Кто такой сахаров и что он сделал
«Судьба моя крупнее, чем моя личность». 100 лет со дня рождения Сахарова
21 мая исполняется 100 лет со дня рождения академика Андрея Сахарова. РБК собрал главные факты жизненного пути ученого, правозащитника и нобелевского лауреата
Андрей Сахаров родился в Москве в 1921 году. Его мать — Екатерина Алексеевна — дочь отставного генерал-лейтенанта Русской императорской армии Алексея Софиано. Отец был профессором Московского педагогического института, он преподавал физику, был автором учебников. «Физиком меня сделал папа, а то бог знает куда бы меня занесло!» — часто повторял Андрей Сахаров
В 1966 году он подписал письмо «25 знаменитостей» против реабилитации Сталина, а в 1967-м направил генсекретарю ЦК КПСС Леониду Брежневу письмо в защиту арестованных диссидентов, которые занимались самиздатом.
«Это письмо — очень важный этап в моей биографии. Оно было моим первым действием в защиту конкретных людей — инакомыслящих», — отмечал Сахаров
В эти годы он часто ездил на судебные процессы над диссидентами. Так, в 1970 году во время одной из таких поездок в Калуге он познакомился со своей будущей второй супругой — Еленой Боннэр. Сам Сахаров позже в своем дневнике писал: «Люся (так называли Боннэр родные и близкие. — РБК) подсказывала мне (академику) многое, что я иначе не понял бы и не сделал. Она большой организатор, она мой мозговой центр»
В 1975-м «за бесстрашную поддержку фундаментальных принципов мира между народами и за мужественную борьбу со злоупотреблениями властью и любыми формами подавления человеческого достоинства» Сахаров был заочно удостоен звания лауреата Нобелевской премии мира. «Это явилось огромной честью для меня, признанием заслуг всего правозащитного движения в СССР», — отмечал Сахаров
Академик выступил против ввода советских войск в Афганистан в 1979 году. После интервью корреспонденту The New York Times советские власти приняли решение лишить Сахарова всех государственных наград СССР, а также выселить в административном порядке из Москвы. Его сослали в Горький (ныне Нижний Новгород). Город тогда был закрытым, иностранцы в него попасть не могли. Находясь в условиях почти полной изоляции, академик провел три длительные голодовки, во время которых он подвергался принудительному кормлению. В декабре 1986 года по распоряжению Михаила Горбачева Сахаров был освобожден из ссылки, вернулся в Москву. Он продолжил работать в Физическом институте
В марте 1989 года он был избран народным депутатом СССР от Академии наук СССР. В мае — июне того же года участвовал в I Съезде народных депутатов СССР в Кремлевском дворце съездов
«Съезд не выполнил своей главной задачи — установление власти, той системы власти, которая обеспечит решение других задач — задачи экономической, задачи социальной и задачи преодоления экологического безумия. По действующей Конституции Председатель Верховного Совета СССР обладает абсолютной, практически ничем не ограниченной личной властью. Сосредоточение такой власти в руках одного человека крайне опасно, даже если этот человек — инициатор перестройки. При этом я отношусь к Михаилу Сергеевичу Горбачеву с величайшим уважением, но это не вопрос личный, это вопрос политический. Когда-нибудь это будет кто-то другой», — говорил Сахаров с трибуны
В ноябре 1989 года он представил «проект новой Конституции», в ее основе лежали защита прав личности, а также права всех народов на государственность
14 декабря 1989 года академик умер на 69-м году жизни от внезапной остановки сердца. Сахаров похоронен на Востряковском кладбище в Москве
Андрей Сахаров был почетным членом многих научных ассоциаций: Национальной академии наук (США), Американской академии искусств и наук, Американского физического общества, Французской академии (Институт Франции), Академии Дея Линчеи (Италия), Венецианской академии, Голландской академии и других. Он был лауреатом многих международных и национальных премий. В 1988 году Европарламент учредил премию имени Сахарова «За свободу мысли».
Правозащитница, одна из основателей Московской Хельсинкской группы Людмила Алексеева называла Сахарова «особенным человеком». «Он буквально вмещал в своем сердце вселенную, каждого из нас. Была такая старая пословица, что деревня стоит, если в ней живет хоть один праведник. Вот и страна стоит, если есть у нее праведники, такие, как Сахаров», — говорила Алексеева.
Еще один правозащитник, экс-глава Совета по правам человека Михаил Федотов считает Сахарова нравственным камертоном, по которому он сверяет свою позицию. «Человек, который ради того, чтобы сделать жизнь своей страны свободной и процветающей, отказался от всех тех благ, которые сулила ему жизнь трижды Героя Социалистического Труда, академика и отца водородной бомбы. Человек, который думал о судьбе своей страны и видел ее процветание не через призму ядерной мощи, а через призму благополучия людей, свободы людей», — отмечал Федотов.
Народный артист СССР Олег Басилашвили говорил, что именно деятельность Сахарова заставила его переосмыслить состояние дел в стране. «Одни проклинают, другие говорят о нем с глубоким уважением и с любовью. Я отношусь ко вторым. Я воспитывался во времена советской власти, был и пионером, и комсомольцем, многие понятия мне были недоступны. И только с появлением Сахарова, особенно с его выступлений с трибуны съезда народных депутатов Советского Союза, я понял необходимость политической и экономической реформации той страны, в которой я живу. »
Андрей Сахаров — борец за мир, создавший ужасное оружие
Ядерная гонка
В Москве 21 мая 1921 годам был рожден будущий академик мировой известности Андрей Дмитриевич Сахаров. Его отец, Дмитрий Иванович Сахаров, был юристом, который вскоре увлекся физикой, стал преподавать и выпустил известный задачник. Мать, Екатерина Алексеевна Сахарова, была родом из богатой греческой семьи Софиано и сидела домохозяйкой.
Юный Сахаров в начальные классы не ходил. Его обучение проводилось дома. Седьмой класс для мальчика стал первым. Сахаров был робок и не особо общителен, но мальчишки сумели с ним подружиться и пригласили его в школьный математический кружок. Там будущий гений и проявил свои способности. Он с легкостью мог решить любое математическое уравнение и задачу, однако объяснить как он это сделал, Сахарову давалось крайне сложно. Он словно видел что должно получиться в итоговом результате и интуитивно к этому шел. Однако Андрей не любил математическую строгость и в 10 классе уже не пошел в кружек, предпочел математике физику. Как упоминали его друзья, у Сахарова была очень сильно развита интуиция, что и понадобилось в атомной физике, да и в физике вообще.
Требование мира
Сахаров активно поддерживал диссидентов и политзаключенных. Так в 1970 году во время поездки в Калугу он встретил Елену Боннэр и спустя два года женился на ней, оставив своих троих детей от первого брака.
В 1975 году физик написал книгу «О стране и мире». После выпуска книги ученому присудили Нобелевскую премию мира. Сахаров громко призывал отменить смертною казнь во всем мире, а также вел политику против ввода советский войск в Афганистан.
Арест и депутатство
Однако за свою деятельность в пользу мира, Сахаров получил лишь непризнание и осуждение со стороны окружающих. В 1980 году академик был арестован вместе со своей женой Еленой и заслан в город Горький.
На протяжении семи лет заключения в многих странах мира проходили агитации за освобождение Сахарова. Улицы и площади называли в его честь. Когда началась «перестройка» и к власти пришел Горбачев, ученый уже сам обратился к новому главе страны. Он обратился с просьбой остановить его депортацию, чтоб жена смогла выехать в Москву, ей была необходима операция на сердце. Сам Сахаров обещал что оставит общественную деятельность. Спустя пару месяцев КГБ в их доме установило телефон. На следующее утро прозвучал звонок, голос в трубке уведомил Сахарова, что он вместе с женой может вернуться в Москву. После семи лет пребывания в изолированном городе их ссылка завершилась.
По возвращению Сахаров продолжил работать в Физическом институте имени Лебедева. В 1989 году Академия Наук избрала его народным депутатом СССР. И тут Сахаров уже не мог сдержать свое обещание. С самого первого заседания он запомнился как самый экстравагантный депутат и вызвал негативные эмоции у других присутствующих.
На первой встрече Андрей Дмитриевич поднял тему Афганской войны, заявив, что когда советских солдат взяли в окружение, чтоб их не смогли захватить в плен, своих же расстреляли из советских вертолетов. После такого заявления возмещению депутатов не было предела, они называли это провокацией, а слушатели поднялись с трибун и освистывали ученого, негативно о нем отзываясь. В тот день велась видеотрансляции, и еще долгое время Сахаров получал ругательные письма со всего Советского Союза.
На таких съездах он неоднократно нарушал регламент, получая агрессивные отклики и возмущение со стороны других депутатов, учитывая то, что далеко не каждый успевал выступить. Так и на последнем заседании Сахаров потребовал слово. Зал единогласно прокричал: «Нет!», однако Горбачев все же разрешил ученому выступить.
Сахаров говорил 15 минут, дважды звено звонок, предупреждая о завершении времени регламента, но физика это не останавливало. Он предлагал ввести «декрет о власти». Даже после того как микрофон отключили, он продолжал выступать. Позже нарезки его речи не раз показывали по телевизору.
Вечером 14 декабря 1989 года великий ученый умер от внезапной остановки сердца.
Смерть академика
Изучение Вселенной
Он доказывал наблюдаемое преобладание в видимой части Вселенной вещества над антивеществом. Сахаров объяснял такую асимметрию между миром и антимиром за счет нарушения инвариантности и несохранения барионного закона. Изначально количество барионной и антибарионной материи было одинаковым, однако из-за влияющих факторов произошло возрастание одной материи за счет другой.
Пытки, угрозы, 178 дней голодовки: КГБ против Андрея Сахарова
21 мая — 100 лет со дня рождения выдающегося ученого и правозащитника, лауреата Нобелевской премии мира Андрея Сахарова. Как ученый прошел путь от любимчика советской власти до ее главного оппонента и каким пыткам он был подвергнут со стороны КГБ — в нашем тексте.
«Можно быть хорошим ученым и ничего не понимать в политических делах»
«Отец советской водородной бомбы», Андрей Сахаров был обласкан советской властью: в 32 года — самый молодой академик в СССР, к сорока — трижды Герой Соцтруда, лауреат Сталинской и Ленинской премий, огромная зарплата, служебная машина, личная охрана, спецжилье, спецполиклиника, спецпайки — все, что полагается высшей номенклатуре. Правда, к привилегиям Сахаров был равнодушен, от некоторых просто отказался, половину накоплений — около 140 тыс. рублей, заработок рядового советского человека за сто лет, — передал Красному Кресту, другую — на строительство онкологического центра.
Лидер партии и председатель правительства Никита Хрущев гневно бросает: «Можно быть хорошим ученым и ничего не понимать в политических делах. Я был бы последний слюнтяй, а не председатель Совета Министров, если бы слушался таких, как Сахаров!» После очередных испытаний «чувство бессилия, нестерпимой горечи, стыда и унижения охватило меня, я упал лицом на стол и заплакал», — делился в воспоминаниях Андрей Дмитриевич.
И хоть в 1963 году, в том числе по его инициативе, СССР, США и Великобритания подписывают договор о запрещении испытаний в атмосфере, космосе и под водой, Сахарова уже не остановить: он участвует в «письме трехсот», требуя осудить и запретить «лысенковщину», в письме 25 выдающихся деятелей советской науки, литературы и искусства против начинающегося возрождения культа Сталина; протестует против введения в Уголовный кодекс новых «политических» статей.
В 1968-м, в год подавления Москвой «Пражской весны», Сахаров передает на Запад статью «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе», в которой рассуждает «о сближении социалистической и капиталистической систем, сопровождающемся демократизацией, демилитаризацией, социальным и научно-техническим прогрессом, как единственной альтернативе гибели человечества». Объемная статья выходит в New York Times и затем перепечатывается по всему миру, издается отдельной брошюрой. Общий тираж статьи — 18 млн публикаций.
Главный инакомыслящий
От миротворческой деятельности Сахаров переходит к правозащитной. В 1970 году он становится сооснователем «Московского комитета прав человека», выступавшего с требованиями свободы узникам совести. На следующий год обращается к генсеку Леониду Брежневу с «Памятной запиской», в которой говорит об острой необходимости защиты прав личности, гласности, свободы политических и религиозных убеждений, о «недопустимости использования в политических целях психиатрии».
С той поры Сахаров воспринимается партийно-советской системой как главный инакомыслящий и внутренний оппонент. Его отстраняют от участия в атомном проекте, Комитет госбезопасности устанавливает неусыпное наблюдение за ним (по описям, к концу Перестройки «дело Сахарова» составляло более полутысячи томов, большая часть оперативных документов была уничтожена).
По сведениям обозревателя газеты «Коммерсант» Евгения Жирнова, лидером советского правозащитного движения Андрея Сахарова сделал сам КГБ: чем значительнее «первое лицо» советских диссидентов и серьезнее вызов с их стороны правящей компартии и государству, тем больше оснований содержать и развивать чекистские структуры, отвечающие за борьбу с инакомыслием. Однако «комитетчки» просчитались: вместо мятежника-марионетки они получили бесстрашного и громогласного подвижника, который всем своим международным авторитетом отстаивал гражданские права, защищал жизни и судьбы инакомыслящих.
«В 1970 году главное место в его жизни заняла Елена Боннэр — лютый враг КГБ, умная, красивая и, главное, волевая. И именно она создала того Сахарова-правозащитника, которого знает и уважает мир, — пишет Евгений Жирнов. — В принципе пятое управление КГБ Сахаров-враг, отстаивавший свои политические убеждения так же самоотверженно, как и свою позицию по ядерным испытаниям, устраивал не меньше, чем Сахаров — глава „карманной“ оппозиции. Партийная элита была настолько напугана нараставшей международной известностью Сахарова, что идеологическая контрразведка вскоре превратилась в одно из ведущих подразделений Лубянки, а ее шеф Филипп Бобков со временем стал первым заместителем председателя КГБ и генералом армии».
«Произошла полнейшая изоляция нас от внешнего мира»
Против Андрея Сахарова развязывается травля: в газетах публикуют многочисленные гневные обращения ведущих ученых (в том числе его коллег по атомному проекту), писателей, композиторов. Открыто в защиту Сахарова выступил только член-корреспондент, впоследствии академик Игорь Шафаревич. В ответ на агрессивные гонения Андрей Дмитриевич все чаще обращается к советскому руководству («Наше общество заражено апатией, лицемерием, узколобым эгоизмом, скрытой жестокостью. Большинство в партийном и правительственном аппарате и в наиболее преуспевающем слое интеллигенции упорно цепляется за свои явные и тайные привилегии»), к главам западных государств, прежде всего к президенту США, охотно общается с иностранными корреспондентами.
С середины 70-х КГБ настаивает на изоляции Сахарова. Но Леонид Брежнев был занят разрядкой отношений с Западом, а там Андрея Дмитриевича недвусмысленно поддерживали: в 1975 году ему присудили Нобелевскую премию мира «за бесстрашную поддержку фундаментальных принципов мира между людьми» и «за мужественную борьбу со злоупотреблением властью и любыми формами подавления человеческого достоинства». Нобелевская лекция, которую на церемонии вручения премии вместо «невыездного» мужа читает Елена Боннэр, заканчивается перечислением имен 126 советских политзаключенных, освобождения которых добивается Сахаров. Сам академик-бунтарь остается на свободе.
Его положение круто изменилось с введением советских войск в Афганистан в 1979 году (уже больному генсеку решение об этом без особого труда навязали министр обороны Дмитрий Устинов, председатель КГБ Юрий Андропов и министр иностранных дел Андрей Громыко). Не медля, Сахаров публично, в интервью западным СМИ, осудил вторжение СССР в Афганистан. Воспользовавшись поводом, Андропов представил диссидента Брежневу и Политбюро сумасшедшим: «Комитет госбезопасности в ходе наблюдения за Сахаровым убеждается, особенно в последнее время, в том, что его психическое состояние приобретает четко выраженную тенденцию к ухудшению. Поведение Сахарова зачастую не укладывается в общепризнанные нормы, чересчур подвластно влиянию окружающих лиц, и в первую очередь жены, явно противоречит здравому смыслу. Аномальность прослеживается и в настроениях Сахарова, подверженных резким переходам от отрешенности и замкнутости к деловитости и общительности. По мнению крупнейших советских психиатров, ему присущи глубокие психические изменения, дающие основание считать его патологической личностью. Метаморфозы в поведении Сахарова не исключают, по нашему мнению, в будущем новых не поддающихся прогнозированию враждебных проявлений с его стороны».
На сей раз несдерживаемый дипломатией Леонид Брежнев дает добро на задержание Сахарова. 22 января 1980 года сотрудники ГАИ останавливают служебную машину академика и препровождают его в прокуратуру. Там Сахарову сообщают, что указом Президиума Верховного Совета СССР (то есть внесудебно) он лишается всех государственных наград и немедленно высылается в закрытый от иностранцев город Горький, нынешний Нижний Новгород (также рассматривался вариант Свердловска). Сахарову дали позвонить жене, чтобы сообщить, что на сборы отводится только два часа. Елена Боннэр добровольно отправилась в ссылку вместе с мужем. Багаж Сахарова и Боннэр — две дорожные сумки. Сдавать награды Сахаров категорически отказался. По пути в Горький супругов сопровождал с десяток чекистов во главе с зампредседателя КГБ Семеном Цвигуном. В этом городе Сахаров безвыездно проведет 7 лет.
В Горьком Андрея Дмитриевича с женой поселили в квартире без телефона. Посты круглосуточного наблюдения — возле дома и в подъезде, непосредственно перед квартирой, пропуск к опальному академику (Академия наук, к своей чести, Сахарова не сдала) — исключительно с разрешения КГБ. Постоянное негласное сопровождение, прослушка и перлюстрация переписки, в отсутствие супругов — регулярные обыски жилья, выемка рукописей — научных трудов, дневников, воспоминаний.
Нижегородский автомобильный коллекционер Виктор Горелов рассказывал: «Я часто приезжал в тот дом, где жил Сахаров. Однажды Андрей Дмитриевич вышел на улицу и обнаружил, что кто-то замазал лобовое стекло его „копейки“ мастикой. Он опаздывал на встречу, нервничал и попросил меня подвезти. Я посадил его в свой Fiat Balilla 1936 года выпуска, и мы выехали на проспект Гагарина. Неожиданно очень резко меня подрезала черная „Волга“. Несколько людей в штатском подскочили к моей машине, выволокли из нее Андрея Дмитриевича и швырнули его в „Волгу“».
Сахаров и Боннэр тысячами получают письма от разгневанных граждан, поступают угрозы физической расправы. Но супруги принимают «правила игры» стоически и даже с иронией. Андрей Дмитриевич поигрывал со своими соглядатаями в шахматы, Елена Георгиевна однажды предложила им билеты в кино. Ключ от квартиры Сахаров и Боннэр оставляли снаружи — чтобы облегчить «комитетчикам» проникновение в жилище, наиболее важные из бумаг пришлось носить с собой. Статьи Сахарова, спрятав под одеждой, Боннэр перевозила в Москву — так поддерживалась единственная связь Андрея Дмитриевича с миром, так его тревожный, но уверенный голос продолжал раздаваться по всей планете.
В конце концов «наружке» надоело мотаться за Еленой Георгиевной из Горького в Москву и обратно. Машину угнали и сожгли. Саму Боннэр в мае 1984 года задержали в горьковском аэропорту, затем судили в областном суде за «клевету на советский общественный и государственный строй» и приговорили к ссылке по тому же адресу, где она и так уже четыре года жила с Андреем Сахаровым. «Произошла полная, полнейшая изоляция нас от внешнего мира. После того как меня осудили к ссылке в Горький, любая связь Андрея Дмитриевича с внешним миром была перерезана, то есть практически (как он сам писал о себе) из него сделали живого мертвеца», — писала в мемуарах Елена Боннэр.
«Применялся наиболее мучительный и унизительный, варварский способ»
В мае 1985 года Андрей Дмитриевич, требуя отправки жены, перенесшей обширный инфаркт, за рубеж, для операции на сердце, начал третью, самую длительную, 178-дневную, голодовку. Первая, в 1981-м, увенчалась победой: невестке Боннэр разрешили выехать к мужу в США. Вторая, предпринятая в 1984 году против уголовного преследования Елены Георгиевны, эффекта не возымела. «В мае–сентябре 1984 года меня насильственно удерживали в Горьковской областной больнице им. Семашко, подвергали мучительному принудительному кормлению», — вспоминал Андрей Сахаров. Шокирующие подробности Сахаров описал по окончании голодовки и возвращении из больницы, в письме президенту Академии наук Анатолию Александрову, приведем обширную, но красноречивую цитату.
«[Сначала] я сопротивлялся в полную силу, выплевывал пищу и „сдувал“ ее из поднесенной ко рту ложки. В этом случае „кормящие“ применяли болевые приемы (особенно в апреле и июне), кожа щек оказывалась содранной, а на внутренних сторонах щек возникали кровоподтеки, которые потом „заботливые“ врачи мазали зеленкой.
7 мая, когда я провожал жену на очередной допрос, в здании прокуратуры меня схватили переодетые в медицинские халаты сотрудники КГБ и с применением физической силы доставили в Горьковскую областную клиническую больницу им. Семашко. Там меня насильно держали и мучили четыре месяца. Попытки бежать из больницы неизменно пресекались сотрудниками КГБ, круглосуточно дежурившими на всех возможных путях побега.
С 11 по 27 мая я подвергался мучительному и унизительному принудительному кормлению. Лицемерно все это называлось спасением моей жизни. Способы принудительного кормления менялись, отыскивался самый трудный для меня, чтобы заставить меня отступить. Применялось внутривенное вливание питательной смеси. Меня валили на кровать и привязывали руки и ноги. В момент введения в вену иглы санитары прижимали мои плечи. В первый день кто-то из работников больницы сел мне на ноги. До введения питательной смеси мне ввели в вену какое-то вещество малым шприцем. Я потерял сознание (с непроизвольным мочеиспусканием). Когда я пришел в себя, санитары уже отошли от кровати к стене. Их фигуры показались мне страшно искаженными, изломанными (как на экране телевизора при сильных помехах). Как я узнал потом, эта зрительная иллюзия характерна для спазма мозговых сосудов или инсульта.
В моей первой записке после начала принудительного кормления бросается в глаза дрожащее, изломанное написание букв, а также двукратное их повторение во многих словах (в основном гласных — „руукаЕ“ и т. п.). Это тоже очень характерный признак спазма мозговых сосудов или инсульта. В более поздних записках повторения букв нет, но сохраняется симптом дрожания. Записка до начала принудительного кормления (9-й день голодовки) совершенно нормальная. Я очень смутно помню свои ощущения периода принудительного кормления. В записке того периода написано: „Хожу еле-еле. Учусь“.
[Затем] применялся наиболее мучительный и унизительный, варварский способ. Меня опять валили на спину на кровать, без подушки, привязывали руки и ноги. На нос надевали тугой зажим, так что дышать я мог только через рот. Когда же я открывал рот, чтобы вдохнуть воздух, в рот вливалась ложка питательной смеси или бульона с протертым рисом. Иногда рот открывался принудительно, рычагом, вставленным между деснами. Чтобы я не мог выплюнуть питательную смесь, рот мне зажимали, пока я ее не проглочу. Все же мне часто удавалось выплюнуть смесь, но это только затягивало пытку. Особая тяжесть этого способа кормления заключалась в том, что я все время находился в состоянии удушья, нехватки воздуха (что усугублялось плохим положением тела и головы). Я чувствовал, как бились на лбу жилки, казалось, что они вот-вот разорвутся.
В беседе со мной главный врач Обухов сказал: „Умереть мы вам не дадим. Я опять назначу женскую бригаду для кормления с зажимом, у нас есть и кое-что еще. Но вы станете беспомощным инвалидом“. (Кто-то из врачей пояснил: не сможете даже сами надеть брюки.) Обухов дал понять, что такой исход вполне устраивает КГБ, который даже ни в чем нельзя будет обвинить (болезнь Паркинсона привить нельзя).
27 мая я попросил снять зажим, обещав глотать добровольно. К сожалению, это означало конец голодовки. Я предполагал через некоторое время, в июле или в августе, возобновить голодовку, но все время откладывал. Мне оказалось психологически трудным вновь обречь себя на длительную — бессрочную — пытку удушьем».
Как выяснилось позже, в результате введения психотропных веществ и пыток принудительным кормлением Андрей Дмитриевич перенес микроинсульт. Его мучили сильные головные боли и бессонница, по сильному дрожанию рук Сахарову диагностировали болезнь Паркинсона. Но днем его ни на секунду не оставляли в покое постоянно меняющиеся «соседи по палате» из числа сотрудников КГБ, вели с ним «разъяснительные беседы».
«В августе мой вес начал быстро падать и достиг минимального значения — 62 кг 800 г (при предголодовочном весе 78–81 кг). С этого дня мне стали делать подкожные (в бедра на обеих ногах) и внутривенные вливания в дополнение к принудительному питанию. Всего мне было сделано в августе и сентябре 25 вливаний. Каждое вливание длилось несколько часов, ноги болезненно раздувались; весь этот, а иногда и следующий день я не мог ходить — ноги не сгибались».
«Я не верю в естественность смерти Сахарова»
И все-таки жертвы были не напрасны. В декабре 1985 года Кремль и Лубянка (с апреля генсеком был уже Михаил Горбачев) выпустили Елену Боннэр за границу, в Италию и США, на встречу с родственниками и для проведения операции на сердце. В конце «зарубежной командировки» она побывала у британского премьера Маргарет Тэтчер, президента и премьер-министра Франции Франсуа Миттерана и Жака Ширака, с которыми обсуждала освобождение супруга.
Комитет госбезопасности упрямо сопротивлялся освобождению Сахарова и Боннэр. Но Михаил Горбачев приступил к очередной «международной разрядке» и был непоколебим.
Повествует автор книги «Горбачев. Его жизнь и время» Уильям Таубман: «15 декабря 1986 года, в десять часов вечера, в дверь позвонили, — вспоминал потом Сахаров. — Для почты слишком поздно, а больше никто к нам не ходит… Это были два монтера-электрика, с ними гэбист. „Приказано поставить вам телефон“. Перед уходом гэбист сказал: „Завтра около 10 вам позвонят“. Звонок раздался не утром, а в три часа дня.
— С вами будет говорить Михаил Сергеевич, — произнес женский голос.
— Я слушаю, — ответил Сахаров.
— Я получил ваше письмо, — сказал Горбачев, имея в виду очередное письмо, которое Сахаров отправил ему в октябре 1986 года с требованием выпустить на свободу всех ‚узников совести. — Мы его рассмотрели, посоветовались… Вы получите возможность вернуться в Москву… Принято также решение относительно Елены Боннэр [он неправильно произнес ее фамилию — с ударением на последнем слоге]… Вы сможете вместе вернуться в Москву… Возвращайтесь к патриотическим делам!»
За неделю до нового, 1987 года Андрей Сахаров и Елена Боннэр вернулись в Москву. Вскоре он был избран почетным председателем советского общества «Мемориал», которое ныне объявлено властями «иностранным агентом». В 1989 году был избран народным депутатом СССР, стал одним из лидеров демократического крыла советского парламента, участвовал в разработке новой Конституции. И 14 декабря того же года, в возрасте 68 лет, скоропостижно скончался от сердечного приступа.
В интервью «Московскому комсомольцу» вдова Собчака Людмила Нарусова пояснила: «Один знакомый Собчака — ученый-химик, очень известный человек, — сказал ему, что, по его мнению, к Сахарову было применено отравляющее вещество, вызывающее остановку сердца и не оставляющее следов». На вопрос о загадочных обстоятельствах смерти ее мужа Людмила Борисовна ответила: «Официальный диагноз такой же: сердечная недостаточность… Кстати, его статья, напомню, называется „Сахаров, Старовойтова — кто следующий?!“. Она писалась практически сразу после убийства его близкой подруги — Галины Старовойтовой (в ноябре 1998 года. — Ред.). Он чутко уловил эту тенденцию: не просто выдавливание демократических лидеров из политики, а их физическое устранение. Следующим, увы, оказался он сам. А потом настала очередь Бориса Немцова».
А вот главврач горьковской больницы им. Семашко Олег Обухов ушел из жизни, перешагнув 90-летний рубеж, Народным врачом СССР, почетным гражданином Нижнего Новгорода, членом партии «Единая Россия».