Кто бы мог подумать что в этом старике так много крови
Рождество Эркюля Пуаро (другой перевод)
Но кто бы мог подумать, что в этом старике так много крови?
Мой дорогой Джеймс!
Ты всегда был одним из самых преданных и доброжелательных моих читателей, поэтому я всерьез огорчилась, получив твои критические замечания. Ты жаловался, что мои убийства становятся чересчур рафинированными – иными словами, анемичными. Тебе хотелось бы «настоящего жестокого убийства с большим количеством крови», когда ни у кого не возникало бы сомнения, что это убийство! Эта история написана специально для тебя. Надеюсь, она тебе понравится. Твоя любящая свояченица
Стивен поднял воротник пальто и быстро зашагал по платформе. Вокзал был окутан густым туманом. Паровозы громко гудели, выбрасывая клубы пара в сырой холодный воздух. Все вокруг было в грязи и дыму.
«Какая грязная страна, – с отвращением подумал Стивен, – и какой грязный город!»
Первое впечатление о Лондоне с его магазинами, ресторанами, хорошо одетыми, привлекательными женщинами успело потускнеть. Теперь город казался ему сверкающим, но фальшивым бриллиантом, да еще в скверной оправе.
Что, если вернуться в Южную Африку? Стивен ощущал острую тоску по родине. Солнце, голубое небо, сады, полные цветов, живые изгороди, синие вьюнки на стенах каждой лачуги…
А здесь повсюду грязь и суетящиеся толпы людей, которые снуют туда-сюда, словно муравьи вокруг своего муравейника.
«Лучше бы я не приезжал сюда», – подумал Стивен.
Но он тут же вспомнил о цели своего путешествия и плотно сжал губы. Нет, черт возьми, нужно продолжать! Ведь он несколько лет планировал то, что собирался сделать…
Все эти колебания, мучительные вопросы: «Стоит ли ворошить прошлое? Почему бы не забыть обо всем?» – всего лишь проявление слабости. Ведь он уже не мальчик, чтобы действовать под влиянием минутного настроения, а сорокалетний мужчина, целеустремленный и уверенный в себе. Он должен осуществить то, ради чего прибыл в Англию.
Стивен поднялся в вагон и двинулся по коридору, ища свободное место. От носильщика он отказался и сам тащил чемодан из сыромятной кожи, заглядывая в одно купе за другим. Поезд был переполнен. До Рождества оставалось всего три дня. Стивен Фэрр с отвращением взирал на битком набитые купе.
Всюду люди – и притом все выглядят так бесцветно, так похоже друг на друга! Одни напоминают овец, другие – кроликов, а грузные, пыхтящие старики – свиней. Даже стройные девушки с продолговатыми лицами и алыми губами казались удручающе одинаковыми.
С тоской Стивен подумал о высушенных солнцем просторах вельда…
Заглянув в очередное купе, он внезапно затаил дыхание. Эта девушка была совсем другой. Черные волосы, бархатная кожа кремового цвета, глаза, глубокие и темные, как ночь, – печальные, гордые глаза юга… Что она делает среди этих унылых и безликих людей, зачем едет в глубь страны, где все наверняка так же серо и тоскливо? Ей бы следовало стоять на балконе, держа во рту розу, с черным кружевным платком на гордой головке, дышать воздухом, напоенным зноем, пылью и запахом крови – запахом боя быков, – а не сидеть втиснутой в угол купе третьего класса.
Стивен был наблюдательным человеком. От его взгляда не ускользнули поношенные кофта и юбка девушки, дешевые матерчатые перчатки, ветхие туфли и вызывающий огненно-красный оттенок сумочки. Но, несмотря на это, в ней ощущалось какое-то экзотическое великолепие.
Какого дьявола ей понадобилось в этой стране туманов, сырости и суетящихся муравьев?
«Я должен узнать, кто она и что она здесь делает», – подумал Стивен.
Пилар съежившись сидела у окна и размышляла о странных английских запахах. Пока что это было ее самым сильным впечатлением от Англии. Здесь не пахло ни чесноком, ни пылью и даже почти не пахло духами. Воздух в вагоне был холодным и спертым – в нем ощущался типичный для поездов запах серы, мыла и еще какой-то неприятный запах, исходивший, как ей казалось, от мехового воротника сидевшей рядом толстой женщины. Пилар принюхалась, с отвращением ощущая запах нафталина. «Странно, что люди надевают на себя вещи, которые так скверно пахнут», – подумала она.
Раздался гудок паровоза, зычный голос что-то крикнул, и поезд медленно тронулся в путь.
Сердце Пилар забилось быстрее. Правильно ли она поступает? Удастся ли ей выполнить задуманное? Должно удаться – ведь она так тщательно все спланировала, подготовилась к любой неожиданности…
Уголки алых губ Пилар слегка приподнялись. Теперь ее рот казался злым и алчным, как у ребенка или котенка, знающих только собственные желания и еще неспособных на жалость.
Пилар огляделась вокруг с чисто детским любопытством. Семь человек, находившихся в купе, казались вполне обеспеченными, судя по их одежде и обуви. Она слышала, что Англия – очень богатая страна. Вот только выглядели они почему-то совсем не весело.
А вот мужчина, стоящий в коридоре, показался Пилар очень красивым. Ей понравились его загорелое лицо, орлиный нос, широкие плечи. Куда быстрее, чем это удалось бы любой английской девушке, Пилар поняла, что этот человек ею восхищается. Она ни разу не взглянула прямо на него, но точно знала, когда и каким взглядом он на нее смотрит.
Все эти факты Пилар отмечала почти равнодушно. Она прибыла из страны, где мужчины не стесняются разглядывать женщин. Ее лишь интересовало, был ли незнакомец англичанином, и, подумав, она ответила на этот вопрос отрицательно.
«Он слишком живой, слишком реальный для англичанина. С другой стороны, он блондин – возможно, американец». Мужчина казался ей похожим на актеров, которых она видела в фильмах о Диком Западе.
По коридору пробирался проводник.
– Первый ленч! Пожалуйста, займите места для первого ленча!
У всех семи соседей Пилар оказались билеты на первый ленч. Они вышли, и в купе стало пусто и тихо.
Пилар быстро подняла окно, которое успела опустить на пару дюймов воинственная на вид седовласая леди, сидевшая в противоположном углу. После этого она поудобнее расположилась на сиденье и стала разглядывать в окно северные пригороды Лондона, даже не обернувшись при звуке открываемой двери. Это был незнакомец из коридора, и Пилар не сомневалась, что он вошел в купе, чтобы поговорить с ней.
Она продолжала задумчиво смотреть в окно.
– Может быть, хотите открыть окно? – предложил Стивен Фэрр.
– Напротив, – возразила Пилар. – Я только что его закрыла.
Она говорила по-английски безупречно, но с легким акцентом.
«Какой чудесный голос! – подумал Стивен. – Теплый, как летняя ночь…»
«Мне нравится его голос – сильный и уверенный, – думала Пилар. – И вообще он очень привлекательный…»
– Поезд битком набит, – заметил Стивен.
– Да, в самом деле. Очевидно, люди уезжают из Лондона, потому что там так мрачно.
Пилар отнюдь не считала преступлением разговор с незнакомым мужчиной в поезде. Она могла позаботиться о себе не хуже любой другой девушки, но ее воспитание не налагало каких-либо строгих табу.
Если бы Стивен вырос в Англии, ему было бы не так легко завязать беседу с молодой девушкой. Но он был дружелюбен от природы и считал вполне естественным разговаривать с тем, с кем ему хотелось.
Смерть за стеклом (94 стр.)
Он поэт и пользуется языком ради прославления прекрасной дамы.
– А я читал, сэр, что это была не дама, а парень.
Колридж ничего не ответил, и Хупер понял, что ему удалось уесть старика.
А у инспектора возник новый повод для раздражения. Как только они вошли в дом, он сразу понял, что дело не такое простое, как показалось с первого взгляда.
Патологоанатом ничего нового не добавила.
– Но вы соглашаетесь с данными видеозаписи?
– После второго удара. Первый, если бы ей своевременно оказали помощь, не был бы смертельным.
– Вы видели видеозапись?
– Заметили что-нибудь особенное?
– Боюсь, немного. Меня удивило, как быстро растекалась по полу кровь. Видите ли, кровь никогда не бьет из трупа ключом, поскольку сердце остановилось и больше не качает. Потихоньку сочится из раны. А тут за две минуты натекла целая лужа.
– Это имеет значение?
– Вряд ли, – ответила патологоанатом. – Чисто профессиональный интерес, вот и все. Физиология у всех разная. Девушка свесилась вперед, что и усилило интенсивность истечения крови. Полагаю, причина в этом.
Колридж взглянул на упавшую на колени Келли. Странная поза для ухода из мира: словно мусульманин на молитве, если отвлечься от того, что на ней ничего нет и из головы торчит рукоятка ножа.
– «Но кто бы мог подумать, что в старике так много крови?» – пробормотал про себя инспектор.
– «Макбет». Убийство Дункана. В тот раз тоже было много крови.
Накануне вечером Колридж лег в постель с томом Шекспира, готовясь к прослушиванию в драматическом обществе, хотя знал наверняка, что провалится.
– А ножа никто не касался? – спохватился инспектор. После инцидента с мытьем он был готов к любому повороту событий.
– Никто. Но сейчас придется коснуться, чтобы извлечь из головы. И еще – почти наверняка распилить череп. Неприятное занятие.
– Да уж – Колридж перегнулся через тело, стараясь как можно дальше заглянуть в туалет и при этом не наступить в лужу свернувшейся крови. Для равновесия он уперся ладонями в стены и повернулся к Хуперу. – Подержите меня за пояс, сержант. Не хотелось бы рухнуть на бедную девочку.
Кто бы мог подумать что в этом старике так много крови
Lady M. Yet who would have thought the old man to have had
so much blood in him? (Act v, 1, 44-45)
Dunsinane. Anteroom in the castle.
Enter a Doctor of Physic and a Waiting Gentlewoman.
АКТ V СЦЕНА 1
Дунсинан. Комната в замке.
Входят Врач и Придворная дама.
DOCTOR.
I have two nights watched with you,
but can perceive no truth in your report.
When was it she last walked?
GENTLEWOMAN.
Since his Majesty went into the field,
have seen her rise from her bed,
throw her nightgown upon her, unlock her
closet, take forth paper, fold it, write upon’t, read it,
afterwards seal it, and again return to bed;
yet all this while in a most fast sleep.
DOCTOR.
A great perturbation in nature,
to receive at once the
benefit of sleep and do the effects of watching!
In this slumbery agitation,
besides her walking and other actual performances,
what, at any time, have you heard her say?
GENTLEWOMAN.
That, sir, which I will not report after her.
DOCTOR.
You may to me,
and ’tis most meet you should.
GENTLEWOMAN.
Neither to you nor anyone, having no witness to
confirm my speech.
Enter Lady Macbeth with a taper.
Входит леди Макбет, со свечой.
The Thane of Fife had a wife;
where is she now?
What, will these hands neer be clean?
No more o’ that, my lord, no more o’ that.
You mar all with this starting.
DOCTOR.
Go to, go to; you have known
what you should not.
GENTLEWOMAN.
She has spoke what she should not,
I am sure of that.
Heaven knows what she has known.
LADY MACBETH.
Here’s the smell of the blood still.
All the perfumes of Arabia
will not sweeten this little hand. Oh, oh, oh!
DOCTOR.
What a sigh is there! The heart is sorely charged.
GENTLEWOMAN.
I would not have such a heart in my bosom
for the dignity of the whole body.
DOCTOR.
Well, well, well-
GENTLEWOMAN.
Pray God it be, sir.
DOCTOR.
This disease is beyond my practice.
Yet I have known those
which have walked in their sleep
who have died holily in their beds.
LADY MACBETH.
Wash your hands, put on your nightgown,
look not so pale. I tell you yet again,
Banquo’s buried; he cannot come out
on’s grave.
DOCTOR.
Even so?
LADY MACBETH.
To bed, to bed; there’s knocking at the gate.
Come, come, come, come,
give me your hand.
What’s done cannot be undone.
To bed, to bed, to bed.
Exit.
Леди Макбет
У Файфского тана была жена;
где она теперь?
Да неужели эти руки никогда не станут чистыми?
Довольно, милорд, довольно:
вы все погубите, если будете так вздрагивать.
Врач
Так, так. Вы узнали,
чего не следовало.
Придворная дама
Она сказала то, чего не следовало,
я уверена в этом.
Один Бог знает, что она может знать.
Леди Макбет
Все еще держится запах крови:
все благовония Аравии не надушат эту
маленькую руку. О, о, о!
Врач
Какой вздох! Сердце тяжко угнетено.
Придворная дама
Я бы не хотела носить в груди такое сердце,
хотя бы мне дали королевское тело.
Врач
И хорошо, и хорошо.
Придворная дама
Молю Бога, чтобы все было хорошо.
Врач
С такими заболеваниями я не встречался.
Но я знавал людей,
бродивших во сне,
которые мирно умерли в своих кроватях.
Леди Макбет
Вымой руки; надень халат;
зачем ты так бледен? Я повторяю тебе:
Банко похоронен,
он не может встать из могилы.
Врач
Вот оно что!
Леди Макбет
Ложись, ложись; стучат у ворот;
идем, идем, идем, идем,
дай мне руку;
что сделано, того не переделать;
ложись, ложись, ложись.
(Уходит.)
DOCTOR.
Will she go now to bed?
GENTLEWOMAN.
Directly.
DOCTOR.
Foul whisperings are abroad. Unnatural deeds
Do breed unnatural troubles; infected minds
To their deaf pillows will discharge their secrets.
More needs she the divine than the physician.
God, God, forgive us all! Look after her;
Remove from her the means of all annoyance,
And still keep eyes upon her. So good night.
My mind she has mated and amazed my sight.
I think, but dare not speak.
GENTLEWOMAN.
Good night, good doctor. Exeunt.
Врач
Теперь она ляжет?
Придворная дама
Сейчас же.
Врач
Злой шепот бродит. Темные дела
Рождают темный бред; больные души
Глухим подушкам доверяют тайны.
Ей нужен бы священник, а не врач.
Прости нас. Боже! Вы за ней смотрите;
Припрячьте все, что может ей быть вредным,
И будьте зорки. Ну, покойной ночи.
Мой ум подавлен, и не верят очи.
Мудрей молчать.
Придворная дама
Покойной ночи, доктор. Уходят.
The country near Dunsinane.
Drum and colors.
Enter Menteith, Caithness,
Angus, Lennox, and Soldiers.
СЦЕНА 2
Местность близ Дунсинана.
Барабаны и знамена.
Входят Ментис, Кайтнес,
Ангус, Леннокс и солдаты.
The English power is near, led on by Malcolm,
His uncle Siward, and the good Macduff.
Revenges burn in them, for their dear causes
Would to the bleeding and the grim alarm
Excite the mortified man.
ANGUS.
Near Birnam Wood
Shall we well meet them; that way are they coming.
CAITHNESS.
Who knows if Donalbain be with his brother?
LENNOX.
For certain, sir, he is not; I have a file
Of all the gentry. There is Seward’s son
And many unrough youths that even now
Protest their first of manhood.
MENTEITH.
What does the tyrant?
CAITHNESS.
Great Dunsinane he strongly fortifies.
Some say he’s mad; others, that lesser hate him,
Do call it valiant fury; but, for certain,
He cannot buckle his distemper’d cause
Within the belt of rule.
ANGUS.
Now does he feel
His secret murthers sticking on his hands,
Now minutely revolts upbraid his faith-breach;
Those he commands move only in command,
Nothing in love. Now does he feel his title
Hang loose about him, like a giant’s robe
Upon a dwarfish thief.
Who then shall blame
His pester’d senses to recoil and start,
When all that is within him does condemn
Itself for being there?
CAITHNESS.
Well, march we on
To give obedience where ’tis truly owed.
Meet we the medicine of the sickly weal,
And with him pour we, in our country’s purge,
Each drop of us.
LENNOX.
Or so much as it needs
To dew the sovereign flower and drown the weeds.
Make we our march towards Birnam.
Exeunt marching.
Dunsinane. A room in the castle.
Enter Macbeth, Doctor, and Attendants.
СЦЕНА 3
Дунсинан. Комната в замке.
Входят Макбет, Врач и приближенные,
MACBETH.
Bring me no more reports; let them fly all!
Till Birnam Wood remove to Dunsinane
I cannot taint with fear. What’s the boy Malcolm?
Was he not born of woman? The spirits that know
All mortal consequences have pronounced me thus:
«Fear not, Macbeth; no man that’s born of woman
Shall e’er have power upon thee.» Then fly, false Thanes,
And mingle with the English epicures!
The mind I sway by and the heart I bear
Shall never sag with doubt nor shake with fear.
The devil damn thee black, thou cream-faced loon!
Where got’st thou that goose look?
SERVANT.
There is ten thousand-
MACBETH.
Geese, villain?
SERVANT.
Soldiers, sir.
MACBETH.
Go prick thy face and over-red thy fear,
Thou lily-liver’d boy. What soldiers, patch?
Death of thy soul! Those linen cheeks of thine
Are counselors to fear. What soldiers, whey-face?
SERVANT.
The English force, so please you.
MACBETH.
Take thy face hence. Exit Servant.
Макбет
Впредь не докладывать. Пусть все бегут.
Пока Бирнамский лес не вышел в бой
На Дунсинан, я тверд. Что мне Малькольм?
Иль он рожден не женщиной? Мне духи,
Которым все раскрыто, возвестили:
«Будь смел, Макбет. Тебя не одолеет
Рожденный женщиной». Ну что ж, бегите,
Дурные таны, к английским гулякам.
Ни разум мой, ни сердце никогда
Не стиснет страх и не смутит беда.
Пусть черт тебя измажет в черный цвет,
Сметаннолицый шут! Что смотришь гусем?
Слуга
Их десять тысяч там.
Макбет
Гусей?
Слуга
Солдат.
Макбет
Потыкай щеки, подрумянь свой страх,
Творожная душа! Каких солдат?
Да ну тебя! Ты полотняной харей
Наводишь страх. Каких солдат, несчастный?
Слуга
Да английского войска, ваша милость.
Макбет
Прочь с этой харей.Уходит Слуга.
When I behold- Seyton, I say!- This push
Will cheer me ever or disseat me now.
I have lived long enough. My way of life
Is fall’n into the sear, the yellow leaf,
And that which should accompany old age,
As honor, love, obedience, troops of friends,
I must not look to have; but in their stead,
Curses, not loud but deep, mouth-honor, breath,
Which the poor heart would fain deny and dare not.
Seyton!
SEYTON.
What’s your gracious pleasure?
MACBETH.
What news more?
SEYTON.
All is confirm’d, my lord, which was reported.
MACBETH.
I’ll fight, ’til from my bones my flesh be hack’d.
Give me my armor.
SEYTON.
‘Tis not needed yet.
MACBETH.
I’ll put it on.
Send out more horses, skirr the country round,
Hang those that talk of fear. Give me mine armor.
How does your patient, doctor?
DOCTOR.
Not so sick, my lord,
As she is troubled with thick-coming fancies,
That keep her from her rest.
Сейтон
Здесь, государь.
Макбет
Что, каковы известья?
Сейтон
Все подтверждается.
Макбет
Я буду драться, gока с костей все мясо
мне не срубят. Дай мне доспех.
Сейтон
Еще в нем нет нужды.
Макбет
Хочу надеть. Пошли побольше конных;
Обшарь окрестность, вешай малодушных.
Дай мне доспех.
— Что, доктор, как больная?
Врач
Она не так больна, мой государь,
Как потревожена толпой видений,
Томящих душу.
Cure her of that.
Canst thou not minister to a mind diseased,
Pluck from the memory a rooted sorrow,
Raze out the written troubles of the brain,
And with some sweet oblivious antidote
Cleanse the stuff’d bosom of that perilous stuff
Which weighs upon the heart?
DOCTOR.
Therein the patient
Must minister to himself.
MACBETH.
Throw physic to the dogs, I’ll none of it.
Come, put mine armor on; give me my staff.
Seyton, send out. Doctor, the Thanes fly from me.
Come, sir, dispatch. If thou couldst, doctor, cast
The water of my land, find her disease
And purge it to a sound and pristine health,
I would applaud thee to the very echo,
That should applaud again. Pull’t off, I say.
What rhubarb, cyme, or what purgative drug
Would scour these English hence? Hearst thou of them?
DOCTOR.
Ay, my good lord, your royal preparation
Makes us hear something.
MACBETH.
Bring it after me.
I will not be afraid of death and bane
Till Birnam Forest come to Dunsinane.
DOCTOR. [Aside.]
Were I from Dunsinane away and clear,
Profit again should hardly draw me here. Exeunt.
Country near Birnam Wood. Drum and colors.
СЦЕНА 4
Местность близ Бирнамского леса.
Macduff, Menteith, Caithness,
Angus, Lennox, Ross, and Soldiers, marching.
MALCOLM.
Cousins, I hope the days are near at hand
That chambers will be safe.
MENTEITH.
We doubt it nothing.
SIWARD.
What wood is this before us?
MENTEITH.
The Wood of Birnam.
MALCOLM.
Let every soldier hew him down a bough,
And bear’t before him; thereby shall we shadow
The numbers of our host, and make discovery
Err in report of us.
SOLDIERS.
It shall be done.
SIWARD.
We learn no other but the confident tyrant
Keeps still in Dunsinane and will endure
Our setting down before’t.
MALCOLM.
‘Tis his main hope;
For where there is advantage to be given,
Both more and less have given him the revolt,
And none serve with him but constrained things
Whose hearts are absent too.
MACDUFF.
Let our just censures
Attend the true event, and put we on
Industrious soldiership.
SIWARD.
The time approaches
That will with due decision make us know
What we shall say we have and what we owe.
Thoughts speculative their unsure hopes relate,
But certain issue strokes must arbitrate.
Towards which advance the war.
Exeunt Marching.
Барабаны и знамена. Входят Малькольм,
старый Сивард и его сын, Макдуф, Ментис,
Кайтнес, Ангус, Леннокс, Росс и солдаты, на походе.
Малькольм
Друзья, надеюсь, близок день, несущий
Жилищам безопасность.
Ментис
Несомненно
Сивард
Что это там за лес?
Ментис
Бирнамский лес.
Малькольм
Пусть каждый воин срежет ветвь себе
И с ней шагает; так мы затеним
Размеры войска и введем в ошибку
Разведчиков.
Солдаты
Мы выполним приказ.
Сивард
Все говорят, что дерзостный тиран
Укрылся в Дунсинане и намерен
Выдерживать осаду.
Малькольм
Поневоле:
Как только есть малейшая возможность,
Большой и малый от него уходят,
А служит только подъяремный люд,
И тот не с ним душою.
Макдуф
Подождем
Заранее судить и облачимся
Воинственным усердьем.
Сивард
Близко время,
Когда нам станет ясен, по статьям,
Счет нашему добру и счет долгам.
Догадки упованьями живут;
Одни мечи творят бесспорный суд;
К нему ведет война.
Уходят походным строем.
SCENE V.
Dunsinane. Within the castle.
Enter Macbeth, Seyton, and Soldiers,
with drum and colors.
СЦЕНА 5
Дунсинан. В замке.
Входят Макбет, Сейтон и солдаты,
с барабанами и знаменами.
Hang out our banners on the outward walls;
The cry is still, «They come!» Our castle’s strength
Will laugh a siege to scorn. Here let them lie
Till famine and the ague eat them up.
Were they not forced with those that should be ours,
We might have met them dareful, beard to beard,
And beat them backward home.
A cry of women within.
What is that noise?
SEYTON.
It is the cry of women, my good lord. Exit.
MACBETH.
I have almost forgot the taste of fears:
The time has been, my senses would have cool’d
To hear a night-shriek, and my fell of hair
Would at a dismal treatise rouse and stir
As life were in’t. I have supp’d full with horrors;
Direness, familiar to my slaughterous thoughts,
Cannot once start me.
Wherefore was that cry?
SEYTON.
The Queen, my lord, is dead.
MACBETH.
She should have died hereafter;
There would have been a time for such a word.
Tomorrow, and tomorrow, and tomorrow
Creeps in this petty pace from day to day
To the last syllable of recorded time;
And all our yesterdays have lighted fools
The way to dusty death. Out, out, brief candle!
Life’s but a walking shadow, a poor player
That struts and frets his hour upon the stage
And then is heard no more. It is a tale
Told by an idiot, full of sound and fury,
Signifying nothing.
MESSENGER.
Gracious my lord,
I should report that which I say I saw,
But know not how to do it.
MACBETH.
Well, say, sir.
MESSENGER.
As I did stand my watch upon the hill,
I look’d toward Birnam, and anon, methought,
The Wood began to move.
MACBETH.
Liar and slave!
MESSENGER.
Let me endure your wrath, if’t be not so.
Within this three mile may you see it coming;
I say, a moving grove.
MACBETH.
If thou speak’st false,
Upon the next tree shalt thou hang alive,
Till famine cling thee; if thy speech be sooth,
I care not if thou dost for me as much.
I pull in resolution and begin
To doubt the equivocation of the fiend
That lies like truth. «Fear not, till Birnam Wood
Do come to Dunsinane,» and now a wood
Comes toward Dunsinane. Arm, arm, and out!
If this which he avouches does appear,
There is nor flying hence nor tarrying here.
I ‘gin to be aweary of the sun
And wish the estate o’ the world were now undone.
Ring the alarum bell! Blow, wind! Come, wrack!
At least we’ll die with harness on our back. Exeunt.
SCENE VI.
Dunsinane. Before the castle
Enter Malcolm, old Siward, Macduff,
and their Army, with boughs.
Drum and colors.
СЦЕНА 6
Дунсинан. Перед замком.
Входят Малькольм, старый Сивард,
Макдуф и их войско, несущее ветви.
Барабаны и знамена.
Now near enough; your leavy screens throw down,
And show like those you are. You, worthy uncle,
Shall with my cousin, your right noble son,
Lead our first battle. Worthy Macduff and we
Shall take upon ‘s what else remains to do,
According to our order.
SIWARD.
Fare you well.
Do we but find the tyrant’s power tonight,
Let us be beaten if we cannot fight.
MACDUFF.
Make all our trumpets speak, give them all breath,
Those clamorous harbingers of blood and death.
Exeunt.
СЦЕНА 7
Другая часть поля.
Шум битвы. Входит Макбет.
MACBETH.
They have tied me to a stake; I cannot fly,
But bear-like I must fight the course. What’s he
That was not born of woman? Such a one
Am I to fear, or none.
Enter young Siward.
YOUNG SIWARD.
What is thy name?
MACBETH.
Thou’lt be afraid to hear it.
YOUNG SIWARD.
No, though thou call’st thyself a hotter name
Than any is in hell.
MACBETH.
My name’s Macbeth.
YOUNG SIWARD.
The devil himself could not pronounce a title
More hateful to mine ear.
MACBETH.
No, nor more fearful.
YOUNG SIWARD
O Thou liest, abhorred tyrant; with my sword
I’ll prove the lie thou speak’st.
They fight, and young Seward is slain.
MACBETH.
Thou wast born of woman.
But swords I smile at, weapons laugh to scorn,
Brandish’d by man that’s of a woman born. Exit.
Alarums. Enter Macduff.
Входит молодой Сивард.
Молодой Сивард
Ты кто такой?
Макбет
Услышав, устрашишься.
Молодой Сивард
Нет, даже если жгучей в самом аде
Нет имени.
Макбет
Меня зовут Макбет.
Молодой Сивард
Сам черт не мог бы вымолвить прозванья
Мне ненавистней.
Макбет
Верно; и страшней.
Молодой Сивард
Лжешь, мерзостный тиран! И это меч мой
Докажет.
Они сражаются; молодой Сивард падает мертвым.
Макбет
Ты от женщины родился.
Мне меч не страшен, и булат смешон
В руках того, кто женщиной рожден. (Уходит.)
Шум битвы. Входит Макдуф.
That way the noise is. Tyrant, show thy face!
If thou best slain and with no stroke of mine,
My wife and children’s ghosts will haunt me still.
I cannot strike at wretched kerns, whose arms
Are hired to bear their staves. Either thou, Macbeth,
Or else my sword, with an unbatter’d edge,
I sheathe again undeeded. There thou shouldst be;
By this great clatter, one of greatest note
Seems bruited. Let me find him, Fortune!
And more I beg not. Exit. Alarums.
Enter Malcolm and old Siward.
SIWARD.
This way, my lord; the castle’s gently render’d.
The tyrant’s people on both sides do fight,
The noble Thanes do bravely in the war,
The day almost itself professes yours,
And little is to do.
MALCOLM.
We have met with foes
That strike beside us.
SIWARD.
Enter, sir, the castle.
Exeunt. Alarum.
Макдуф
Там битва громче. Покажись, тиран!
Когда тебя сражу не я, мне будут
Жена и дети без конца являться.
Не кернов же рубить мне, за прокорм
Носящих копья. Или ты, Макбет,
Или мой меч, не затупив клинка,
Я вдвину в ножны. Ты, наверно, там:
По шуму судя, кто-то из знатнейших
Там бьется. Дай нам встретиться, судьба!
О большем не прошу. (Уходит.)
Шум битвы. Входят Малькольм и старый Сивард.
Сивард
Сюда, мой принц, так ближе; замок сдался.
Войска врага дерутся меж собой;
Все ваши таны отличились в битве;
День, видимо, почти что ваш, и скоро
Всему конец.
Малькольм
Мы встретили врагов,
Разящих мимо.
Сивард
Принц, вступите в замок.
Уходят. Шум битвы.
SCENE VIII.
Another part of the field. Enter Macbeth.
СЦЕНА 8
Другая часть поля. Входит Макбет.
Why should I play the Roman fool and die
On mine own sword? Whiles I see lives, the gashes
Do better upon them.
MACDUFF.
Turn, hell hound, turn!
MACBETH.
Of all men else I have avoided thee.
But get thee back, my soul is too much charged
With blood of thine already.
MACDUFF.
I have no words.
My voice is in my sword, thou bloodier villain
Than terms can give thee out! They fight.
MACBETH.
Thou losest labor.
As easy mayst thou the intrenchant air
With thy keen sword impress as make me bleed.
Let fall thy blade on vulnerable crests;
I bear a charmed life, which must not yield
To one of woman born.
MACDUFF.
Despair thy charm,
And let the angel whom thou still hast served
Tell thee, Macduff was from his mother’s womb
Untimely ripp’d.
Макбет
К чему играть мне римского глупца,
Упав на свой же меч? Чужие жизни
Разить уместней.
MACBETH.
Accursed be that tongue that tells me so,
For it hath cow’d my better part of man!
And be these juggling fiends no more believed
That patter with us in a double sense,
That keep the word of promise to our ear
And break it to our hope.
I’ll not fight with thee.
MACDUFF.
Then yield thee, coward,
And live to be the show and gaze o’ the time.
We’ll have thee, as our rarer monsters are,
Painted upon a pole, and underwrit,
«Here may you see the tyrant.»
MACBETH.
I will not yield,
To kiss the ground before young Malcolm’s feet,
And to be baited with the rabble’s curse.
Though Birnam Wood be come to Dunsinane,
And thou opposed, being of no woman born,
Yet I will try the last. Before my body
I throw my warlike shield! Lay on, Macduff,
And damn’d be him that first cries, «Hold, enough!»
Exeunt fighting. Alarums.
Retreat. Flourish. Enter, with drum and colors,
Malcolm, old Siward, Ross,
the other Thanes, and Soldiers.
Шум битвы. Отбой. Фанфары.
Входят, с барабанами и знаменами, Малькольм,
старый Сивард, Росс, остальные таны и воины.
I would the friends we miss were safe arrived.
SIWARD.
Some must go off, and yet, by these I see,
So great a day as this is cheaply bought.
MALCOLM.
Macduff is missing, and your noble son.
ROSS.
Your son, my lord, has paid a soldier’s debt.
He only lived but till he was a man,
The which no sooner had his prowess confirm’d
In the unshrinking station where he fought,
But like a man he died.
SIWARD.
Then he is dead?
ROSS.
Ay, and brought off the field. Your cause of sorrow
Must not be measured by his worth, for then
It hath no end.
SIWARD.
Had he his hurts before?
ROSS.
Ay, on the front.
SIWARD.
Why then, God’s soldier be he!
Had I as many sons as I have hairs,
I would not wish them to a fairer death.
And so his knell is knoll’d.
MALCOLM.
He’s worth more sorrow,
And that I’ll spend for him.
SIWARD.
He’s worth no more:
They say he parted well and paid his score,
And so God be with him! Here comes newer comfort.
Re-enter Macduff, with Macbeth’s head.
Малькольм
Надеюсь, все друзья вернутся здравы.
Сивард
Навряд ли все. Но, судя по наличным,
Мы дешево купили этот день.
Малькольм
А где ж Макдуф и ваш отважный сын?
Росс
Ваш сын, милорд, исполнил долг солдата:
Он дожил до вступленья в возраст мужа,
И, только лишь он это доказал
Своей отвагой в неуклонной битве,
Он пал, как муж.
Сивард
Он пал?
Росс
И поднят с поля. Вам вашу скорбь
нельзя соразмерять сего достоинством, иначе ей
Не знать конца.
Сивард
Он ранен спереди?
Росс
Да, в лоб.
Сивард
Так пусть он будет Божий воин!
Имей сынов я больше, чем волос,
Я лучшей смерти им не пожелал бы.
Пусть мирно спит.
Малькольм
Он стоит большей скорби.
Я полон ею.
Сивард
Большей он не стоит:
Он умер хорошо и долг свой отдал.
Да будет с ним Господь! А вот и радость.
Возвращается Макдуф с головой Макбета.
Hail, King, for so thou art. Behold where stands
The usurper’s cursed head. The time is free.
I see thee compass’d with thy kingdom’s pearl
That speak my salutation in their minds,
Whose voices I desire aloud with mine-
Hail, King of Scotland!
ALL.
Hail, King of Scotland! Flourish.
MALCOLM.
We shall not spend a large expense of time
Before we reckon with your several loves
And make us even with you. My Thanes and kinsmen,
Henceforth be Earls, the first that ever Scotland
In such an honor named. What’s more to do,
Which would be planted newly with the time,
As calling home our exiled friends abroad
That fled the snares of watchful tyranny,
Producing forth the cruel ministers
Of this dead butcher and his fiend-like queen,
Who, as ’tis thought, by self and violent hands
Took off her life; this, and what needful else
That calls upon us, by the grace of Grace
We will perform in measure, time, and place.
So thanks to all at once and to each one,
Whom we invite to see us crown’d at Scone.
Flourish. Exeunt.
-THE END-
Macd. Turn, hell-hound, turn! (Act v, 8, 3)