Красная зона в городе что это
Мы в России в «красной» зоне или нет?
Поделиться
История такая: оказалось очень удобным разделять страны и регионы не по количеству активно болеющих на 100 тысяч населения, а по уровням «почти безопасно», «средняя угроза» и «вообще ужас». Это «зелёная», «жёлтая» и «красная» зоны соответственно. Где-то считают по заболевшим, где-то по смертям, но общая логика примерно понятна.
Например, у всех стран ЕС введены единые параметры для внесения страны в тот или иной список, и они обязательны для соблюдения всеми странами, входящими в Евросоюз. Европейский центр профилактики и контроля заболеваний (ECDC) еженедельно составляет карту с общей цветовой кодировкой, разбитую по регионам на основе данных, предоставленных государствами-членами, по следующим общим критериям:
Страны ЕС согласовали четыре категории зон риска (цветовое разделение):
Также иногда страна попадает в «серый» список – это случается, когда недостаточно информации или скорость тестирования ниже 300 случаев на 100 тыс. человек.
На что это влияет?
В Евросоюзе есть общие рамки возможных мер для путешественников:
Цветовые зоны в странах ЕС и соответствующие им ограничения можно посмотреть на сайте, также существует мобильное приложение Re-open EU на iOS и Android. Этот ресурс регулируется при поддержке Европейской комиссии.
Списки зон также можно посмотреть на официальных сайтах стран, посвящённых COVID-19, например, вот Испания.
Другие страны
У каждой страны свои способы подсчёта и разделения на зоны. Поэтому некоторые ограничения на поездки не отмечены на общей карте.
Например, Мальта использует свои цветовые зоны:
«Зелёный» список
Путешественники, прибывающие на Мальту из «зелёного списка» безопасных стран, не будут проходить тест ПЦР по прибытии. В аэропорту будет только тепловизионный досмотр и прибывающим будет предложено заполнить форму самостоятельной декларации с запросом информации об их поездках за последние 30 дней. В частности, пассажиров попросят подтвердить, что они не выезжали за пределы перечисленных безопасных стран.
«Жёлтый» список
Пассажиры, прибывающие из стран, внесённых в «янтарный список», должны предоставить отрицательный сертификат теста на ПЦР на COVID-19 перед посадкой на рейс на Мальту. Тест следует провести в течение 72 часов до въезда. Среди пассажиров, прибывших авиарейсом в международный аэропорт Мальты, могут проводить выборочные тесты.
«Красный» список
Все страны, не включённые в «зелёный» список или «жёлтый» список, автоматически включаются в «красный» список. Пассажиры, прибывающие из этих стран, должны провести не менее 14 дней в одной из стран безопасного коридора, прежде чем попасть на Мальту. Также рекомендуется, чтобы эти пассажиры прошли тест ПЦР на коронавирус в течение 72 часов до прибытия.
Италия
В Италии на зоны разделены и регионы внутри страны, всего четыре группы риска («белый», «жёлтый», «оранжевый», «красный»). Информацию об ограничениях каждого региона можно посмотреть тут. На конец января 2021 года в «красной» зоне регионов нет, а в «оранжевой» остались только автономная провинция Больцано, Апулия, Сицилия, Умбрия.
Казахстан
В Казахстане распределение по зонам связано с двумя показателями — это показатель R-репродукции, то есть количество людей, которых в среднем заражает заболевший, и второй показатель – заболеваемость на 100 тысяч населения за последние семь дней.
Больше 50 случаев на 100 тысяч населения, R больше единицы — это «красная» зона. От 25 до 50 случаев на 100 тысяч человек, R больше единицы — это «жёлтая» зона. Меньше 50 случаев на 100 тысяч человек, R меньше единицы — это «зелёная» зона.
Врачи из «красных зон» рассказали о необычных случаях с ковид-пациентами
«Уберите, уже не могу»
23-летняя София уже два года работает медсестрой в одном из госпиталей Бийска. В больницу девушка пришла в рамках практики от медицинского колледжа. После начала пандемии коронавируса, Софию перевели в «красную зону», так как медицинского персонала не хватало.
«Когда начали поступать люди с коронавирусом, сразу стало понятно, что с ними работать будут практически все. У нас небольшой госпиталь – многие отделы переформатировали для тяжелых больных, и медсестер не очень много. Это сложная, но интересная работа – пациенты очень разные, поэтому часто возникают и забавные ситуации», — поделилась собеседница «Газеты.Ru».
Некоторым пациентом назначают препарат «Гепарин», который препятствует сгущению крови. Его вводят в живот – иногда по несколько раз в день. София рассказывает, как однажды оставила шприц с препаратом на тумбочке у 70-летней пациентки, потому что та отошла в санитарную комнату.
«Чтобы не ждать, я пошла осматривать других больных. Возвращаюсь, а шприц уже пустой. Я удивилась, спрашиваю: «А где лекарство?». Выяснилось, что пациентка решила, что укол она должна сделать сама и вместо этого просто выпила препарат», — вспоминает София.
Обычно такие уколы делают пациентам после завтрака. В феврале в госпиталь, где работает девушка, поступил 63-летний мужчина. По ее словам, он категорически отказывался от процедуры.
«Он всегда просил перенести ее на другое время и ругался, что мы делаем это после завтрака. Мужчина боялся, что из места укола потом польется каша».
Необычные ситуации происходили и с больными, которым были назначены капельницы. Зимой в госпиталь поступил 20-летний парень, которому необходимо было вводить антибиотики.
«В самый первый день я поставила ему капельницу, он лежал с ней какое-то время. Потом пришел к нам в сестринскую с капельницей в руке. Сказал: «Уберите, уже не могу».
«Сегодня без анализов»
Чтобы контролировать состояние пациентов и назначать необходимые препараты, медсестры регулярно берут у больных анализы. Большинство из них — например, кровь — необходимо брать ранним утром на голодный желудок. В марте к Софии поступила 75-летняя пациентка, которая решила отметить День рождения вместе с соседкой по палате.
«Я захожу к ним где-то в 4.30 – 5.00, а у них свет горит и на столе разложены фольга и тарелки. Они мне сразу говорят, что решили пораньше отметить праздник и уже наелись сала. Поэтому сегодня без анализов», — вспоминает медсестра.
Медсестры также регулярно берут у пациентов мазки на коронавирус. Чтобы было удобно, персонал просит пациентов широко открывать рот, но не у всех это получается сделать с первого раза.
«В апреле мне нужно было взять мазок у 50-летней женщины. Говорю ей «Скажите А». Она открыла рот, но нешироко. Я попросила еще раз – и она закричала «А-А-А» настолько, что из соседнего отделения прибежали медсестры. Подумали, кого-то срочно надо спасать», — рассказала София.
«Захотел поесть дома»
37-летняя Гаянэ работает хирургом в одном из московских госпиталей. По ее словам, с начала пандемии многие врачи вне зависимости от профиля вызвались работать в «красных зонах».
«Я сразу решила, что хочу спасать «тяжелых» больных. Мне хотелось помогать, и у меня были силы на это. Несмотря на сложности, ситуации с пациентами происходили разные», — рассказала она.
В январе к ней поступил 54-летний мужчина, который в дневное время лежал под кислородом. К вечеру он собирал вещи, одевался и садился ждать такси.
«На наш вопрос: «Почему вы это делаете?», он отвечал, что хочет поесть дома и вернуться обратно. С трудом удавалось его успокоить», — поделилась Гаянэ.
С необычным поведением пациентов столкнулась и 20-летняя Марьям, которая работает в медсестрой в одном из московских госпиталей. У нее пожилые пациенты часто забывали, где находятся их палаты.
«В мае нам попался очень разговорчивый мужчина 70 лет, он специально терялся и заходил в палаты к другим пациентам. Говорил, что ему не хватало общения», — говорит медсестра.
«Не справляется с таким потоком»
30-летний Игорь из Рязани — нейрохирург. Этим летом он уже во второй раз пошел работать в «красную зону» одного из московских ковидных госпиталей. О необычных случаях с больными Игорь рассказывает на своей странице в Twitter.
«Бабуля 93 лет. На потоке кислорода сатурация не поднимается выше 87%. Подошел сейчас осмотреть и ужаснулся — сатурация 60%. Поднимаю глаза на банку. Кислород на минимуме. Выкручиваю на максимум. Бабуля оживает. Соседки: нам казалось, она не справляется с таким потоком, поэтому убавили», — написал нейрохирург 19 июня.
Аналогичный случай с сатурацией произошел и его у коллеги.
«Сосед отключил кислород мужику, так как шум мешал ему спать», — отмечал Игорь.
Медик также пожаловался на вредные привычки пациентов, которым диагностировали проблемы с сатурацией. Так, некоторые из них не могут отказаться от курения даже в тяжелых случаях.
«Доктор, я больше не могу. Почему сатурация не поднимается и когда эта слабость пройдет?» Этот же пациент обнаружен во время курения на балконе», — сообщил медик.
«Не входить! Красная зона!» Что происходит за закрытыми дверями ковидного отделения
На проходной больницы тихо. Несмотря на то, что все места в ковид-отделении заполнены, очередей из скорых и суетящихся врачей мы не увидели. Паника и тревога здесь сменились рутиной и усталостью. Поменялись и пациенты — сегодня здесь есть все: и молодые, и привитые, и без хронических заболеваний. Однако кто-то выйти отсюда так и не сможет. Нас встречают у проходной и ведут в место, где каждый день борются, страдают, умирают и исцеляются от COVID-19.
Красная зона — такая, какая она есть
По «проспиртованной» лестнице, перила которой всегда липкие для безопасности, поднимаемся на второй этаж. От красной зоны нас отделяет пара дверей.
Красная зона — это то место, где происходит лечение пациентов с особо опасной инфекцией. До коронавируса подобного калибра были болячки типа чумы и сибирской язвы. Но каких-то колоссальных отличий от классической палаты здесь нет — кроме одного: пациентам строго-настрого запрещено покидать комнату. Они не могут выйти в коридор или тамбур, а уж покурить, как это любят некоторые, и подавно. Да и не до того им. Из контакта с близкими и родными — только передача посылок, никаких посещений. По сути, это коронавирусный плен, попасть в который проще простого, а вот выйти… Тут уж как повезет.
— В нашем стационаре под красную зону развернуты как целые отделения с обычными палатами, так и отдельные боксы, в которых разные входы для пациентов и медработников. Красную зону от чистой отделяет шлюз, где мы надеваем и снимаем СИЗ. Там стоит умывальник, есть антисептик, проводится регулярное кварцевание, — рассказывает Игорь Гуцалюк и проводит нас в ординаторскую. — Тут чистая зона, здесь у меня лежат истории болезней, обсуждаются рабочие моменты.
Пару слов об отделении. Здесь 30 коек (все заняты). На момент посещения больницы там было пять пациентов в тяжелом состоянии. Болеют все: и возрастные, и молодые, и мужчины, и женщины. Эффективность «прививки от конца света» здесь показана наглядно: из 30 больных лишь 1 пациент прошел полный курс вакцинации.
— Особая черта дельта-штамма — возраст тяжелых пациентов. Если раньше мы говорили о пожилом возрасте, то сейчас 30- и 40-летние люди лежат в больнице и, к сожалению, умирают. Из 30 моих пациентов всего одна девушка полностью вакцинировалась, еще четыре человека успели сделать первый укол, остальные — невакцинированные.
Определение тяжелых и среднетяжелых пациентов происходит в приемном отделении. Однако особенность последней волны и дельта-штамма в том, что в любой момент любой из среднетяжелых пациентов очень быстро может стать тяжелым. Степени тяжести выставляются по четким и конкретным показателям, которые оценивает врач при осмотре: частота дыхания, лихорадка, уровень сатурации, артериальное давление и т. д. Помещение, в котором лежат тяжелые коронавирусные пациенты, обязательно оборудовано кислородными точками. Если же человеку становится совсем плохо, то его переводят в реанимационное отделение.
В первую волну спали на работе, сейчас этого нет. Появилось некое спокойствие
Попадают в красную зону медики через шлюз. Надевание СИЗ начинается с респиратора. Затем надевают перчатки, комбинезон, щиток или вторые перчатки. В некоторых особо плотных костюмах СИЗ ощущение сауны приходит достаточно быстро, по словам Игоря, он за обход мог потерять 3—4 килограмма.
Однако какая бы хорошая защита ни была, там, где они работают — в красной зоне, концентрация вируса наиболее велика.
— Медперсонал у нас болеет регулярно. Не сразу, но коронавирус подцепили все врачи и медперсонал, в том числе и я. Конечно, старались защититься по максимуму, но таковы реалии. Наверное, через это должен пройти каждый. Другое дело, как ты перенесешь эту болезнь.
— Не страшно?
— Для нас это то же самое, что водить машину: мы же не перестаем садиться за руль после стольких аварий. Волков бояться — в лес не ходить. Тут то же самое. Есть долг, обязанности. В первую волну, когда пошли первые пациенты, опасался за своих домашних, и приходилось спать на работе, чтобы не нести заразу домой. Сейчас этого нет, есть некое спокойствие, знание и уверенность.
Здесь все: и молодые, и привитые, и без хронических заболеваний
В ординаторской несколько десятков дел, а на доске список из пяти фамилий с пометкой «тяжелые». Эти люди наблюдаются несколько раз в сутки, чтобы можно было прослеживать их состояние и оценивать динамику болезни.
— Пациенты, которые переносят коронавирус, в 90% случаев имеют воспаление легких. Коронавирус бьет по легким, отчего страдает их функция, в результате падает сатурация, появляется одышка. Но есть очень много пациентов с обширным поражением легких, и при этом сохранена функция дыхания, сатурация в норме, и они не нуждаются в кислородной поддержке. Есть и те, у кого, наоборот, небольшое поражение легочной ткани, а они уже не могут нормально дышать и нуждаются в кислородной поддержке.
В основном скорые привозят сюда домашних пациентов — тех, кто находился на амбулаторном лечении в жилье на самоизоляции. Иначе, если бы всех коронавирусных больных отправляли в больницы, медицинская система испытала бы колоссальный перегруз. Рабочая смена врача — восемь часов. Столько они проводят здесь, в концентрате коронавирусной инфекции, потом еще несколько часов — в зеленой зоне: надо назначить лечение, заполнить истории болезней, поговорить по телефону с родственниками пациентов, изучить новые рекомендации.
— Не всегда пациент сам хочет ехать в больницу. Человек приходит в приемную, измеряется сатурация. Он без хронических серьезных заболеваний, сопутствующих патологий с избытком массы тела, без ожирения перенесет эту болезнь без серьезных последствий. Если у человека есть сопутствующие болезни, даже если он молодой, то за таким пациентом наблюдать желательно более пристально.
У меня были пациенты, которым поможешь за день-два, собьешь лихорадку, — и они уходили домой долечиваться, они поступили к нам лишь из-за того, что не могли в домашних условиях сбить температуру. Самого долгого пациента не могу вспомнить, так как ковид очень коварен и зачастую мы имеем дело с его осложнениями. Очень часто в организме запускается так называемый цитокиновый шторм — когда иммунитет атакует собственный организм, что запускает, в свою очередь, еще целый ряд патологических реакций, с которыми мы боремся.
С приподнятым настроением Игорь вспоминает, как после длительной болезни он выписал 90-летнюю бабушку, которая вылечилась от коронавируса и смогла самостоятельно дышать. Каждая такая выписка — еще одно торжество и доказательство того, что коронавирус — это не приговор нашим старикам.
— Не всех получается спасти, многие умирают?
Распорядок дня больных в красной зоне
Выспаться здесь тоже не получится: подъем — в полседьмого-семь утра. В это время медсестры берут анализы крови, мочи, биохимию. После этого — завтрак. С восьми до десяти утра начинается обход, который начаться может вовремя, а закончиться — только вечером. Пообщаться с пациентами нам не удалось из-за позднего визита, так что наблюдаем за ними через окно, а о том, как они живут, рассказывает врач.
— На обходе разговариваешь и поддерживаешь каждого заболевшего. К тяжелым пациентам заходишь всегда несколько раз. Во время обхода врач оценивает витальные показатели: уровень сознания, сатурации, измеряем частоту дыхания, сердечных сокращений, температуру и так далее. Иногда достаточно с пациентом поговорить на отвлеченные темы и понаблюдать, как он говорит, чтобы стала понятна степень поражения легких и тяжесть состояния. Оно видно, когда человек весь день лежит на кровати, мало двигается, а разговаривает так, как будто быстро поднялся на второй этаж: одышка, участие вспомогательных мышц в акте дыхания — это значит, что уже есть дыхательная недостаточность.
— Бывает, что человек хорошо себя чувствовал — и ни с того ни с сего умер?
— Да, коронавирус коронавирусом, но осложнения его не менее опасны. К сожалению, часто это тромбоэмболические заболевания. Поэтому пациентам по показаниям назначается профилактическая терапия.
— Все пациенты без обоняния?
— Первая волна — в подавляющем большинстве случаев, сейчас — 50 на 50. Если раньше потеря способности ощущать запахи и вкусы была стопроцентным свидетельством коронавируса, то сейчас я не могу этого сказать. Бывает, поступают с тошнотой, кишечными заболеваниями, и это тоже коронавирус.
— На еду, наверное, жалуются?
— Наоборот, им не важно, что на тарелке. Когда пациенту плохо, ему не до еды. Если появляются жалобы, значит, они уже в процессе выздоровления. У человека появился аппетит, какие-то чувства — он идет на поправку.
— А в реанимации как едят, моются?
— С помощью медперсонала. Есть те, кто может самостоятельно питаться, а аппаратных кормят через зонд: там идет специальное питание, в котором колбас и котлет нет. Плюс они получают различные белковые смеси, смеси аминокислот во внутривенных инфузиях.
— Почему лежат на животе?
— Это не просто переворот на живот, а специальная укладка — прон-позиция. Она позволяет убрать давление массы тела на легкие, когда вы лежите на спине. Ранее поджатые альвеолы расправляются, начинают участвовать в газообмене. Только одной этой позой можно поднять сатурацию на 5 единиц, ничего не делая, грубо говоря. Но у нее есть абсолютное противопоказание: травма позвоночника. Надоело лежать на животе — переворачивайся на бок или садись в позу мыслителя, работает точно так же.
— Что назначаете пациентам? Коронавирус же не лечится.
— Все же стараемся назначить противовирусный препарат, но тут важны интервалы лечения. Доказана эффективность этого препарата в первые 7—10 суток от начала симптомов. Чем раньше начать принимать лекарство, тем лучше эффект. По строгим показаниям назначаем препараты, угнетающие иммунную систему и обрывающие цитокиновый шторм — тоцилизумаб, левилимаб, олокизумаб, барицитиниб. С целью профилактики вторичных тромбоэмболических осложнений — низкомолекулярные гепарины. Обязательно обильный питьевой режим.
— Когда рядом с пациентом умирает человек, это может сказаться на его выздоровлении?
— Негативно, это крайне тяжело, к сожалению, так происходит, не всем мы можем помочь. Поддерживаешь пациентов своей заботой, отношением, вниманием. Пытаешься это все сгладить, конечно. Тихо и спокойно. Без истерик и паники. Рутинная постоянная работа.
— То есть вы привыкли к смертям вокруг?
— Привыкаешь ко всему, но это всегда непросто. Всегда тяжело, когда ты начинаешь пациенту помогать, что-то делать, но понимаешь, что твои действия неэффективны и тебе нужно переводить человека в реанимацию. Да, переживаешь, ходишь в реанимацию, выясняешь, что там происходит, как его состояние, с благодарностью к реаниматологам и медперсоналу забираешь его обратно и работаешь с пациентом дальше. И испытываешь удовольствие от того, что человека получилось спасти.
— Вы же приходите домой с этими мыслями?
— Мне очень помогает семья. Супруга, которая тоже имеет медицинское образование, прекрасно понимает меня. Все это рассказываешь, выговариваешься и стараешься отвлекать себя, сходить на тренировки, покричать, поорать, выплеснуть из себя это все.
— Как думаете, когда все это закончится?
— Мне трудно сказать, и, честно, уже не важно. Тратить свою энергию, эмоции на обсуждение всех этих дел — не вижу смысла.
Точных данных о том, сколько медиков уже переболело коронавирусом, нет. Нет сведений и о числе тех, кто на пике четвертой волны решил уйти в отпуск. Коллег тут не выбирают и не осуждают: времени попросту нет. Зато, если вы назовете любого врача из красной зоны героем, он начнет кривиться и, пожимая плечами, ответит: «Мы просто делаем свою работу».
В «красную зону» – прямо на диване! Самая странная пропаганда вакцинации
Во вторник, 30 ноября в Музее современной истории России прошла презентация нового проекта: виртуального тура по «красной зоне» и фотовыставки «Склиф в борьбе с COVID-19». Меня напрягло уже само название организации: всё-таки история – это история, а современность, как ни странно, – современность. Но оксюморон в названии конторы оказался не единственным курьёзом проекта.
Что в имени тебе моём?
Москвичи хорошо знают это здание музея – старинный особняк красного цвета находится прямо в самом центре столицы. В 1990-е во дворе здесь долгое время стоял троллейбус, который раздавили танком во время путча 1991 года. Зачем держали этот мусор на улице, до конца не ясно – возможно, чтобы Ельцин не забывал, благодаря чему он пришёл к власти. Ворота здания всегда были закрыты, и сколько раз я ни оказывался здесь, ни разу не видел ни одного посетителя во дворе. В общем, очень популярное место.
Троллейбус, кстати, там так и сгнил – теперь на его месте зачем-то находится пушка. Зато само историческое здание выглядит с иголочки. Особняк построен был в XVIII веке, до переворота 1917 года тут находился Английский клуб, куда захаживали почти исключительно дворяне, после, назло им, – Центральный музей революции СССР, а вот сейчас – Музей современной истории России.
Какое отношение имеет эта организация к модному нынче заболеванию? Не большее, чем пушка на входе в музей. Но тем не менее тут решили организовать то ли виртуальную инсталляцию, то ли такой же перфоманс под названием «Склиф в борьбе с COVID-19». К проекту отнеслись серьёзно: очень компактную локацию обрабатывали несколько месяцев – съёмки проходили не позже июня, а с презентацией дотянули едва ли не до зимы.
Современные технологии
Всё вроде по-модному: и заболевание, и музей современный, и не менее современный перформанс. Начинается действо с появления винтажной заставки «Виртуальный тур «Склиф в борьбе с COVID-19». Заставка, правда, исчезает так быстро, что не успеваешь прочесть, кто причастен к появлению шедевра. Лично я запомнил только «Министерство культуры Российской Федерации» и «Департамент здравоохранения города Москвы». Если причастность департамента как-то можно объяснить, то вот что в проекте делает Министерство культуры – неведомо. Наверное, теперь важнейшим из искусств для нас является виртуальный тур.
Далее камера переходит на общий вид входа в отделение трансфузиологии. Кликнув на появившуюся кнопку «дальше», действительно попадаем дальше, а именно внутрь помещения отделения. Нам поясняют, что тут занимаются выделением плазмы из крови переболевших для лечения COVID – в «Склифе» первыми в стране научились работать с такой технологией. Врачи, заведующие отделениями, рассказывают о своей работе. К сожалению, многое из сказанного остаётся непонятным, поскольку термины вроде «трансфузиология» встречаются постоянно.
Отделение трансфузиологии. Скриншот виртуального тура sklif.sovrhistory.ru
Авторы проекта, вероятно, не учли, что специалисты знают и «Склиф», и процесс врачевания без всяких туров, а вот для стороннего человека неплохо было бы пояснять, что означают те или иные термины.
В правом нижнем углу есть общий план больницы с пятью галочками, на которые посетителю дозволяется кликнуть в любой момент и попасть в другую локацию тура. В доступе, как говорилось ранее, «Отделение трансфузиологии», что бы это ни значило, «Временный госпиталь для пациентов с COVID», «Лаборатория Склифа», в которой почему-то камера в какой-то момент начинает ускоряться, «Кардиологический центр» и опять «Временный госпиталь для пациентов с COVID», только зачем-то с другой стороны. Внутри каждой локации есть возможность покрутить камеру и увидеть, например, баллон с кислородом и пояснение, для чего используется этот девайс.
Что это было?
Очевидно, что проект задумывался как способ мягкой агитации – если скептики не хотят идти в «красную зону» ногами, пусть побывают здесь хотя бы глазами. Много говорилось, что вакцинация должна быть добровольной, а вот объяснить людям её необходимость – задача пропаганды. Когда на центральных каналах начинают орать «Вакцинируйся, или я тебя убью», то нормальные люди начинают шарахаться как от самого канала, так и от вакцинации. Минкульт решил прибегнуть к мягкому варианту агитации – культурные всё ж таки.
«Красная зона» в институте им. Склифософского. Скриншот виртуального тура sklif.sovrhistory.ru
Сколько было потрачено денег на проект – одному Министерству культуры известно, но эффект от проекта будет примерно таким же, как от большинства проектов Министерства культуры. Кажется, уже все, кто хотел вакцинироваться, это сделали. А кто не хотел, вряд ли примет такое решение после виртуального тура по «Склифу». Одно хорошо – съемки локаций проводились летом, и, погуляв виртуально по «Склифу», будто окунаешься в объятия летней Москвы. Становится теплее. Эффект игнорирования слякоти за окном достигнут.
Что с того?
Хочется посоветовать Департаменту здравоохранения города Москвы сделать жарким летом виртуальный тур из геронтологического хосписа с локациями зимней Москвы или прямой трансляции вскрытия туберкулёзника яркой золотой осенью. Тратить бюджетные деньги впустую – так тратить, чего уж там.
Надеемся, впрочем, что хоть кто-то из врачей получил премию за участие в проекте. Хоть какая-то польза.