Кто считал что мотивация период предшествующий волевому акту

Психология деятельности. Импульсивное поведение[51]

Мотвация — период, предшествующий волевому акту

1. Значение изучения периода мотивации. Мы пока знаем только одно, что в основе волевого поведения лежит установка и эта установка проявляется в момент принятия решения. Мы знаем, что создание этой установки дается нам в виде своеобразного переживания, в виде специфического переживания самоактивности, не похожего ни на одно из из­вестных переживаний; оно считается переживанием воли. Но знаем мы и то, что и импульсивное поведение протекает на основе установки и что эта установка возникает под воздей­ствием ситуации, соответствующей актуальной потребности.

Мы, однако, пока еще не знаем главного: того, что порож­дает установку в случае воли и, следовательно, чем в конце концов отличается волевое поведение от импульсивного. Правда, мы знаем, что в случае импульсивного поведения нет переживания акта решения, переживания самоактивности. Но как происходит, что акт решения переживается как само­стоятельность? Как происходит, что в случае воли возникно­вение установки является нам в виде активности «я»? Это нами пока еще не изучено. Чтобы ответить на этот вопрос, надо уяснить, что создает установку в случае воли?

Волевое поведение отличается от импульсивного особен­но наглядно и тем, что оно имеет предшествующий акту ре­шения период, предназначенный, без сомнения, для того, чтобы создать условия созревания установки, подготовить ее возникновение. Изучение этого подготовительного периода, несомненно, имеет исключительно большое значение для ре­шения основных вопросов воли.

2. Смысл периода мотивации. Когда субъект действует под влиянием актуальной потребности, когда его поведение подчиняется силе этой потребности, тогда мы имеем дело с импульсивным поведением. Однако человек не всегда усту­пает этому импульсу. Мы знаем, что он обладает способнос­тью противопоставить самого себя окружающей среде, объек­тивировать действия своего «я». Это обстоятельство дает ему возможность высвободиться от принуждения импульса акту­альной потребности и, следовательно, поставить вопрос о бу­дущем своем поведении: теперь он сам должен решить, как себя вести, раз он уже не следует за импульсом актуальной потребности. А ситуация именно такова: субъект сознает, что его поведение отныне зависит от него самого, от его собствен­ной личности, от его «я». Следовательно, заранее надо про­думать, какое поведение предпочтительнее для его «я».

Может быть, импульс актуальной потребности окажется благоприятным, но возможно и то, что он будет противоре­чить другим потребностям личности и поэтому будет вооб­ще неприемлемым для «я», чье существование, а значит, и интересы не исчерпываются одним данным моментом. Ноч­ную бабочку влечет к себе огонь; она не в силах противиться этому импульсу и гибнет. К счастью, совсем иным является человек. Прежде чем обратиться к какому-либо поведению, он заранее предусматривает, насколько это поведение вооб­ще приемлемо для него; ведь ясно, что существование чело­века не ограничивается только данным моментом. Субъек­том своего поведения он переживает самого себя, свое «я». Поэтому понятно, что прежде чем решить окончательно, как поступить, он должен обсудить, какой акт поведения наибо­лее соответствует его «я».

Отсюда ясно, что в случае воли человек делает не то, к чему принуждает его актуальная потребность, чего ему хо­чется сейчас, а то, что соответствует общим интересам его «я» и чего в данный момент, возможно, ему вовсе не хочется.

Таким образом, мы видим, что благодаря способности объективации самого себя и своего поведения человек дей­ствует не по импульсу своей актуальной потребности, а согласно общим потребностям своего «я». Акт решения озна­чает, что найден тот вид поведения, который он считает наи­более подходящим для своего «я», а период, предшествую­щий этому акту, следует считать периодом поиска нужного поведения.

3. Выбор и мотив. Предварительный общий анализ содер­жания этого подготовительного периода убеждает нас в том, что он подразумевает участие по крайней мере двух основ­ных факторов. Во-первых, вместо того чтобы непосредствен­но приступить к действию, субъект начинает поиски вида це­лесообразного поведения: он размышляет, обдумывает, сло­вом, мыслит, дабы подыскать наиболее целесообразный для него вид поведения. Во-вторых, он имеет в виду потребнос­ти своего «я» и, только сообразуясь с этими потребностями, принимает окончательное решение. Каким бы целесообраз­ным ни казалось ему то или иное возможное решение, ему удается принять это решение лишь после согласования его с потребностями своего «я».

Рассмотрим оба эти фактора более детально.

А. В случае воли человеку приходится сделать выбор: что лучше? Какое поведение целесообразнее для него?

Совершенно бесспорно, что такой вопрос может быть по­ставлен только перед мыслящим существом, которое в состо­янии догадаться, что для него более и что менее целесообраз­но. Когда человек прерывает одну деятельность, чтобы при­няться за другую, более для него целесообразную, он прежде всего начинает размышлять: насколько в этих условиях было бы разумно, целесообразно поступить так или этак. Выбор целесообразного поведения всецело зависит от того, насколь­ко правильно мышление.

Стало быть, акт решения предваряется мышлением: субъект рассуждает, оценивает целесообразность каждого возможного акта и наконец останавливается на каком-либо одном. Например, когда перед Юлием Цезарем встал вопрос о захвате власти вооруженной силой, он не тотчас же отдал распоряжение о переходе Рубикона и выступлении в поход против Рима, а лишь после предварительного довольно дли­тельного обдумывания пришел к заключению, что выступле­ние против республики было бы особенно целесообразно и надежно именно при существующих условиях. После того как он постиг умом, что для него выгодно выступить против республики именно теперь, перед ним встал вопрос о немед­ленном решении перейти Рубикон и выступить против рес­публиканских войск.

Итак, мы повторяем, акту решения всегда предшествуют обдумывание, взвешивание всех возможностей, словом, до­вольно сложный мыслительный процесс, в результате кото­рого субъект сочтет для себя особенно целесообразным одно какое-либо поведение.

Однако дает ли это последнее обстоятельство гарантию, что субъект решит выполнить именно это поведение? Доста­точно ли убедиться в том, какое поведение предпочтитель­нее, чтобы действительно взяться за его выполнение? Доста­точно ли успешного завершения интеллектуального процес­са для того, чтобы совершился и соответствующий волевой акт? Будь это так, тогда между волей и мышлением не было бы никакого различия: тогда акт интеллектуального решения вопроса и акт волютивного решения должны были бы совпа­дать друг с другом. Но и самое простое наблюдение подска­жет нам, что это не так. Представим себе, что Юлий Цезарь был слабовольным человеком. Это обстоятельство, возмож­но, не помещало бы ему прийти к выводу, что начать борьбу за власть наиболее целесообразно именно теперь. Но разве он смог бы тогда так же легко решить отдать приказ своему ле­гиону перейти Рубикон и выступить против республики? Разумеется нет! Для этого ему понадобилось бы еще нечто, не относящееся к мышлению как таковому. Для этого ему дополнительно потребовалось бы совершить волевой акт.

Возникает вопрос, на что опирается акт самого решения?

Стало быть, весь процесс следует представить так: сна­чала установление целесообразного поведения посредством мышления, затем процесс мотивации и, наконец, акт ре­шения.

Б. В психологии воли понятию мотива принадлежит ис­ключительно важное место. Несмотря на это, с подлинно психологической точки зрения оно и по сей день недостаточ­но изучено. Раньше это понятие рассматривалось скорее с этико-философской точки зрения, и это положение пока еще не ликвидировано окончательно в психологии. И конечно, пока это не сделано, трудно говорить о подлинной психоло­гии воли.

Да и как, в самом деле, трактуется обычно понятие мотива? Некоторые психологи, например Рибо, мотив называют «причиной воли». В этом случае дело представляется так: когда человеку надо принять какое-либо решение, в его со­знании непременно должны быть переживания, вынуждаю­щие его принять именно одно определенное решение, и мо­тивом являются именно эти переживания. Здесь подразуме­вается, что мотив находится в таком же отношении с волевым актом, как физическая причина с физическим следствием.

Гораздо чаще мотив объявляется «основанием или осно­вой деятельности». Это означает следующее: когда человек что-либо решает, это происходит не потому, что его нечто вынуждает принять именно это решение, а потому, что по разным соображениям именно это решение выгодно для него. Всякий выбор, безусловно, имеет какое-то основание, и в случае воли этим основанием является мотив.

Таким образом, определенное поведение — быть дома и работать — нашло оправдание. То, что последует за ним, име­ет для меня большую ценность, чем то, что будет результа­том посещения концерта. Именно это и есть мотив моего ре­шения: оно является осознанием преимущества ценности для меня, присущей тому или иному поведению, и в этом смысле мотив есть оправдание одного из них. Таково по су­ществу современное понимание мотива.

Отсюда ясно, почему иногда решению предшествуют до­вольно длительное обдумывание и колебания. Дело в том, что человек — существо сложное, у него много потребностей, и то или иное поведение может быть во многих отношениях приемлемо для него и во многих — неприемлемо. В этих ус­ловиях, разумеется, колебание не удивительно. Имеется один ряд мотивов, которые оправдывают данное поведение, и другой ряд мотивов, которые направлены против него. Ка­кому из них следует отдать предпочтение, это зависит от того, какой из них обладает наибольшей силой и какой победит. В связи с этим говорят, что акту решения предшествует борь­ба мотивов, и процесс выбора представляют в виде борьбы мотивов.

Таково распространенное учение о мотивах. Основная его мысль заключается в следующем: существует поведение; бу­дет оно приемлемо или нет, это зависит от того, какие моти­вы говорят в его пользу и какие — против. Между поведени­ем и мотивом проведена своего рода граница: поведение — одно, а мотив — нечто другое. И вот поэтому возможно, что­бы одно и то же поведение имело и положительные и отри­цательные мотивы. Например, в пользу посещения концерта говорит мотив эстетического удовольствия, но это же пове­дение имеет и противоположный мотив: посещение концер­та с другой точки зрения можно считать потерей времени.

Перед нами определенное поведение: присвоение вещи, т. е. указанный субъект, вместо того чтобы объявить, что на та­ком-то месте нашел такую-то ценную вещь, и призвать хозя­ина прийти за ней и взять ее, не говоря никому о своей наход­ке, обращается с нею как со своей собственностью. Итак, пе­ред нами определенное поведение, определенная данность.

Здесь вопрос об оценке поведения может быть поставлен лишь после того, как поведение будет дано нам как факт: с нравственной точки зрения этот поступок является плохим, а с точки зрения криминалистики — преступным. Словом, здесь одно и то же поведение; вопрос касается только его оценки.

В таких условиях, разумеется, и понятие мотива получа­ет соответствующее содержание. Мотив — это соображение, заставившее субъекта совершить этот акт, это та потреб­ность, для удовлетворения которой данное поведение было признано целесообразным. Но так как возможно, чтобы одно и то же поведение удовлетворяло различные потребности — одни хорошие, а другие плохие, поэтому для этики и крими­налистики одно и то же поведение может иметь один или другой мотив — хороший или плохой. Отсюда понятно, что, когда перед человеком стоит вопрос — поступить так или нет, можно подумать, что его решение зависит от того, какой мо­тив окажется сильнее и победит.

6. Функция мотива. Это положение следует считать со­вершенно бесспорным до тех пор, пока мы продолжаем сто­ять на психологической точке зрения. В психологии можно говорить о поведении только лишь в этом смысле. Но если это так, тогда и понятие мотива должно трактоваться по-ино­му и смысл мотивации должен быть освещен иначе.

Таким образом, в этом случае мотив выполняет ту роль, что он заменяет одно поведение другим, менее приемлемое более приемлемым, и этим путем создает возможность опре­деленной деятельности.

Отсюда понятно, что по существу говорить о борьбе мо­тивов совершенно лишено основания, нет столкновения мо­тивов pro и contrs одного и того же поведения. Этой борьбы не существует потому, что нет одного и того же поведения, которое могло бы иметь различные мотивы. Было бы пра­вильнее говорить, что есть столько же поведений, сколько и мотивов, дающих им смысл и значение.

Согласно этому, значение мотива неизмеримо. Поведение становится волевым только благодаря мотиву, который так видоизменяет поведение, что последнее становится приемле­мым для субъекта.

7. Мотив и высшие потребности. Выше мы отметили, что акту решения предшествует процесс мышления, которому надлежит уяснить, какое поведение является более целесо­образным для субъекта Для того чтобы за этим последовал подлинный акт решения, нужно еще нечто, ибо то, что в дан­ных условиях является объективно целесообразным, пока еще не имеет притягательной силы, представляет собой хо­лодное индифферентное суждение, из которого не исходит импульса активности. Чтобы это произошло и субъект при­нял бы решение осуществить именно эту активность, необ­ходимо вмешательство нового фактора.

Мы уже отметили выше и сейчас видим, что этим новым фактором является мотив.

Спрашивается, на что опирается мотив, когда ему удает­ся соответствующе модифицировать поведение?

Этот вопрос заставляет нас обратиться к рассмотрению потребностей «я». Дело в том, что в случае воли субъектом деятельности переживается «я». Но, как мы видели, «я» вы­ходит за пределы момента и является носителем таких по­требностей, ни одна из которых не определяется частной си­туацией или моментом «Я» в этом смысле как бы является об­ладателем «отвлеченных» потребностей, которые имеют силу в каждом возможном частном моменте. Что это за по­требности?

Правда, всякая витальная потребность связана со вполне определенной, конкретной ситуацией: она является потреб­ностью определенного момента. Например, голод может пе­реживаться только в каждом отдельном случае, «голода во­обще» не существует. Но, несмотря на это, он входит в круг отвлеченных потребностей «я». Дело в том, что когда у чело­века возникает определенная потребность, когда он в этой определенной ситуации, например, проголодается, то, начи­ная заботиться об удовлетворении этой потребности, он ве­дет себя не так, будто она ограничена рамками только этого момента, — он ест не все, что имеет, а учитывает, что эта по­требность будет у него и в будущем, и, исходя из этого, удов­летворяет свой сегодняшний голод.

Таким образом, со своей витальной потребностью он се­годня обращается как с такой, которая является для его «я» потребностью вообще и поэтому может сказаться и в буду­щем. Или же еще: он ест не все, что может удовлетворить эту потребность (например, сырое мясо или вкусную, но вред­ную для его здоровья пищу), а такую, которая не может при­нести ему вреда. В этом случае особенно ясно видно, что че­ловек и при удовлетворении своей витальной потребности руководствуется не импульсом момента, а общими потребно­стями своего «я».

Но то, что было сказано о голоде, можно говорить и отно­сительно других витальных потребностей: для культурного человека и витальная потребность не может считаться по­требностью настоящего времени и потребностью момента.

Совсем иное дело животное или дикарь, а также и ребе­нок. Они удовлетворяют потребности момента: других по­требностей для них не существует.

Таким образом, для человека стало характерным, что он каждую свою потребность, возникающую у него в определен­ный момент и в определенных условиях, связывает с посто­янными, высшими, неизбежными потребностями своего «я» и, исходя из этого, заботится об их удовлетворении.

8. Мотивация и установка. Это обстоятельство характер­но для всякого человека, но не для всех одинаково. Для не­которых людей высшие потребности имеют большее значе­ние и большую силу, а для других витальные потребности определяют их жизнь и придают ей стиль. Для одних эстети­ческая потребность служит источником неиссякаемой энер­гии, для других же — моральная и интеллектуальная потреб­ности. Словом, между людьми существуют довольно много­сторонние различия, в зависимости от того, какая потребность более характерна для их «я».

Разумеется, здесь решающее значение имеет прошлое лю­дей — та ситуация, в которой протекала их жизнь и в кото­рой они воспитывались, те впечатления и переживания, ко­торые имели для них исключительный вес. Без сомнения, в силу всего этого у каждого выработаны свои особые фикси­рованные установки, которые так или иначе, с большей или меньшей очевидностью проявляются и становятся основой готовности к деятельности в соответствующих условиях и в определенном направлении.

Между прочим, личность человека создают исключитель­но эти установки: они являются причиной того, что для не­которых основным источником энергии является одна си­стема потребностей, а для других — другая.

9. Волевое и импульсивное поведение. Роль мотива со­стоит в том, что то или иное физическое поведение он пре­вращает в определенное психологическое поведение. Это ему удается благодаря тому, что он включает это поведение в си­стему основных потребностей личности и порождает в субъекте установку его выполнения. Так получается, что ос­новой волевого поведения становится определенная уста­новка. Но ведь и в основе импульсивного поведения лежит установка! Какая же тогда разница между волевым и импуль­сивным поведением?

С этой стороны действительно нет никакой разницы меж­ду этими двумя основными формами поведения: в основе обеих лежит установка. Для нас это бесспорно. Значит, раз­личие надо искать в другом направлении. Дело в том, что эта установка в одном случае создается так, а в другом — иначе и различие между этими формами поведения следует подразу­мевать именно в этом. В случае импульсивного поведения установку создает актуальная ситуация. Яснее: у живого су­щества возникает определенная конкретная установка. Она находится в определенной конкретной ситуации, в которой должна удовлетвориться его конкретная потребность. На основе взаимоотношения этой актуально переживаемой по­требности и актуально данной ситуации у субъекта появля­ется определенная установка, которая и ложится в основу его поведения. Так рождается импульсивное поведение. Есте­ственно, что переживание субъекта тут таково, что он не чувствует свое «я» подлинным субъектом поведения: он не объективирует ни своего «я», ни поведения, поэтому импуль­сивное поведение никогда не переживается как проявление самоактивности «я».

Совсем иное дело в случае волевого поведения. Что здесь вызывает установку? Ни в коем случае нельзя сказать, что это делает актуальная ситуация! Как мы знаем, актуальная ситуация, т. е. та конкретная ситуация, в какой субъект нахо­дится в данный момент, не имеет решающего значения в слу­чае воли. Дело в том, что субъект здесь заботится не об удов­летворении переживаемой в данный момент потребности. Воля руководствуется не целью удовлетворения актуальной потребности. Нет! Как уже выяснилось выше, она стремится к удовлетворению, так сказать, «отвлеченной» потребнос­ти — потребности «я», и понятно, что актуальная ситуация, в которой субъект находится в этот момент, не имеет для него значения: она является не ситуацией потребностей «я», а си­туацией потребностей момента, с которыми воля не имеет дела.

Как мы видим, генезис установок импульсивного и воле­вого поведения обусловлен различно: первое имеет в основе актуальную ситуацию, а второе — воображаемую или мыс­лимую.

10. Активность воли. Какое имеет значение это различие? Весьма примечательное! В случае воли установку действи­тельно создает субъект, она является результатом его актив­ности. И в самом деле, воображение, мышление являются ведь своего рода творчеством, своего рода психической дея­тельностью, в которой действительность отражена не пассив­но, а активно. В случае воли субъект обращается к этим ак­тивным процессам — воображению и мышлению, с их помо­щью создает ситуацию своего возможного поведения, строит идейную ситуацию, которая вызывает в нем определенную установку. И вот эта установка и становится основой процес­са волевого поведения.

Таким образом, в случае воли субъект сам создает уста­новку: он, несомненно, активен. Но, разумеется, он не прямо, не непосредственно вызывает установку, ибо это не в его си­лах; он и не пытается этого сделать. Его активность заключа­ется в создании мыслимой, воображаемой, словом, идейной ситуации, что и дает возможность вызвать соответствующую установку. Иная активность вообще и не характерна для че­ловека. Наша активность проявляется не в непосредствен­ном, а в опосредованном воздействии. Для человека вообще специфично именно действие с орудием.

Следовательно, в переживании воли, которое, как мы от­метили выше, представляет собой одно цельное пережива­ние, дано, с одной стороны, подлинное переживание актив­ности «я», но в то же время такой активности, начать кото­рую зависит не от «я», а которая проистекает как бы без него: «я» только подтверждает, что «вот теперь оно уже действи­тельно хочет», а до сих пор оно или не хотело, или не хотело действительно. Теперь же ясно, что «я» действительно хочет. Это изменение в нем произошло как бы без его участия. Это специфическое переживание несомненной активности и в то же время несомненной зависимости очень характерно для во­левого акта. Оно подтвердилось во всех значительных экспе­риментальных исследованиях, которые имели целью описа­ние волевого акта (Мишот и Прюм и др.).

Как объяснить это специфическое переживание? Откуда оно исходит? Для нас не представляет труда ответить на этот вопрос. Надо полагать, что это переживание является под­линным отражением того, что происходит в субъекте во вре­мя волевого акта. Судя по этому переживанию, в субъекте происходит нечто такое, что, с одной стороны, выявляет его активность, а с другой — его пассивность, зависимость. То, что мы знаем относительно сущности воли, может оказаться основой переживания.

Да и в самом деле, волевой акт указывает на то, что вот в этот момент в субъекте возникла установка, которая станет основой его будущего поведения и поведет его по определен­ному пути. Следовательно, субъект до сих пор как бы «не хо­тел» и вот теперь уже «хочет» и «хочет действительно», так как установка действительно возникла в нем именно сейчас. Создание этой установки было его делом. Поскольку он, не­сомненно, активен, естественно, что он и переживает эту ак­тивность. Но ведь он не может прямо воздействовать на уста­новку, чтобы произвольно изменить ее, вызвать или пресечь, он только через идейную ситуацию действует на нее. Одна­ко не от желания субъекта зависит, когда эта идейная ситуа­ция сможет вызвать установку; субъект может только засви­детельствовать, произошло ли в нем опосредованно вызван­ное им изменение или нет.

Как мы видим, в случае воли в человеке действительно происходит такой процесс, что он переживает себя и актив­ным и пассивным.

11. Проблема свободы воли. С этим тесно связана про­блема свободы воли — старейшая проблема, в прошлом яв­лявшаяся чаще предметом метафизических рассуждений, нежели научного исследования.

Вопрос о свободе воли является в первую очередь вопро­сом психологии. Несмотря на это, он изучался философией, теологией и криминалистикой гораздо больше, нежели науч­ной психологией. Это объясняется тем, что решение этого вопроса имело большое практическое значение с нравствен­ной, религиозной и криминалистической точек зрения. Если человек свободен, если его поведение всецело зависит от него самого, тогда поступит он морально или нет, выполнит рели­гиозные нормы или нет, подчинится юридическим нормам или нет — все это зависит от него, и этим мы получаем воз­можность соответствующе воздействовать на него: наказать, когда он ведет себя плохо, и наградить, когда он ведет себя хорошо.

Известны две противоположные попытки решения этого вопроса — одна положительная, а другая отрицательная: ин­детерминизму признающий волю свободной силой, силой, которая не подчиняется общераспространенному закону причинности, и детерминизм (речь идет о механическом де­терминизме), который, напротив, не признает самостоятель­ности, свободы воли, ее способности действовать вне крута причинности. В результате эмпирического исследования воли подтвердилось, что детерминизм лучше согласуется и с фактами, и с общенаучными принципами, согласно которым невозможно, чтобы что-либо происходило без причины. В частности, зависимость волевого акта от мотива, тот факт, что решение всегда должно быть мотивироваио, доказывает необоснованность индетерминизма. Тем не менее пресечь разговор о свободе воли совершенно невозможно.

Свобода вовсе не означает безосновательности, беспри­чинности. Для нас бесспорно, что течение волевого поведе­ния всецело направляется установкой. Следовательно, нельзя говорить ни о каком индетерминизме, а что касается, в частности, волевого акта — момента решения, в котором происходит возникновение установки, что касается самой этой установки, то и она не стоит вне всякой причинности. Мы знаем, что и она, так же как и обычная установка, лежа­щая в основе импульсивного поведения, определяется ситу­ацией. Разница только та, что в одном случае мы имеем дело с актуальной ситуацией, а в другом — с воображаемой, мыс­лимой. Но ведь здесь это обстоятельство не имеет никакого значения: ситуация, будь она актуальная или данная в пред­ставлении, все равно одинаково имеет силу выступить в роли причины возникновения установки. Лежащая в основе воле­вого поведения установка так же всецело детерминирована мыслимой ситуацией, как лежащая в основе импульсивного поведения установка — актуальной.

Таким образом, воля свободна постольку, поскольку она не подчиняется влиянию актуальной ситуации, поскольку не переживает исходящего отсюда принуждения. Она свободна, поскольку действующая на нее ситуация воображаема, сле­довательно, осознана самим субъектом. Но она детерминиро­вана, не свободна, поскольку обусловлена хотя и воображае­мой, но все же ситуацией.

Источник