертно жаждущее рва,
Скрутило в узел судорогой горя.
Но там, на дне, у ключевых глубин,
Я ощущаю слабое биенье,
Сквозь сон мне тускло грезится рожденье
Иных, пока неведомых вершин.
Я жду сквозь боль, так исступлённо жду,
Когда рассвет предел положит льду,
Когда мой дух вернётся из скитанья.
Я не ищу пред Небом оправданья,
Я начинаю призрачный разбег,
В священной эпилепсии камланья
Нетопырём кружусь над гладью рек.
Я проницаю горы и лощины,
Я различаю сущности стихий,
Схлестнувшиеся в танце теургий
И каждый миг являющие Сына.
Се время правды. Суть обнажена,
И льётся в полночь полная Луна,
И плоть моя не властна надо мной,
И пламя звёзд, сквозь призму вечных вод
Пронзает ночь и дарит мне полёт
Над опьянённой ливнями Землёй.
Над опьянённой ливнями землёй
Царят седые призраки тумана,
И вечер тих настолько, что порой
Я слышу плач далёкой флейты Пана.
Бреду рекой, по горло в тростниках,
Сам плачу от покоя и бессилья,
А лунный свет лежит епитрахилью
В крестах подёнок на моих плечах.
И ветви ив касаются волны,
И каждое мгновенье тишины
Стремительно, как тень бегущей лани.
Агат Луны, томительно-туманен
Скользит по перьям чёрного орла,
Что распростёр, от грани и до грани
Над миром исполинские крыла.
И отражает аспидная влага
Ночных озёр, плывущих подо мной,
Свет облаков, пронизанных Луной,
И Млечный Путь в кристаллах Зодиака.
За мглою гор, за лезвием хребта
Легла реки хрустальная черта,
Чуть видимы огни в далёком стане.
И луч звезды, подобный нити льда,
Влачит меня неведомо куда
На тонком и мерцающем аркане.
На тонком и мерцающем аркане
Мой дух печально следует за мной.
Мне не коснуться прободенной длани
Цветком стигмата вспыхнувшей рукой.
Мне не подняться в огненном потоке
К пределам света, к сердцу бытия,
Мой путь бесплоден, словно лития
В устах давно забывшего о Боге.
Я тот, кто умирает на пороге,
Мне не принять в сияющем чертоге
Одежды, что струятся белизной.
Вдали порог, стремящийся к вершине,
Меня по сердца выжженной пустыне
Полночный ветер водит за собой.
Полночный ветер водит за собой
Скитающихся пленников забвенья,
Чей горний взлет преодолён Луной
И преломлён в потоках сновиденья.
Мой Бог! Ужель и мне предрешено
Носить в веках подобием надкрылий
Камзол в узорах бражников и лилий
И пить больное лунное вино.
. Мерцает край магического круга,
Я созерцаю чёрный ветер Юга,
Проколотый Полярною Звездой.
И, растворяясь в ливнях Лейванаха,
На грани озарения и страха
Я как дитя играю пустотой.
Я как дитя играю пустотой,
Взметнувшейся к пределам осознанья,
Моя душа жемчужною волной
Скользит над океаном мирозданья.
И в этот миг, до корневых глубин
Я постигаю сущность соответствий,
Зависимость причины от последствий
И торжество последствий вне причин.
Я посвящён. Я принял взгляд извне.
Так зеркало, уснувшее на дне,
В себя приемлет отблеск ледяной
Склонившейся над бездною печальной
Планеты снов, чей лик пронизан тайной,
Струящейся за каждою чертой.
Струящейся за каждою чертой
Сферических взaимоотражений,
Совокупившей бездну с высотой,
Триумф побед с позором поражений,
Греми, моя хвалебная мольба!
Ты есть премудрость корня и плода,
Премудрость сердцевины и убранства,
Я прозреваю Tвой священный лик
За каждым стеблем, что к земле приник,
За каждой гранью зримого пространства.
За каждой гранью зримого пространства
Проявлен полдень. Властвует покой,
Лишь кружево стремительного танца
Стрекозы расплетают над рекой,
Да в дебрях стрелолиста и осоки
Запутался безвольный ветерок.
Приостановлен времени поток,
Безмолвствуют Начала и Итоги.
И нет во мне ни памяти, ни речи,
Я вырвал корень всех противоречий.
Я отворил в себе исток игры.
Я отворил в себе исток игры.
Мне ведомо Акации цветенье.
Моя ладонь слепящие дары
Приемлет в знак повторного рожденья.
Гремят литавры, бубны и тимпаны,
К моим стопам склоняются тюльпаны,
Сплетаясь в бесконечные ковры.
Я был в приделе, я стоял у Врат,
Но, ослеплён последним предстояньем,
Низринулся тропою предстоянья
И воплотил в себе кромешный ад.
Я слышал речи выше темноты,
Я наблюдал как падают цветы,
Но утерял ключи добропризнанства.
И се, опять гряду юдолью мук
И не стремлюсь покинуть этот круг.
Я различил в движенье постоянство.
Я различил в движенье постоянство:
Так в древний путь вливаются следы,
Так странствуют взыскующие Царства
Дорогами священной простоты.
Я повторяю, говорят иное,
Я странствую, как остаюсь в покое,
Забыта цель и потому права.
Мой голос тих. Я отыскал слова,
Равновеликие холодному молчанью.
Слова мертвы. Моя душа мертва.
Я не ищу пред небом оправданья.
Над опьянённой ливнями Землей
Агат Луны, томительно туманен,
На тонком и мерцающем аркане
Полночный ветер водит за собой.
Я, как дитя, играю пустотой,
Струящейся за каждою чертой,
За каждой гранью зримого пространства.
Я отворил в себе исток игры.
Я властен жечь и созидать миры.
Я различил в движенье постоянство.
Для тех, кто видит сны. Vol.1
Для тех, кто видит сны. Vol.1На колени пред ликом зари!
Омовение сердца в сиянии дня…
Шесть веков я взыскую любви —
Сhristus rеgnаt! Любовь затопила меня!
И мы вправе смотреть,
Вправе слышать, как трубы поют вдалеке.
Всё сильней содрогается твердь —
Единороги выходят к реке!
И всё ближе ликующий хор,
В небе — золото стягов и тысяч знамён!
Мастер, слушай о чём он поёт,
Различивший хоть слово — спасён!
Реки тела наши примут, и вот мы
Ликуем в потоках, царим водопадами,
Влагою падая в листья прохлады,
Пьем Бога, разлитого в тающем воздухе.
Вечность пришла, мы бессмертны, как ангелы!
Пальцы сомкнувши на горле мгновения.
В облаке ветра взмываем над скалами,
Единосущны, единобезвременны —
Рекам, драконам, ветрам, водопадам,
Горным ущельям и Лунным затмениям,
Птицам рассвета, святыням Заката —
Благословение, благословение!
Все что мы были, и все чем мы станем,
Кружится в танце, в едином биении,
Перерождения, пересмыкания —
Благословение, благословение!
Солнцу и звёздам, великим и малым,
Ручьям и потокам, ветвям и цветениям,
Кракену в море и Левиафану —
Благословение, благословение!
Все что мы были, и все чем мы станем,
Кружится, кружится в танце, в биении!
Превосхождения, кровосмыкания —
Благословение, благословение!
Аdоrаmus tе, О Сhristе Dоminum!
Школа Мудрости
Презирай стакан порожний
И обрящешь благодать.
Жить — приятно и несложно,
Если смысла не искать!
Вожделеет разум рьяный
Мир системою сковать,
А ты лежишь на солнце пьяный,
и на все тебе плевать!
Кладезь мудрости таится в откровении простом —
Жизнь дается, чтоб резвиться
С дамой сердца под кустом,
Чтобы пить хмельную влагу,
Относить штаны в кабак,
И нанизывать на шпагу
Всех, кто думает не так!
И когда ты в землю ляжешь,
Пусть булыжник над тобой
Эпитафией накажут
Приблизительно такой:
«Здесь лежит собрат скворечни,
Верноподданный пивной.
И всяк рыдает безутешно,
Впечатлен его судьбой.
Воспевал он дев порочных
Беспорочные уста,
И свалился в час полночный
с разведенного моста.
Был он весел, был он грешен,
Много женщин обманул,
Был бы точно он повешен,
Но, по счастью, утонул!»
Lustig, lustig ihr lieben Brüder
Leget eure Sorgen nieder.
Trinkt dafür ein gut Glas Wein,
Trinkt dafür ein gut Glas Wein!
Auf die G’sundheit aller Brüder,
Die da reißen alles nieder.
Das soll uns’re Freude sein,
Das soll uns’re Freude sein!
The catcher in the rye
Звезды и годы,
Лица и тени,
Снов хороводы,
Хитросплетенья…
С каждой минутой
Бегства из рая
Я забываю,
Мы забываем,
Что наш Великий Господь —
Это маленький мальчик.
СовершенныйГосподь —
Просто маленький мальчик.
Всемогущий Господь —
Это маленький мальчик.
Беззащитный Господь…
Пьяные споры,
Волчьи метанья,
Блудные взоры,
Страх воздаянья…
А в поле над пропастью,
В метре от края —
Маленький мальчик…
С ним не играют.
И он наш Великий Господь —
Этот маленький мальчик.
СовершенныйГосподь —
Этот плачущий мальчик.
Всемогущий Господь —
Потерявшийся мальчик.
Беззащитный Господь…
И которую ночь, разметавшись в бреду,
Я хриплю и плыву в алкогольном поту,
И бегу — бегу через поле…
Он один в этой тьме, на пустом берегу,
Я успею, мой маленький, я помогу,
Я иду, я здесь,
Я уже скоро!
И воссиял великий свет
И отделился свет от тьмы
Явились сонмища планет
И солнца жар
И блеск луны.
И звери шли за родом род
И населяли круг земли
От ледяных его высот
До преисподней глубины.
И этот мир и эти сны
И всей вселенной дивный шар,
Нам лёг в ладонь, как робкий дар
И что же мы?
Белое на белом
…Не видя солнца и планет,
Не зная, что творится в мире,
Один как перст, в пустой квартире
Художник Массов пишет Свет…
Художник — дядька, как и все
Но искушён в Незримой Битве,
В нём самодвижная молитва
Стучит, как белка в колесе.
Он пишет ночью, пишет днём
Он пишет темперой и мелом.
Он пишет Белое на Белом –
И Божий свет струится в нём!
Заря окутывает дом
Своей багряною порфирой.
Художник Массов за кефиром
Грядёт в соседний «Гастроном».
И вновь спешит вернуться в клеть,
Что шире неба и вселенной,
Чтоб Свет Предмирный, Свет Нетленный
О холст презренный опереть!
…Тому назад пятнадцать лет
Я плакал предрассветной ранью
И всё твердил, как оправданье:
«Художник Массов — пишет Свет».
Путь во льдах
Вьюга над сердцем моим
Словно Дух, что носился над бездною, кружится ветер
В полярной сияющей мгле.
Пробираться по пояс в снегу
Под чужими и страшными звёздами,
Падать и вновь подниматься —
Вот всё, что могу.
Тьма и вьюга, и слёзы из глаз,
Мы идём через ночь, не надеясь достигнуть рассвета
В этих льдах за пределом широт.
Нет иного рассвета, чем в нас
В нашем сердце — огонь, озаряющий стороны света.
Поднимайся, мой ангел! Вперёд!
Да, так рождаются ангелы,
Так возникают миры,
Так из пламени наших сердец,
В чёрном небе полярной зимы.
Загорается новое Солнце!
И великие земли
Поднимаются из пустоты,
Замерзающий рыцарь шагает вперёд из упавшего тела,
Замерзающий рыцарь смеётся!
Путь во Льдах —
Пламя изнутри,
Это Путь во Льдах
Воинства Зари.
Путь сквозь льды —
В каждом сердце пламя бьётся!
Путь сквозь льды —
Вечный путь от Сердца к Солнцу!
Дорога Ворона
И день пройдёт, настанет день.
И год заменит год.
Дорога Ворона тебя
Однажды призовёт.
И ты оставишь свой порог
Забудешь всё, что знал.
И в путь отправишься далёк,
Чтоб отыскать Кристалл.
Дорога Ворона лежит
Вдали от всех путей.
По ней не ходит тот, кто жив
Для мира и людей.
Над ней не властна кривизна
Поверхности земной.
Дорога Ворона ясна —
На Север! По прямой!
Туда, где Вечная гора
Касается небес,
Где фиолетова трава
И непонятен лес.
И дальше, дальше путь ведёт
К Последнему Мосту
Кто до конца его пройдёт —
Обрящет Пустоту.
И в той Великой Пустоте
Увидит он Кристалл,
Что преломляет Божий Свет
Как мириад зеркал.
И разноцветные лучи
Слагаются в миры.
И нет на свете ничего
Помимо той игры!
…Заворожён игрой лучей
Ты станешь наблюдать,
А Свет — Великий и Ничей
Забудешь вспоминать…
Пусть снова день меняет день
И год меняет год —
Дыханье Голубя в тебя
Однажды снизойдёт.
И ты восстанешь, превзойдя,
И вспомнишь всё, что знал
И засмеёшься, как дитя
И разобьёшь Кристалл.
По тонкому льду
Ветреный день —
Лёд на реке, декабрь у порога…
Как небо высоко, мой друг!
Долго мы шли сюда —
Нам осталось немного.
Выпьем вина — мы успели
До первых декабрьских вьюг.
Твой дом стоит забит, заброшен.
Протопим печь и вновь, как встарь.
Выйдем в поля,
В костре
Напечём, словно в детстве, картошек,
Всё как тогда… Только в дом
Ближе к ночи нас некому звать…
А утром снег поля укроет…
Как тихо и светло вокруг!
Их голоса!
Я слышу их голоса за рекою —
Они нас зовут…
Так идём же,
Идём же скорее, мой друг!
На тот берег — по тонкому первому льду!
Огонь и Я (Phoenix)
Горит огонь,
Горит огонь.
До самого утра.
Я облачён
В чистейший лён
Ладонь моя чиста.
Горят дела мои, и дни
Горит вся жизнь моя
О, Адонай! О, Эллохим!
Не отвергай меня!
Рассеки
Всю мою природу.
Окропи
Жертвенник у Входа.
Извлеки
Сердце плотяное.
И омой
Ноги мне водою!
Потряси
Грудь мою рыданьем.
Вознеси
Плечи в знак избранья.
Опалюсь
Пламенем Небесным.
Распадусь
Пеплом — и воскресну!
…Это всесожжение, жертва, благоухание приятное Господу…
На ло́жи мое́мъ въ нощехъ и̂ска́хъ,
Е̂го́же возлюбѝ душа̀ моѧ̀,
И̂ска́хъ е̂го̀, и̂ не ѡ̂брѣто́хъ е̂гѡ̀.
И̂ска́хъ е̂го̀, и̂ не ѡ̂брѣто́хъ е̂гѡ̀.
Воззва́хъ е̂го̀, и̂ не послу́ша менѐ,
Е̂го́же возлюбѝ душа̀ моѧ̀.
А̂́зъ сплю̀, а̂ се́рдце моѐ бди́тъ
А̂́зъ цвѣ́тъ по́льный и̂ крі́нъ ѹ̂до́льный
Введи́те мѧ̀ въ до́мъ вїна̀,
Вчини́те ко мнѣ̀ любо́вь.
Возвѣстѝ мѝ, е̂го́же возлюбѝ душа̀ моѧ̀,
Гдѣ̀ пасе́ши гдѣ̀ почива́еши въ полу́дне.
Да не когда̀ бу́ду іа̂́кѡ ѡ̂блага́ющаѧсѧ
Над҃ ста́ды другѡ́въ твои́хъ.
Ка́мѡ ѿи́де бра́тъ тво́й
Ка́мѡ ѹ̂клони́сѧ
Крѣпка̀ іа̂́кѡ сме́рть любы̀
Взы́щемъ е̂гѡ̀ съ тобо́ю.
Бра́тъ мо́й мнѣ̀ и̂ а̂́зъ е̂му́ пасы́й
Въ крі́нахъ и̂збра́нъ ѿ те́мъ.
Ка́мѡ ѿи́де бра́тъ тво́й
Ка́мѡ ѹ̂клони́сѧ.
Ѡ̂брати́сѧ суламі́тїно
И̂ ѹ̂́зримъ въ тебѣ̀.
ІА̂́кѡ сѐ зима̀ пре́йде до́ждь ѿи́де себѣ̀
Прїидѝ бра́те мо́й и̂ взы́демъ на село̀
И̂ мандраго́ры да́ша воню̀.
Вперёд и вверх! (Для тех, кто видит сны)
Становясь океаном,
Сожалеют ли воды реки
О своих берегах?
Хризантемы в снегу,
Как светла эта ночь перед боем.
Вперёд и вверх!
В божественных ветрах!
Семь радуг рвутся из груди,
Врата Начал в снегах
Уходят вниз…
Летим!
Во мне полтонны
Пробуждающей весны
Для тех, кто спит во мгле,
Для тех, кто спит и видит сны…
Слепящий свет весны!
Для тех, кто видит сны.
Из века в век,
Как камни в жернова
Летят живые судьбы тех,
В ком радость, в ком любовь Его жива —
Но круг бежит,
И лишь песок струится между жерновов,
И мир лежит во мгле,
И не кончается любовь —
Твоя великая Любовь!
Невероятная любовь…
Пробит «фонарь»,
Прямой наводкой бьёт линкор
Мне хлещет кровь в глаза,
Я здесь! Линкор —
прими мою любовь!
Мою великую любовь,
Невероятную любовь…
Flores de muertos
. las muchas aguas no podrán apagar el amor
Ni lo ahogarán los ríos!
Fuerte es como la muerte el amor
И увидел я мертвых, малых и великих, и книги раскрыты были, и судимы были мертвые по написанному в книгах, каждый по делам своим.
שימני כחותם על ליבך ,
כחותם על זרועך
כי עזה כמוות אהבה
כי עזה כמוות אהבה
Habéis visto al que ama mi alma?
קשה כשאול קנאה :
רשפיה רשפי ,
אש שלהבתיה
אש שלהבתיה
Su izquierda esté debajo de mi cabeza, Y su derecha me abrace
Mi amado es blanco y rubio, Señalado entre diez mil
Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, Первый и Последний.
מים רבים ,
לא יוכלו לכבות
את האהבה את האהבה ,
ונהרות ,
לא ישטפוה ;
אם ייתן איש
את כל הון ביתו ,
באהבה
בוז, יבוזו לו .
Lacrimosa dies illa
Qua resurget ex favilla
Udicandus homo reus
Huic ergo parce, Deus
Las muchas aguas no podrán apagar el amor
Confutatis maledictis
Flammis acribus addictis
Voca me cum benedictis
Ni lo ahogarán los ríos
И услышал я громкий голос с неба, говорящий: се, скиния Агнца с человеками, и Он будет обитать с ними и отрет всякую слезу с очей их,
и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни не будет, и ничего уже не будет проклятого; ибо прежнее прошло.
Su bandera sobre mí fué amor!
כי עזה כמוות אהבה
שלהבתיה
כי עזה כמוות אהבה
שלהבתיה
רשפי, אש
Вдаль, по синей воде
Для пересечения Атлантики Уильям Уиллис в возрасте семидесяти пяти лет строит крошечную яхту, длиной менее трёх с половиной метров, на которой в мае 68-го года покидает американский континент.
Осенью в четырехстах милях от ирландского побережья была обнаружена полузатопленная яхта со сломанной мачтой.
Людей на судне не оказалось.
Вдаль, по синей воде,
Вдаль, по синей, синей воде
Вот плывёт моя лодочка в вечном Нигде,
Вдаль по синей воде
Вот и снова я просто никто,
Вот и снова я – только движенье весла,
И летучие рыбы парят за кормой,
И в зените раскинула чайка крыла.
Вдаль, по синей воде,
Вдаль, по синей, синей воде
Вот плывет моя лодочка в вечном Нигде.
Я устал отражаться в кривых зеркалах
Ожидающих и недоверчивых глаз,
Ну а здесь – никого, только я и Аллах,
А задуматься если – так нету и нас.
Вдаль, по синей воде,
Вдаль, по синей, синей воде
К загоревшейся в небе вечерней звезде –
Вдаль, по синей воде.
. однажды, когда мне было пять лет, я забрался в лодку, отвязал причальный канат и взялся за вёсла, но они оказались слишком тяжелы для моих маленьких рук. Приливным течением меня стало относить прямо в открытое море.
Вдаль, по синей воде,
Вдаль, по синей, синей воде
Вновь плывёт моя лодочка в вечном Нигде
Вдаль, по чёрной воде,
По бушующей чёрной воде,
К затерявшейся в буре далёкой звезде,
Вдаль, по чёрной воде.
Вдаль, по синей воде,
К утренней, ясной звезде
Вдаль, по синей, синей воде,
Вдаль, по синей воде.
Звёздной тропой
Домой едут Цари-звездочёты
Домой едут Цари-звездочёты
Домой едут Цари-звездочёты.
Домой, тайной тропой
Звездной тропой
Мы едем домой!
Скрылось за горными кручами алое Солнце
Ветер затих, близится ночь
Враг ожидает вестей – только мы не вернёмся
Тайною звёздной дорогой мы двинемся прочь
Домой, тайной тропой
Звездной тропой
Мы едем домой!
Всё, что вокруг – только сказки пространства
Центром Вселенной становится край
Мы отыскали Дворец под Звездой Постоянства –
Им оказался заброшенный старый сарай
Дремлет Младенец – вот золото, ладан и смирна
Всё, чему должно – свершится в свой срок
А Звезда всё горела над кровлей, так ясно и мирно
В час, когда мы, восклонившись, ушли за порог
Мы едем домой, мы не знаем о том, что –
Утром рыдать будет город о детях
Разбитых о камни и брошенных в ямы
Что в эту минуту уже, задыхаясь
Спешат беглецы по дороге в Египет
Мы едем домой. И несём в своём сердце
Покой Рождества.
И все тысячи будущих ёлок, игрушек,
Подарков, волшебных огней.
Домой, тайной тропой
Звёздный покой
Мы уносим с собой –
Сердце открой!
Звёздный покой
Мы несём вам с собой
Тайной тропой!
Домой едут Цари-звездочёты
Домой едут Цари-звездочёты
Домой едут Цари-звездочёты
Черная земля
(Памяти Егора Летова)
«. Хотите верьте, хотите нет, но было так. Я пошёл на кухню заварить чайку, и вдруг явственно услышал, как внутри моей головы Егор поёт строчку про чёрную землю. Именно поёт, то есть музыка тоже сразу была понятна. Очень похоже на эффект, когда у тебя в голове начинает крутиться запомнившаяся песня, но намного ярче. Я схватил ручку и стал прислушиваться, разобралось ещё несколько образов и строк. Потом галлюцинаторный эффект голоса пропал, как если бы с той стороны убедились, что я слышу. Но образы и строчки продолжали появляться и текст мгновенно оказался написан. Как трактовать происшедшее — пусть каждый решает сам. Но суть в том, что это не просто песня-посвящение. Это, как бы, ненаписанная песня Егора, вернее песня, пришедшая с той стороны, этакая «Made in Heaven». Можно смотреть на дело оккультно и всерьёз думать, что её Летов с Того Света надиктовал. Можно материалистически, и тогда получается, что таким экзотическим образом попросту пришло вдохновение. Но правильнее, на мой взгляд, подход мистический. Все мы одно, и граница между «я» и «ты» очень условна, особенно для того, кто уже ушёл. Поэтому между оккультным и материалистическим подходами нет противоречия, они вообще говорят одно и то же, если вдуматься. Такие дела». — С. Калугин, из интервью, посвященного выходу сингла «Шитрок».
Ласточки, цветочки, птички, тополя,
Над моею крышкой — чёрная земля,
Над моею вербой — звёзд круговорот,
Надо мною в небе — яростный восход!
Некому смеяться, некому рыдать,
Некому скрываться, нечего скрывать,
Некому нажраться, некому курить,
Некому сражаться, некого любить!
Над моею крышкой — чёрная земля,
Над моей воронкой — вербы, тополя,
Едет по вселенной маленький вагон —
Тамбур заколочен, стены без окон!
Клеточке — раскрыться, зайчику — скакать,
Кто теперь решится сказку рассказать?
Кто теперь засунет душу в обмолот?
Кто теперь полюбит? Кто тебе споёт?
Над моею крышкой — чёрная земля,
Круг моей ограды — вербы, тополя.
Странная картинка, странное кино —
Божия слезинка падает в г. но.
Некому смеяться, некому рыдать,
Некому скрываться, нечего скрывать,
Луковыми стрелами выстрелит земля,
Наливные яблоки, птички, тополя.
Разноцветных шариков радостный конвой,
Небо надо мною, небо подо мной.
Думали забыли? Думали п. дец?
Думали зарыли? Думали — мертвец?!
Некому нажраться, некому курить,
Некому сражаться, некого любить,
Не к кому прижаться, некого обнять,
Не с кем обниматься — нечем обнимать!
Некому услышать, некому сказать,
Некому смеяться, некому рыдать,
Некому погаснуть, некому гореть,
Некому вот так вот — взять и умереть!
Бедная, ты, бедная, глупая земля!
Солнечные зайчики, минные поля.
Кто тебя полюбит? Кто тебе споёт?
Над моею вербой — звёзд круговорот.
Эпитафия II
Любовь моя, я так тебя люблю
Что от любви моей изнемогаю
Я словно Феникс в пламени горю
Едва погибну – тотчас воскресаю
И новых мук сладчайшее ярмо
Гнетет меня, лишая сна и воли
Я плачу оттого, что мне светло
И улыбаюсь – от смертельной боли
Мой каждый атом устремлен к тебе,
Все тело – крик, взыскующий слиянья.
Вот путь любви, пролегший по Земле.
Ступившие – оставьте упованья!
Пусть изваяют нас, сидящих здесь
Рука в руке, пусть милостью ваятель
Стыдит судьбы бездушный камнерез
Отсекший нас от радости объятий
Пусть камень вызов бросит временам
Влекущим нас в предел Второго круга
Где чашу скорби вечно пьет Тристан
И где Франческу бьет и мучит вьюга
Там наши тени бросит вихрь во мрак
Мы в сонме душ отверженных помчимся
Но Богу слава! В страшных Божьих снах
Мы до конца времен не разлучимся
На суд Последний будучи подъят
И будучи допрошен, что за сила
Мой бедный дух низринула во Ад
Отвечу я, не опуская взгляд –
«Любовь, что движет Солнце и светила!»
Скажи мне, мой ангел, зачем ты явилась
Зачем в мою душу внесла непокой?
Зачем мое сердце к тебе устремилось
Зачем я в безумье брожу сам не свой?
Лишь стоит глаза мне закрыть – возникает
Пред мысленным взором пленительный стан
И грезится мне – я тебя обнимаю
И горек, и сладок мне этот обман
И горек, и сладок сей древний обман!
Давно я, стремясь оградиться от скорби
Влюбленность распял средь пробирок и колб
Рассек ей покровы, достигнул до корня
И стал неприступен, как каменный столб
И вот, в посрамленье гордыне познанья
Насмешник Эрот пробудился во мне
И вновь я, как мальчик, взыскую лобзанья
И имя твое повторяю во сне!
Он имя её повторяет во сне!
Затем ли я в девственном сумраке кельи
Годами смирял свою грешную плоть
Чтоб ты ликовала, творя новоселье
В том сердце, где раньше селился Господь!
Пусть душу оружьем проходят вопросы
Умру – напишите на камне моем:
«Под сим монументом лежащий философ
Погиб от любви, не жалея о том!»
Погиб как дурак, не жалея о том!
Русский экстрим
По этим мёртвым полям
На наших битых «Нивах»
Педали в пол
Фонтан из-под колёс.
Куря сигару, скользить в лиловом «Феррари»
По автобану маршрутом Генуя-Рим
Должно быть, круто, но мы с тобой избрали
Судьбу иную: наш выбор – русский экстрим!
По этим мёртвым полям
На наших битых «Нивах»
Педали в пол
Фонтан из-под колёс!
Всё наше навсегда
Вперёд, пока мы живы
Из ямы в ров
С откоса на откос!
То камни, то вода
То глина, то крапива
Всё наше навсегда –
Вперёд, пока мы живы!
Так оно так, только дело совсем не в этом
Просто я помню тот жаркий день на исходе лета
Друг говорит: «Продавай квартиру, валим отсюда»
А я подумал и сказал: «Знаешь, я так делать не буду».
Вот так и барахтаюсь с тех пор в родимой гуще
Типа надеялся сделать жизнь хотя бы немного лучше
Оказалось, проблема куда серьёзней
Только сунься – увязнешь в крови или в навозе
Ave, Maria, gratia plena
Ave, Maria, Dominus tecum
Ave, Maria
Год 78-й
Над Москвой начало мая
Солнечный свет, небо в груди
Счастье как боль
Сердце замирает –
Что ждет меня впереди?
Год 78-й – мир устойчив и надежен
На Бельмондо куплен билет
Лучший журнал – «Техника молодёжи»
Смерти и ужаса нет.
Sancta Maria, Mater Dei
Оra pro nobis peccatoribus
Кончилось кино
Синий вечер наступает
Окна зажглись
Скоро домой
«Мама, я здесь!
Я еще погуляю?
Мам! Со двора – ни ногой!»
Но мама,
Мне холодно, мама
Я стою перед запертой дверью
Мама, пусти!
Домой, домой – в 78-й
Домой, домой
Мама, открой!
Домой, домой – в 78-й
Домой, домой
Мама, открой.
Ora ora pro nobis
Nunc et in hora mortis
Mortis nostrae. Amen.
Проходя переулком, до трещины в камне знакомым
Я смотрю, растирая меж пальцев сухую траву
Как горят мои окна под самою крышею дома
Мои окна в том доме, где я десять лет не живу
За Горбатым мостом распростёрлась иная эпоха
Там тенисты дворы, и сквозь ветви мерцающий свет
То горят мои окна, горят навсегда мои окна
Мои окна в том доме, где я появился на свет
В этот час настоящее зыбко, а время неплотно
Я иду через город и кажется – лишь оглянись!
И горят надо мной, и плывут надо мной мои окна
Навсегда мои окна в домах, где прошла моя жизнь
Мы однажды взлетим
В это небо и станем свободны
И когда в наши души
Ударит Великий Рассвет
То ответным огнём
Полыхнут на Земле наши окна
Навсегда наши окна –
В домах, там, где больше нас нет.
Рыцари неба
«У нас была возможность полететь к иным мирам,
но мы предпочли швыряться птицами в свиней».
Приписывается сэру Артуру Кларку
Мы пока слишком близко, и кровораздел
Так мучительно тяжко нам давит на плечи
Но когда мы увидим друг друга в прицел
Станет легче, мой ангел, клянусь, станет легче!
Осень. Расходятся наши пути
Рыцари Сердца не спорят с назначенной долей
Вечность, живущая в смертной груди
Бьётся в рёберной клетке и хочет на волю –
Вечность, живущая в смертной груди.
Мы учились свободе и песням у птиц
Золотая Заря стала нашим рассветом
Наша родина – Небо, и в нем не прочертишь границ
Так скажи мне, ты все еще помнишь об этом?
Наша родина – Небо, и в нем не прочертишь границ.
Так пускай же расходятся наши пути
Есть огонь, что сильней страшной ночи Эреба
Если вечность взрывается в смертной груди
Рыцарь Сердца становится Рыцарем Неба!
Если вечность взрывается в смертной груди.
Время вылечит всё, что навеки рвалось
И однажды, столкнувшись сентябрьским полднем
Мы уже и не вспомним, как все началось
Да и чем всё закончилось. Тоже не вспомним.
Посмотри, это осень. И ветви дрожат
Ветром сполохи клена вдоль улиц бросает
Это было тому лет пятнадцать назад –
Может, больше – я трудно теперь вспоминаю
Посмотри, это я, вон – иду через мост
Перегнулся, смотрю. Кинул в воду монету
И какой меня мучил в тот вечер вопрос?
Уж теперь не узнать. Да и нужно ли это.
Осень! Сильней листопад!
Это время опять продолжает теченье
Отчего я не вижу свой собственный взгляд
Что сквозь ветви и годы коснулся меня
На мгновенье.
Для тех, кто видит сны
Rex :: Rock-Requiem
Rex tremendae majestatis,
qui salvandos salvas gratis,
salva me, fons pietatis.
Recordare, Jesu pie,
quod sum causa tuae viae:
ne me perdas illa die.
Quaerens me sedisti lassus;
redemisti crucem passus.
Tantus labor non sit cassus.
Juste Judex ultionis
donum fac remissionis
ante diem rationis.
Ingemisco tanquam reus:
culpa rubet vultus meus.
supplicanti parce, Deus.
supplicanti parce, Deus.
Requiem aeternam dona eis, Domine,
et lux perpetua luceat eis.
Te decet hymnus, Deus, in Sion,
et tibi reddetur votum in Jerusalem
Exaudi orationem meam:
ad te omnis caro veniet.
Requiem (x3)
Aeternam dona eis, Domine.
Et lux perpetua luceat eis.
Requiem Requiem
Dona eis, Domine, dona eis, Domine,
Requiem aeternam dona eis, Domine,
et lux perpetua luceat eis.
Te decet hymnus, Deus, in Sion,
et tibi reddetur votum in Jerusalem(..rusalem, Jerusalem)
Et lux perpetua luceat eis.(x2)
Hosanna Hosanna
In excelsis Hosanna!
Hosanna Hosanna
In excelsis Hosanna!
In excelsis Hosanna In excelsis.
Dies irae, dies illa,
solvet saeclum in favilla,
solvet saeclum in favilla,
teste David cum Sibylla
Quantus tremor est futurus,
quando judex est venturus,
cuncta stricte discussurus.
Tuba mirum spargens sonum,
per sepulcra regionum,
coget omnes ante thronum.
Mors stupebit et natura,
judicanti responsura.
Resurget creatura, judicanti responsura.
Liber scriptus proferetur
in quo totum continetur,
unde mundus judicetur.
Judex ergo cum sedebit,
nil inultum remanebit.
Quidquid latet apparebit.
Nil inultum!
Kyrie eleison. |
Christe eleison. |x3
Kyrie eleison. |
Kyrie eleison. |
Christe eleison. |x2
Kyrie eleison. |