Красная толстовка или считай что нашел своего папочку

Красная толстовка или считай что нашел своего папочку

Чимин никогда не отличался плохим поведением, наоборот, всегда хорошо учился, прилежно посещал дополнительные курсы, играл на гитаре и занимался танцами. Такое течение жизни омегу более чем устраивало, и он искренне не понимал, почему сейчас должен сидеть в участке, если вообще ни при чем и реально мимо проходил.

Все произошло так быстро, что Пак даже глазом моргнуть не успел, как ему уже скрутили руки и повалили на землю, срывая рюкзак. А какой-то парень в точно такой же толстовке убегал вперед, оборачиваясь и виновато улыбаясь.

— Попался, наконец! Заставил же ты меня попотеть, но ничего, теперь отвезу тебя в участок и сдам со всеми потрохами, — прозвучал где-то над макушкой низкий голос.

— С какими еще потрохами? Отпустите меня немедленно! Я сейчас полицию вызову за нападение средь белого дня, — вырывался Чимин, отчаянно борясь за свою свободу.

Холодный металл защелкнулся на тонких нежных запястьях, и вот тут омеге стало страшно. Его резко подняли, буквально подхватывая за шкирку и развернули лицом, скидывая капюшон. Пак внимательным взглядом уставился на своего противника, и замер, удивленно моргая.

— Так зачем ее вызывать, если она уже здесь? — радостно съязвил молодой офицер, окидывая омегу презрительным взглядом. — Вроде омега, вроде симпатичный, вроде весь такой аккуратный из себя, чего ж ты честных людей обворовываешь?

— Ну, а кто ж еще? — все еще веселясь спросил хранитель порядка и залез Чимину в карман кофты, выуживая незнакомый телефон. — Знакомая вещица?

— Это не мое, — говорит омега и застывает с открытым ртом.

— Конечно, не твоё. Ты ж его украл.

— Я?! — вновь повторяет Чимин, рассматривая дорогую модель.

— Ой, ну, началось. Это не я, мне подбросили, отпустите, офицер, я тут невинная жертва, — закатывает глаза обвинитель.

— Да, именно так! — омега уже чуть ли не плачет от безысходности.

— Ничего не знаю. Улика есть? Есть! Кофта красная есть? Есть! Поэтому поехали, горе-воришка. Пусть с тобой уже там разбираются.

И вот теперь Чимин сидит в участке, в темном кабинете, который весь провонял сигаретами, и ждет своей участи, нервно щелкая пальцами. Он уже пятьдесят раз проклял свою новую, буквально вчера купленную толстовку, и сейчас неотрывно смотрел на ножницы в подставке для карандашей с острым желанием вещицу к чертовой матери раскромсать. А потом этими же ножницами заколоть того парня, который, вероятно, подкинул ему этот телефон. Омега ждал уже около получаса, все это время стараясь дышать через раз. Потому что запах курева он ненавидел с самого детства, являясь страшным поклонником здорового образа жизни. Парень даже пытался среди этой вони найти другие ароматы, но получалось из рук вон плохо, лишь один раз ему показались нотки любимого бананового коктейля, но пришлось все свалить на ужасный голод, ведь омега не ел со вчерашнего дня. Запястья неприятно саднило от постоянного трения с наручниками, а голова гудела от огромного роя мыслей.

Наконец, дверь сзади распахнулась, на секунду впуская свежий воздух, и тут же захлопнулась, вновь заставляя неприятный запах протиснуться в легкие. Тишина, которая застыла в комнате, заставила омегу подумать, что никто не зашел, и ему придется прождать еще пару часов.

— Пак Чимин, двадцать один год, ученик Сеульского Национального Университета, факультет естественных наук. Вау, даже первый среди своего курса, — звучит хриплый властный голос за спиной, отчего омега вздрагивает и вжимает голову в плечи, ожидая увидеть разъяренного двухметрового гиганта с взглядом серийного убийцы. — И как же вас угораздило скатиться до уличных краж? Неужели не хватает приключений в жизни?

— Это не я, — почти шепотом отвечает Чимин, слыша приближающиеся шаги и закрывая глаза, просто на всякий случай. Просто трусит.

— Ну, уж в этом я разберусь, можешь быть уверен, — звучит голос возле самого уха, пуская вибрации по всему телу. — Открой глаза, я не кусаюсь. Если меня, конечно, не злить.

Но Пак еще крепче зажмуривается и упирается спиной в стул, надеясь слиться с мебелью. Он сидит так, кажется, целую вечность, прежде чем боязливо приоткрывает один глаз, а за ним и второй, пытаясь сфокусировать взгляд на человеке, сидящем, напротив.

— Что вы со мной сделаете? — все еще шепотом спрашивает омега, пытаясь привыкнуть к внезапно сгустившейся темноте.

— Посажу за решетку, — уверенно звучит голос, и на столе вдруг загорается лампа, освещая кабинет.

Чимин в ужасе замирает, широко раскрывает глаза и, наконец, видит своего мучителя. Ожидания Пака разбиваются вдребезги, когда перед собой он обнаруживает худого альфу лет на пять старше себя. Рост его явно не дотягивает до двух метров, возможно сто семьдесят пять, но точно не больше. Узкие плечи, мраморно-белая кожа, черные слегка растрепанные волосы, розоватые губы красивой формы и хитрые лисьи глаза глубокого цвета молочного шоколада. Ничего общего с возникшим образом, даже формы не было. Простая бордовая водолазка с небольшим вырезом. И Чимин какой-то изощренной частью своего мозга думает, что был бы не прочь отдаться ему прямо здесь и сейчас, потому что парень дьявольски красив. Но тут же вспоминает, что его обвиняют в краже и собираются упрятать в тюрьму, поэтому наваждение проходит по щелчку пальцев, возвращая в реальность.

— Мне нельзя за решетку. Отец убьет.

— А папочку своего ты, значит, расстроить не боишься? — язвительно спрашивает следователь.

— Мы с отцом живем вдвоем. Папа нас бросил еще в моем младенчестве, и я его никогда не искал, — просто отвечает омега, почему-то абсолютно не задумываясь о том, что делится личным с незнакомым человеком.

— Вот как, — задумчиво произносит альфа, внимательно осматривая подозреваемого. — Ладно, максимум, что тебе грозит — внушительный штраф или долгие изнурительные работы.

— А отцу вы не скажете, если я все оплачу? — с вновь вспыхнувшей надеждой Чимин радостно смотрит на следователя.

— То есть, ты признаешь, что совершил кражу? — победно спрашивает альфа.

— Ничего я не признаю, потому что я ничего не делал. Но, зная, как «добросовестно» работает наша полиция, проще признать свою вину, чем надеяться на справедливость, — устало говорит Чимин, опуская глаза.

— Повтори-ка, — альфа прищуривается, и Паку внезапно хочется сузиться до размера песчинки. — Давай же, повтори. Скажи:»Юнги-хён, я только что обосрал дело всей твоей жизни и не планирую извиняться», не стесняйся.

Чимин морщится, пытаясь придумать оправдание своим словам, но потом вдруг подбирает свою жалкую душонку с пола и смело глядит в нереальные глаза напротив.

— Юнги-хён, я только что обосрал дело твоей жизни и не планирую извиняться, — фыркает омега и расправляет плечи, ощущая крылья смелости за спиной.

Альфа удивлен. Альфа возбужден. У альфы в голове бьет «Юнги-хён», произнесенное этим теплым мелодичным голосом, а в штанах буквально извергается вулкан. Следователь вдруг очень хочет этот наглый ротик заткнуть, желательно, собственным членом. И этот навязчивый запах весеннего дождя, который подкупил Юнги с первых своих нот, подливал масла в огонь (жара в паху). Альфа еще в соседнем кабинете его почувствовал, когда просматривал камеры с ближайших магазинов, на которых явно было видно, что омега не виноват, и его банально подставили. Но Мин Юнги был бы не Мин Юнги, если бы не решил поразвлечься и не поиздеваться над омегой со столь притягательным и любимым ароматом. Альфа с детства обожал дождливую погоду, когда все небо затянуто серым покрывалом, а на асфальт капают огромные капли, освежая огромный пыльный город.

— Тебе явно не хватает заботливого папочкиного воспитания, — мурлычет Мин своим хриплым голосом и поднимается с кресла, чтобы обойти стол и сесть на него напротив Чимина. — Но я это исправлю. Считай, что нашел своего папочку.

— Ч-что? — омега заикается, не понимая, что от него хотят.

— Раздевайся, будем тебя шлепать.

— Ты готов к наказанию? — шепот на ухо до самых мурашек.

Альфа слегка засасывает мочку, выбивая из омеги томный вдох, и встает, чтобы закрыть дверь на ключ. Чимин пытается перевести дыхание и собраться с мыслями, потому что он, конечно, не монашка и с сексом давно знаком, но чтоб вот так и с едва знакомым альфой. Но стоящий колом член как бы намекает, что плевать он хотел, где, как и с кем. Лишь бы быстрее. Лишь бы прямо сейчас.

Юнги поворачивает ключ пару раз и возвращается в прежнее положение. Он отмечает, что наручники все еще на руках омеги, и это дико заводит, потому что таких игр у него еще не было. Альфа тянет Чимина на себя, заставляя того встать прямо между ног следователя, и внимательно смотрит в его лицо, пытаясь уловить ноты страха или непонимания, но находит лишь почерневшие от желания глаза. Юнги снимает наручники, слышит расслабленный выдох, стягивает мешковатую красную толстовку, и ему открывается прекрасный вид на подтянутое мускулистое молодое тело без единых изъянов. Наручники Мин возвращает на место, потому что все ещё дико заводит, на что Чимин лишь скалится и губы облизывает. И альфа не выдерживает. Хватает за тонкую талию, вжимается в омегу, чувствует чужой стояк и смыкает губы на шее, оставляя прекрасный, абсолютно развратный засос.

Чимин же наклоняет голову для удобства и утыкается носом в черные волосы. Банановый коктейль. Его любимый. Ему все-таки не показалось. И омеге вдруг так хорошо становится, что он тянется губами к чужим, получая сладкий тягучий поцелуй.

У них прелюдия. Они обнимаются, трутся друг о друга, неистово целуются и помечают яркими фиолетовыми пятнами. Ненавистный свитер оказывается на полу рядом с красной злополучной толстовкой, а язык омеги обводит чужой сосок, заставляя альфу хрипеть от восторга. Юнги много с кем спал, и у него, правда, бывали неплохие партнеры, но этот парнишка вытворяет что-то немыслимое, от чего сердце пытается разбить грудную клетку.

Они лежат на полу, тяжело дышат и пытаются прийти в себя. Чимин возвращается на землю быстрее и внезапно пугается, потому что было невероятно, но скорее всего первый и последний раз. А хочется еще. И хочется целоваться до ночи. И хочется, чтоб имя его произносили хриплым севшим голосом.

— Чимин, я тут подумал. Ты ведь все равно ни в чем не виноват.

— То есть как? Ты знал это с самого начала?

— Может и так, — ехидно скалится альфа и получает презрительный пинок прекрасной крепкой ногой.

— Зато трахаюсь отменно. Так вот. Я подумал, и что ты думаешь насчет свидания?

— Да ты после такого жениться на мне должен, — возмущается омега, а в душе ликует, что его не прогоняют и не отталкивают, поэтому улыбается и смущенно добавляет: — папочка.

— А что ты думаешь насчет того, чтобы я из папочки перешел в ряды отца наших детей? — хрипло смеется альфа и крепко прижимает омегу.

— Для начала думаю, что кино для первого свидания вполне подойдет.

Источник

Красная толстовка или считай что нашел своего папочку

forever relevant BTS | FŘβ | Reaction запись закреплена

Красная толстовка или «считай, что нашёл своего папочку»

Чи­мин ни­ког­да не от­ли­чал­ся пло­хим по­веде­ни­ем, на­обо­рот, всег­да хо­рошо учил­ся, при­леж­но по­сещал до­пол­ни­тель­ные кур­сы, иг­рал на ги­таре и за­нимал­ся тан­ца­ми. Та­кое те­чение жиз­ни оме­гу бо­лее чем ус­тра­ива­ло, и он ис­крен­не не по­нимал, по­чему сей­час дол­жен си­деть в учас­тке, ес­ли во­об­ще ни при чем и ре­аль­но ми­мо про­ходил.

Все про­изош­ло так быс­тро, что Пак да­же гла­зом мор­гнуть не ус­пел, как ему уже скру­тили ру­ки и по­вали­ли на зем­лю, сры­вая рюк­зак. А ка­кой-то па­рень в точ­но та­кой же тол­стов­ке убе­гал впе­ред, обо­рачи­ва­ясь и ви­нова­то улы­ба­ясь.

— По­пал­ся, на­конец! Зас­та­вил же ты ме­ня по­потеть, но ни­чего, те­перь от­ве­зу те­бя в учас­ток и сдам со все­ми пот­ро­хами, — проз­ву­чал где-то над ма­куш­кой низ­кий го­лос.

— С ка­кими еще пот­ро­хами? От­пусти­те ме­ня не­мед­ленно! Я сей­час по­лицию вы­зову за на­паде­ние средь бе­лого дня, — вы­рывал­ся Чи­мин, от­ча­ян­но бо­рясь за свою сво­боду.

Хо­лод­ный ме­талл за­щел­кнул­ся на тон­ких неж­ных за­пясть­ях, и вот тут оме­ге ста­ло страш­но. Его рез­ко под­ня­ли, бук­валь­но под­хва­тывая за шкир­ку и раз­верну­ли ли­цом, ски­дывая ка­пюшон. Пак вни­матель­ным взгля­дом ус­та­вил­ся на сво­его про­тив­ни­ка, и за­мер, удив­ленно мор­гая.

— Так за­чем ее вы­зывать, ес­ли она уже здесь? — ра­дос­тно съ­яз­вил мо­лодой офи­цер, оки­дывая оме­гу през­ри­тель­ным взгля­дом. — Вро­де оме­га, вро­де сим­па­тич­ный, вро­де весь та­кой ак­ку­рат­ный из се­бя, че­го ж ты чес­тных лю­дей об­во­ровы­ва­ешь?

— Ну, а кто ж еще? — все еще ве­селясь спро­сил хра­нитель по­ряд­ка и за­лез Чи­мину в кар­ман коф­ты, вы­ужи­вая нез­на­комый те­лефон. — Зна­комая ве­щица?

— Это не мое, — го­ворит оме­га и зас­ты­ва­ет с от­кры­тым ртом.

— Ко­неч­но, не твоё. Ты ж его ук­рал.

— Я?! — вновь пов­то­ря­ет Чи­мин, рас­смат­ри­вая до­рогую мо­дель.

— Ой, ну, на­чалось. Это не я, мне под­бро­сили, от­пусти­те, офи­цер, я тут не­вин­ная жер­тва, — за­каты­ва­ет гла­за об­ви­нитель.

— Да, имен­но так! — оме­га уже чуть ли не пла­чет от бе­зыс­ходнос­ти.

— Ни­чего не знаю. Ули­ка есть? Есть! Коф­та крас­ная есть? Есть! По­это­му по­еха­ли, го­ре-во­риш­ка. Пусть с то­бой уже там раз­би­ра­ют­ся.

И вот те­перь Чи­мин си­дит в учас­тке, в тем­ном ка­бине­те, ко­торый весь про­вонял си­гаре­тами, и ждет сво­ей учас­ти, нер­вно щел­кая паль­ца­ми. Он уже пять­де­сят раз прок­лял свою но­вую, бук­валь­но вче­ра куп­ленную тол­стов­ку, и сей­час не­от­рывно смот­рел на нож­ни­цы в под­став­ке для ка­ран­да­шей с ос­трым же­лани­ем ве­щицу к чер­то­вой ма­тери рас­кром­сать. А по­том эти­ми же нож­ни­цами за­колоть то­го пар­ня, ко­торый, ве­ро­ят­но, под­ки­нул ему этот те­лефон. Оме­га ждал уже око­ло по­луча­са, все это вре­мя ста­ра­ясь ды­шать че­рез раз. По­тому что за­пах ку­рева он не­нави­дел с са­мого детс­тва, яв­ля­ясь страш­ным пок­лонни­ком здо­рово­го об­ра­за жиз­ни. Па­рень да­же пы­тал­ся сре­ди этой во­ни най­ти дру­гие аро­маты, но по­луча­лось из рук вон пло­хо, лишь один раз ему по­каза­лись нот­ки лю­бимо­го ба­нано­вого кок­тей­ля, но приш­лось все сва­лить на ужас­ный го­лод, ведь оме­га не ел со вче­раш­не­го дня. За­пястья неп­ри­ят­но сад­ни­ло от пос­то­ян­но­го тре­ния с на­руч­ни­ками, а го­лова гу­дела от ог­ромно­го роя мыс­лей.

На­конец, дверь сза­ди рас­пахну­лась, на се­кун­ду впус­кая све­жий воз­дух, и тут же зах­лопну­лась, вновь зас­тавляя неп­ри­ят­ный за­пах про­тис­нуть­ся в лег­кие. Ти­шина, ко­торая зас­ты­ла в ком­на­те, зас­та­вила оме­гу по­думать, что ник­то не за­шел, и ему при­дет­ся прож­дать еще па­ру ча­сов.

— Пак Чи­мин, двад­цать один год, уче­ник Се­уль­ско­го На­ци­ональ­но­го Уни­вер­си­тета, фа­куль­тет ес­тес­твен­ных на­ук. Вау, да­же пер­вый сре­ди сво­его кур­са, — зву­чит хрип­лый влас­тный го­лос за спи­ной, от­че­го оме­га вздра­гива­ет и вжи­ма­ет го­лову в пле­чи, ожи­дая уви­деть разъ­ярен­но­го двух­метро­вого ги­ган­та с взгля­дом се­рий­но­го убий­цы. — И как же вас уго­раз­ди­ло ска­тить­ся до улич­ных краж? Не­уже­ли не хва­та­ет прик­лю­чений в жиз­ни?

— Это не я, — поч­ти ше­потом от­ве­ча­ет Чи­мин, слы­ша приб­ли­жа­ющи­еся ша­ги и зак­ры­вая гла­за, прос­то на вся­кий слу­чай. Прос­то тру­сит.

— Ну, уж в этом я раз­бе­русь, мо­жешь быть уве­рен, — зву­чит го­лос воз­ле са­мого уха, пус­кая виб­ра­ции по все­му те­лу. — От­крой гла­за, я не ку­са­юсь. Ес­ли ме­ня, ко­неч­но, не злить.

Но Пак еще креп­че заж­му­рива­ет­ся и упи­ра­ет­ся спи­ной в стул, на­де­ясь слить­ся с ме­белью. Он си­дит так, ка­жет­ся, це­лую веч­ность, преж­де чем бо­яз­ли­во при­от­кры­ва­ет один глаз, а за ним и вто­рой, пы­та­ясь сфо­куси­ровать взгляд на че­лове­ке, си­дящем, нап­ро­тив.

— Что вы со мной сде­ла­ете? — все еще ше­потом спра­шива­ет оме­га, пы­та­ясь при­вык­нуть к вне­зап­но сгус­тившей­ся тем­но­те.

— По­сажу за ре­шет­ку, — уве­рен­но зву­чит го­лос, и на сто­ле вдруг за­гора­ет­ся лам­па, ос­ве­щая ка­бинет.

Чи­мин в ужа­се за­мира­ет, ши­роко рас­кры­ва­ет гла­за и, на­конец, ви­дит сво­его му­чите­ля. Ожи­дания Па­ка раз­би­ва­ют­ся вдре­без­ги, ког­да пе­ред со­бой он об­на­ружи­ва­ет ху­дого аль­фу лет на пять стар­ше се­бя. Рост его яв­но не до­тяги­ва­ет до двух мет­ров, воз­можно сто семь­де­сят пять, но точ­но не боль­ше. Уз­кие пле­чи, мра­мор­но-бе­лая ко­жа, чер­ные слег­ка рас­тре­пан­ные во­лосы, ро­зова­тые гу­бы кра­сивой фор­мы и хит­рые лисьи гла­за глу­боко­го цве­та мо­лоч­но­го шо­кола­да. Ни­чего об­ще­го с воз­никшим об­ра­зом, да­же фор­мы не бы­ло. Прос­тая бор­до­вая во­долаз­ка с не­боль­шим вы­резом. И Чи­мин ка­кой-то изощ­ренной частью сво­его моз­га ду­ма­ет, что был бы не прочь от­дать­ся ему пря­мо здесь и сей­час, по­тому что па­рень дь­яволь­ски кра­сив. Но тут же вспо­мина­ет, что его об­ви­ня­ют в кра­же и со­бира­ют­ся уп­ря­тать в тюрь­му, по­это­му на­важ­де­ние про­ходит по щел­чку паль­цев, воз­вра­щая в ре­аль­ность.

— Мне нель­зя за ре­шет­ку. Отец убь­ет.

— А па­поч­ку сво­его ты, зна­чит, расс­тро­ить не бо­ишь­ся? — яз­ви­тель­но спра­шива­ет сле­дова­тель.

— Мы с от­цом жи­вем вдво­ем. Па­па нас бро­сил еще в мо­ем мла­ден­чес­тве, и я его ни­ког­да не ис­кал, — прос­то от­ве­ча­ет оме­га, по­чему-то аб­со­лют­но не за­думы­ва­ясь о том, что де­лит­ся лич­ным с нез­на­комым че­лове­ком.

— Вот как, — за­дум­чи­во про­из­но­сит аль­фа, вни­матель­но ос­матри­вая по­доз­ре­ва­емо­го. — Лад­но, мак­си­мум, что те­бе гро­зит — вну­шитель­ный штраф или дол­гие из­ну­ритель­ные ра­боты.

— А от­цу вы не ска­жете, ес­ли я все оп­ла­чу? — с вновь вспых­нувшей на­деж­дой Чи­мин ра­дос­тно смот­рит на сле­дова­теля.

— То есть, ты приз­на­ешь, что со­вер­шил кра­жу? — по­бед­но спра­шива­ет аль­фа.

— Ни­чего я не приз­наю, по­тому что я ни­чего не де­лал. Но, зная, как «доб­ро­совес­тно» ра­бота­ет на­ша по­лиция, про­ще приз­нать свою ви­ну, чем на­де­ять­ся на спра­вед­ли­вость, — ус­та­ло го­ворит Чи­мин, опус­кая гла­за.

— Пов­то­ри-ка, — аль­фа при­щури­ва­ет­ся, и Па­ку вне­зап­но хо­чет­ся су­зить­ся до раз­ме­ра пес­чинки. — Да­вай же, пов­то­ри. Ска­жи:»Юн­ги-хён, я толь­ко что обос­рал де­ло всей тво­ей жиз­ни и не пла­нирую из­ви­нять­ся», не стес­няй­ся.

Чи­мин мор­щится, пы­та­ясь при­думать оп­равда­ние сво­им сло­вам, но по­том вдруг под­би­ра­ет свою жал­кую ду­шон­ку с по­ла и сме­ло гля­дит в не­ре­аль­ные гла­за нап­ро­тив.

— Юн­ги-хён, я толь­ко что обос­рал де­ло тво­ей жиз­ни и не пла­нирую из­ви­нять­ся, — фыр­ка­ет оме­га и рас­прав­ля­ет пле­чи, ощу­щая крылья сме­лос­ти за спи­ной.

Аль­фа удив­лен. Аль­фа воз­бужден. У аль­фы в го­лове бь­ет «Юн­ги-хён», про­из­не­сен­ное этим теп­лым ме­лодич­ным го­лосом, а в шта­нах бук­валь­но из­верга­ет­ся вул­кан. Сле­дова­тель вдруг очень хо­чет этот наг­лый ро­тик зат­кнуть, же­латель­но, собс­твен­ным чле­ном. И этот на­вяз­чи­вый за­пах ве­сен­не­го дож­дя, ко­торый под­ку­пил Юн­ги с пер­вых сво­их нот, под­ли­вал мас­ла в огонь (жа­ра в па­ху). Аль­фа еще в со­сед­нем ка­бине­те его по­чувс­тво­вал, ког­да прос­матри­вал ка­меры с бли­жай­ших ма­гази­нов, на ко­торых яв­но бы­ло вид­но, что оме­га не ви­новат, и его ба­наль­но под­ста­вили. Но Мин Юн­ги был бы не Мин Юн­ги, ес­ли бы не ре­шил по­раз­влечь­ся и не по­из­де­вать­ся над оме­гой со столь при­тяга­тель­ным и лю­бимым аро­матом. Аль­фа с детс­тва обо­жал дож­дли­вую по­году, ког­да все не­бо за­тяну­то се­рым пок­ры­валом, а на ас­фальт ка­па­ют ог­ромные кап­ли, ос­ве­жая ог­ромный пыль­ный го­род.

— Те­бе яв­но не хва­та­ет за­бот­ли­вого па­поч­ки­ного вос­пи­тания, — мур­лы­чет Мин сво­им хрип­лым го­лосом и под­ни­ма­ет­ся с крес­ла, что­бы обой­ти стол и сесть на не­го нап­ро­тив Чи­мина. — Но я это ис­прав­лю. Счи­тай, что на­шел сво­его па­поч­ку.

— Ч-что? — оме­га за­ика­ет­ся, не по­нимая, что от не­го хо­тят.

— Раз­де­вай­ся, бу­дем те­бя шле­пать.

Чи­мин крас­не­ет, на­де­ясь, что это шут­ка и от­во­рачи­ва­ет­ся, что­бы скрыть сму­щение от то­го, что та­кие раз­го­воры его за­водят. По­тому что в глу­бине ду­ши оме­га, ви­димо, тот еще из­вра­щенец. А аль­фу эти не­вин­ные взгля­ды лишь боль­ше раз­за­дори­ва­ют. Он мед­ленно нак­ло­ня­ет­ся к Па­ку, под­ни­ма­ет его го­лову за под­бо­родок и про­водит боль­шим паль­цем по ниж­ней чер­тов­ски пух­лой гу­бе. Юн­ги оме­га нра­вит­ся. Очень нра­вит­ся. По­тому что с ха­рак­те­ром; по­тому что ум­ный, раз пер­вый на кур­се; по­тому что кра­сивый нас­толь­ко, что под­са­сыва­ет под ло­жеч­кой. Гла­за без­донные оре­ховые, ко­жа пер­си­ковая и ров­ная, буд­то соз­данная для яр­ко-фи­оле­товых за­сосов, во­лосы блон­ди­нис­тые рас­тре­пан­ные. Но боль­ше все­го вы­носи­ли гу­бы. Эти крас­ные, по­кусан­ные пух­лые гу­бы, буд­то на­рисо­ван­ные та­лан­тли­вым ху­дож­ни­ком.

— Ты го­тов к на­каза­нию? — ше­пот на ухо до са­мых му­рашек.

Аль­фа слег­ка за­сасы­ва­ет моч­ку, вы­бивая из оме­ги том­ный вдох, и вста­ет, что­бы зак­рыть дверь на ключ. Чи­мин пы­та­ет­ся пе­ревес­ти ды­хание и соб­рать­ся с мыс­ля­ми, по­тому что он, ко­неч­но, не мо­наш­ка и с сек­сом дав­но зна­ком, но чтоб вот так и с ед­ва зна­комым аль­фой. Но сто­ящий ко­лом член как бы на­мека­ет, что пле­вать он хо­тел, где, как и с кем. Лишь бы быс­трее. Лишь бы пря­мо сей­час.

Юн­ги по­вора­чива­ет ключ па­ру раз и воз­вра­ща­ет­ся в преж­нее по­ложе­ние. Он от­ме­ча­ет, что на­руч­ни­ки все еще на ру­ках оме­ги, и это ди­ко за­водит, по­тому что та­ких игр у не­го еще не бы­ло. Аль­фа тя­нет Чи­мина на се­бя, зас­тавляя то­го встать пря­мо меж­ду ног сле­дова­теля, и вни­матель­но смот­рит в его ли­цо, пы­та­ясь уло­вить но­ты стра­ха или не­пони­мания, но на­ходит лишь по­чер­невшие от же­лания гла­за. Юн­ги сни­ма­ет на­руч­ни­ки, слы­шит рас­слаб­ленный вы­дох, стя­гива­ет меш­ко­ватую крас­ную тол­стов­ку, и ему от­кры­ва­ет­ся прек­расный вид на под­тя­нутое мус­ку­лис­тое мо­лодое те­ло без еди­ных изъ­янов. На­руч­ни­ки Мин воз­вра­ща­ет на мес­то, по­тому что все ещё ди­ко за­водит, на что Чи­мин лишь ска­лит­ся и гу­бы об­ли­зыва­ет. И аль­фа не вы­дер­жи­ва­ет. Хва­та­ет за тон­кую та­лию, вжи­ма­ет­ся в оме­гу, чувс­тву­ет чу­жой сто­як и смы­ка­ет гу­бы на шее, ос­тавляя прек­расный, аб­со­лют­но раз­врат­ный за­сос.

Чи­мин же нак­ло­ня­ет го­лову для удобс­тва и уты­ка­ет­ся но­сом в чер­ные во­лосы. Ба­нано­вый кок­тей­ль. Его лю­бимый. Ему все-та­ки не по­каза­лось. И оме­ге вдруг так хо­рошо ста­новит­ся, что он тя­нет­ся гу­бами к чу­жим, по­лучая слад­кий тя­гучий по­целуй.

У них пре­людия. Они об­ни­ма­ют­ся, трут­ся друг о дру­га, не­ис­то­во це­лу­ют­ся и по­меча­ют яр­ки­ми фи­оле­товы­ми пят­на­ми. Не­навис­тный сви­тер ока­зыва­ет­ся на по­лу ря­дом с крас­ной зло­получ­ной тол­стов­кой, а язык оме­ги об­во­дит чу­жой со­сок, зас­тавляя аль­фу хри­петь от вос­торга. Юн­ги мно­го с кем спал, и у не­го, прав­да, бы­вали неп­ло­хие пар­тне­ры, но этот пар­нишка выт­во­ря­ет что-то не­мыс­ли­мое, от че­го сер­дце пы­та­ет­ся раз­бить груд­ную клет­ку.

У них фи­нал. Оме­га кон­ча­ет, да­же не прит­ра­гива­ясь к се­бе. А аль­фа хо­чет во­пить от то­го, как его сжи­ма­ет внут­ри, зас­тавляя ос­та­новить­ся. Чувс­тву­ет, как вздра­гива­ет оме­га и на­сажи­ва­ет до са­мого кон­ца, поз­во­ляя се­бе из­лить­ся в это прек­расное юное те­ло.

Они ле­жат на по­лу, тя­жело ды­шат и пы­та­ют­ся прий­ти в се­бя. Чи­мин воз­вра­ща­ет­ся на зем­лю быс­трее и вне­зап­но пу­га­ет­ся, по­тому что бы­ло не­веро­ят­но, но ско­рее все­го пер­вый и пос­ледний раз. А хо­чет­ся еще. И хо­чет­ся це­ловать­ся до но­чи. И хо­чет­ся, чтоб имя его про­из­но­сили хрип­лым сев­шим го­лосом.

— Чи­мин, я тут по­думал. Ты ведь все рав­но ни в чем не ви­новат.

— То есть как? Ты знал это с са­мого на­чала?

— Мо­жет и так, — ехид­но ска­лит­ся аль­фа и по­луча­ет през­ри­тель­ный пи­нок прек­расной креп­кой но­гой.

— За­то тра­ха­юсь от­менно. Так вот. Я по­думал, и что ты ду­ма­ешь нас­чет сви­дания?

— Да ты пос­ле та­кого же­нить­ся на мне дол­жен, — воз­му­ща­ет­ся оме­га, а в ду­ше ли­ку­ет, что его не про­гоня­ют и не от­талки­ва­ют, по­это­му улы­ба­ет­ся и сму­щен­но до­бав­ля­ет: — па­поч­ка.

— А что ты ду­ма­ешь нас­чет то­го, что­бы я из па­поч­ки пе­решел в ря­ды от­ца на­ших де­тей? — хрип­ло сме­ет­ся аль­фа и креп­ко при­жима­ет оме­гу.

— Для на­чала ду­маю, что ки­но для пер­во­го сви­дания впол­не по­дой­дет.

Источник

Эпоха «Стоников» и цветных шнурков. За какую одежду поясняли и спрашивали в нулевых?

Полный разбор фразы «Поясни за шмот».

Поколение Z живёт в прекрасном мире, где носить можно все что угодно. Максимум риска, на который идут зумеры – шанс получить модный приговор от кого-нибудь из знакомых. В каждом городе есть несколько исключений в виде особо тёмных подворотен, но это почти не считается. В нулевых одеваться было гораздо страшнее.

Заходя в секонд, нужно было обладать некоторым набором знаний об экстремистских субкультурах конца 90-х и начала 2000-х. Иначе приглянувшаяся шмоточка легко могла обернуться просьбой «пояснить» от неприветливых граждан с бритыми головами. Сегодня мы вспомним, откуда это взялось, какая одежда представляла опасность и, самое главное, что нужно было отвечать.

Кто «спрашивал за шмот»?

В то время процветали две крайне похожие, но противоборствующие субкультуры – скинхеды и антифа. И те и другие были крепко связаны с околофутбольным фанатским движением. Уличные драки между ними были повседневной нормой, а некоторые элементы одежды – распознавательными знаками.

Носить определённый бренд – значит, принадлежать к группировке. Так считали члены как левого, так и правого движения. Грубо говоря, это воспринималось так же, как если бы гражданский человек вдруг напялил военные погоны. У причастных лиц возникают вопросы, которые очень быстро конвертируются в удары по голове.

Чтобы текст не был пустым набором воспоминаний, я обратился к людям, в то время связанным с опасными движениями. Среди них бывшие фанаты, антифашисты и просто неформалы, которым доставалось больше всего. Важно: все, как один, утверждают, что правила часто различались по регионам. Обычно в этом был виноват испорченный «телефон».

Человек из провинции ехал в Москву или Питер, привозил оттуда нужные дресс-коды и рассказывал своим. Что-то забывалось, что-то приукрашивалось, а часть правил так и вовсе оказывалась бесполезными городскими легендами. Но в нулевых всё это было по-настоящему важно. Тогда субкультуры существовали гораздо более ярко и обособленно, чем сейчас.

За какую одежду «спрашивали»?

Шнуровка. Начнём с классики. Цвет шнурков – не просто дело вкуса, как вы могли подумать, а самый распространённый знак отличия у экстремистов. Почему? Всё просто. Сменить шнурки мог себе позволить каждый, а вот урвать даже палёный Stone Island куда сложнее. Обычно речь о высоких армейских ботинках, но молва распространила эти правила на всю обувь.

Белая прямая шнуровка – правобережная тема. Этот вид означал, что носитель избил до смерти человека восточного происхождения. Но по большей части только на словах. На деле же с белыми шнурками на берцах гоняли все, кто числился скинхедом. А о разнице между прямой/непрямой шнуровкой говорили только дотошные буквоеды.

Соответственно, красные шнурки отличали представителей антифа. К сожалению, некоторые обувные бренды не заботились о потребителях, продавая изделие сразу с красными шнурками. Хорошо помню, как школьный знакомый бегал на рынок, чтобы сменить цвет и перешнуроваться: от греха подальше.

Stone Island. Сейчас уже сложно установить, почему околофутбольщикам, скинхедам и прочим так приглянулся итальянский бренд Stone Island. Но мода точно пошла от британских организаций. В культовом фильме «Хулиганы Зелёной улицы» как раз можно увидеть граждан в «стониках».

Считалось, что «стонарь» никто не будет носить просто так. Носишь – где-нибудь да состоишь. Оригинал стоил бешеных денег, а за палёный избивали, потому что обладатель якобы хочет казаться тем, кем не является. А таких было действительно много. Иногда дворовому моднику случалось урвать Stone Island в секонде, за что он потом расплачивался при встрече с фанатами.

Но если вам так сильно приглянулась куртка, то шанс остаться целым всё же был. Лысых граждан интересовала не столько сама шмотка, сколько фирменный патч – шеврон с логотипом. Отодрав его, можно было решить много проблем, а то и толкнуть кому-нибудь за неплохие деньги. Да, некоторые уникумы специально пришивали «стониковские» патчи на обычную куртку с рыночка.

Существовал каноничный лук скинхеда. Помимо бритых голов, правых ребят отличало стремление следовать стилю одежды, заданному их британскими предшественниками в конце 60-х. Клетчатые рубашки Ben Sherman, подтяжки, джинсы Levi’s 501. Рубашку можно было заменить на поло Fred Perry или Lacoste. В России прижился именно этот вариант.

Привлекал лишние взгляды даже каждый элемент этого лука в отдельности, а уж вместе и подавно. Вряд ли вы одевались в темноте, и всё так удачно совпало, правда?

Забавно, что опасность таких брендов, как Fred Perry, Lacoste и Burberry была ещё и в том, что в них гоняли как левые, так и правые. Каким-то чудесным образом мода распространилась на всех радикалов: особенно ближе к десятым годам. Тогда же в копилку опасных луков добавился бренд Carhartt. Естественно, это повышало вероятность нарваться на вопрос «За кого воюешь?»

Оранжевые бомберы. Главный атрибут российских скинхедов 90-х. Тогда возможностей ходить в «левисах» и Fred Perry было куда меньше, поэтому в качестве униформы прижились китайские бомберы с оранжевой подкладкой, добываемые на ближайшем рынке.

Толстовки Lonsdale. Это явный атрибут скиновской моды эпохи нулевых. Палёные толстовки лондонского бренда можно было найти на рынке в любом городе. А наживёт ли обладатель такой шмоточки проблемы – вопрос крайне сложный.

В целом, можно было избежать членовредительства, ответив, что тебе нравится толстовка. Но есть один важный момент. Будучи надетой под расстёгнутую куртку, надпись Lonsdale превращалась в аббреавиатуру NSDA – Национал-социалистическая партия Германии. Это был явный признак, по которому своих отличали от чужих.

Существовали и чисто правые бренды. В основном, речь идёт о двух конкретных производителях – Thor Steinar и Sva Stone. В отличие от тех же Fred Perry, которые пытаются отмыться от печальной славы шмота для скинов, эти бренды сознательно делали одежду для радикалов.

«Спрашивали» за них даже более жёстко, чем за Stone Island. Во-первых, из-за чёткой идеологии производителя. Во-вторых, потому что это дорогие вещи, которые совершенно точно нельзя достать в секонд-хенде. Шансов сойти за обычного зеваку в таком виде – ноль. Причём охоту на вас в этой одежде открыли бы как правые, так и антифашисты. Никаких аргументов и полумер.

Как правильно «пояснять за шмот»?

Если совсем честно, то никак. В момент, когда к вам подошли, всё уже случилось. Иногда работал вариант сказать, что просто понравилась куртка. Всё напрямую зависело от двух вещей – расстановки сил и настроения того, кто спрашивает. Скилл красноречия в такие моменты был особенно важен.

Предыдущий абзац актуален для тех, кто не состоял ни в одной организации. У настоящих радикалов существовало два способа подтвердить, что одежда соответствует их статусу. Первый касался исключительно выездных ультрас. Называешь дату выезда, соперника и чем закончился замес. Почти не работает для тех, у кого в городе несколько крупных команд.

Второй – говоришь, кто из старших чинов в организации дал тебе право на ношение униформы. Серьёзно, это так и работало. Тех же, кто был в авторитете, знали и так.

В этом же кроется и тайный путь к спасению для тех, кому задают неудобные вопросы. Чем ближе дело было к десятым годам, тем выше вероятность, что человек, решивший «спросить за шмот» – обычный выпендрёжник, который либо не относится ни к какому движению, либо находится на очень низкой ступени.

У многих настоящих скинхедов и антифашистов были приводы, что само по себе отличный повод не отсвечивать. Кроме того, они частенько знали врагов в лицо. Заболтать новичка, который не слишком разбирается, всё-таки было можно. С огромной долей вероятности он просто пытается похвастаться своим знанием.

Но большинство молодых людей того времени считало, что надпись на одежде не стоит всех рисков. Особенно так думали те, кто жил в опасных районах и ежедневно виделся с кем-то из представителей группировок: как «красной», так и «белой».

Почему всё закончилось?

В 2010-х проблема радикальных движений медленно, но исчезала сама собой. Крупные правые группировки распались отчасти из-за внутренних разногласий, отчасти из-за уголовных дел против их лидеров. Некоторые из этих людей, по выражению Юры Дудя, стали «кулаками РПЦ». А новые тренды и интернет в каждом доме убили моду на ксенофобию. Подросткам стало неинтересно вступать в ряды опасных организаций.

Любой человек, плотно следящий за футболом, знает, какой мощной силой были российские фанатские группировки в девяностых и нулевых. Чтобы узнать, что стало с их лидерами сейчас, можете почитать олдовое интервью Дудя с бывшим главой ультрас «Спартака» Иваном Катанаевым. Там есть все ответы.

2010-е оказались куда более спокойными и космополитичными в плане одежды. Лояльность к понятиям, некогда исповедуемым уличными радикалами, сохранили единичные маргиналы. Но многие и сейчас с опаской смотрят на потёртый «стоник», найденный в ближайшем секонде.

Наши 90-е

1.7K постов 14.7K подписчик

Хах, было дело. Хотя таких тонкостей я не знал, да и лупили у нас больше не правых\левых, а кого ни попадя, за что попадутся. Сейчас забавно читать людей, которые говорят, что в 90-е было лучше.

Единственное, что вот с этой формулировкой не согласен.

А новые тренды и интернет в каждом доме убили моду на ксенофобию.

Не убили, а перенесли в интернет. Действительно, чего на холоде уши морозить и красотой лица рисковать, когда можно выплёскивать свои эмоции на людей в интернетах.

Где Др.Мартинс, Гриндерс и Гетто Грип? Ля кок спортиф и кроссы умбро?

Fred Perry, Lacoste, Burberry, Thor Steinar, Sva Stone, Stone Island.

Двойка по шмоту, кол по политике. На пересдачу.

Само собой ничего не распалось.(самых активных пересажали и перевоспитали на зоне).

За белые шнурки спрашивали сильнее всего и носить их просто так- слабоумие.

Я 1985 года рождения. Не понимаю о чем сей текст. Какие-такие антифашисты? Я скинов-то редко когда видел.

Драки если были, то между футбольными фанатами только.А на улице спросить могли скорее за деньги, часы и мобилу.

«За шмот» меня спрашивали два раза, без последствий:

1. За футболку Агата-Кристи.

2. За балахон Алиса.

Вот эта фраза позабавила:

«Забавно, что опасность таких брендов, как Fred Perry, Lacoste и Burberry была ещё и в том, что в них гоняли как левые, так и правые».

Какие в 90-х начале двухтысячных Burberry и Lacoste? Только если поддельные футболки с логотипом из Вьетнама.

Ну и х.. с ними вымерли и збс.

Слышал, сейчас какие-то оффники появились, и вроде бы теперь они за шмот спрашивают.

вот вы там мажорики с такими названиями одежды и субкультурами. у нас были район на район и в крови домой ползти за всё что угодно ( не туда зашёл, не так посмотрел, не с той девчонкой прогулялся). и самый шик это кросовки колёса и фестивалки адидасовские, которые за свою жизнь могли поменять не один десяток владельцев ) а одежда была только китайская с рынка.

популярно было у модников. Которые из себя, как правило, мало что представляли.

Когда за твои идеи тебя могут порезать или привлечь- учишься быть прозрачным и незаметным. Понимая, что спортнвный костюм или турецкие джинсы лучше робы или деревянного макинтоша.

Хочется добавить также, что скинов было несколько подвидов:

1. НС-скины. Носили ботинки Grinders, Getta Grip или армейские ботинки. Шнурки чаще черные, с белыми живыми на свободе и в чистом сознании долго не ходили. Бомбер и розетка с имперским или российским флагом, иногда Burberry. Голубые джинсы Levis с подворотами или камуфляжные штаны.

К чему я это всё. Я был из третьих, и за шмот меня спрашивали по три-четыре раза на дню. Часто не верили в убеждения, и дело заканчивалось дракой. Иногда от скуки сам спрашивал за шмот у парней в паленом Lonsdale с рынка, банально было интересно что ответят.

Традов практически не было ни в Москве, ни в Подмосковье, и очень часто тусовался с панками, правыми или левыми скинами.

Какой-то слабоватый текст, честно говоря. Сколько лет было автору в 90-х?

помню помню..2005 год был еще, я стал шарпом и купил себе красные шнурки) лол

В 93-м у меня Мартинсов не было, а был хаер до плеч и ботинки ‘Турист’, дед подарил свои. А в 96-м Predator ботинки, бритая башка и чорный бомбер с подтяжками присутствовали)

кину ссылку на свой коммент что бы не копипастить

Хороший пост, спасибо, уважаемый. Мартенсы и рубашки Бен Шерман лет 20 ношу, но не потому что скин, а просто нравятся. Ну и вообще интересная культура)

А этот армянский юноша, тоже скинхед?

Китайская деревня

Часто в комментариях (да и в личку) мне пишут «А в деревнях в Китае как? А? Да там нищета, мрак, чашка риса в день и кошкожен даже нет».

Об Олимпиаде

США решили устроить дипломатический бойкот Олимпийских игр в Китае.
Джен Псаки

В ответ Китай заявил, что дипломатов и чиновников США на Олимпиаду в Пекин никто и не приглашал.

Вся суть обочечников.

— а я на работу опаздываю

— всем похуй на твою работу

— всем похуй на ваш аэропорт

Разница

Только не сейчас!

Когда ты в настоящем отряде самоубийц

«Пролежал 12 дней в коме, а потом умер»:молодой спортсмен Фарид избил до смерти развозчика Владимира в Краснодаре

Шокирующий случай произошел на улице Жлобы в Краснодаре в конце октября. 48-летний развозчик воды Владимир Белявинский был избит на глазах прохожих молодым парнем, а потом скончался в больнице от полученных травм.

Ссора из-за парковки

В тот день Владимир приехал на последнюю точку вместе со своим напарником. Он привез бутылки с водой в магазин и оставил фургончик на проезде – припарковать машину было негде. Через некоторое время к грузовику подъехал разъяренный молодой человек и стал крыть матом мужчину. Тот убрал рабочий транспорт, но ссора не утихла.

Пострадавшему мужчине вызвали скорую и увезли в реанимацию. Там он пробыл 12 дней. А 10 ноября его не стало.

Молодой человек на свободе

После смерти Владимира родственники стали искать свидетелей его гибели. Видео с камер наблюдения на «Панораме», где произошла кровавая разборка, исчезло. Но очевидцы все же нашлись, они начали отправлять кадры, где запечатлен конфликт. На них – медики, пострадавший Владимир и молодой человек в светлой спортивной форме. Он кидается на людей и ведет себя агрессивно. Позже выяснилось, что махал кулаками Фарид Бинаталиев, тренер одного из фитнес-центров Краснодара.

Бодибилдер и многократный призер соревнований по пауэрлифтингу. У Фарида уже были проблемы с законом. В 2018 году он становился виновником ДТП. Суд обязал молодого человека выплатить ущерб пострадавшей стороне. Об этом свидетельствует решение Прикубанского районного суда, которое находится в открытом доступе.

Источник