громыко так и получилось
Громыко так и получилось
Андрей Андреевич мог часами вести переговоры, ничего не упустив и ничего не забыв. Перед Громыко лежала папка с директивами, но он ее не открывал, вспоминает Сухо-древ. Он делал пометки синим карандашом. Если речь шла о сложных разоруженческих материях, где имеется масса цифр и технических подробностей, то он считывал только цифры. Все остальное держал в голове, хотя его коллеги, в том числе американские госсекретари, преспокойно листали толстые папки и зачитывали самое важное.
Громыко серьезно изучал своего будущего партнера на переговорах, читал его биографию, пытался понять его методы ведения беседы, расспрашивал наших послов об этом человеке. Он обладал уникальной памятью. Мог вдруг поинтересоваться каким-то событием, скажем, двухмесячной давности, а его помощники и заместители часто оказывались в неловкой ситуации, поскольку они не могли вспомнить, что же там произошло. Когда возникала проблема, он сразу искал аналог в истории дипломатии. И если находил, то знал, как решить новую проблему.
— У всех память разная, — говорил Громыко. — Но если дипломат укрепляет себя в мысли, что память у него слабая, то это просто скверно. Разумнее не жаловаться на свою память, а тренировать ее и развивать.
Громыко понимал, какой ущерб может причинить неправильно сказанное слово. Хорошие дипломаты отличаются от плохих и посредственных умением четко формулировать. Все важнейшие документы ложились на стол министра. Дипломаты часто поражались точности его правки, он чувствовал тончайшие нюансы.
Андрей Андреевич хорошо владел английским, но обязательно требовал перевода. Хитрость Громыко состояла в том, что он получал дополнительное время для размышлений. Громыко внимательно слушал, как переводят его собственные слова, поправлял переводчика. Неточности в переводе его страшно раздражали.
Его партнеры ценили и то, что его «да» было столь же надежным, как и его «нет».
Андрей Андреевич говорил сыну, напутствуя его перед заграничной командировкой:
— Запомни золотое правило дипломатии — когда идет переговорный процесс, абсолютно недопустимо сразу раскрывать другой стороне все карты, хотеть решить проблему одним махом. Многим политикам кажется, что стоит только убедительно изложить свои предложения, продемонстрировать искренность и стремление к сотрудничеству, как все получится. Это иллюзия!
Если вам удалось достичьуспеха на переговорах, учил мидовскую молодежь министр, не спешите кричать об успехе, хотя лавры и принадлежат вам. Сделайте так, чтобы заключение договора стало заслугой высшего эшелона власти.
Поразительным образом изворотливость во «внутренней политике», то есть в отношениях с начальством, сочеталась в нем с неуступчивостью во внешней политике. Громыко, вспоминал посол Олег Алексеевич Гриневский, развил эту стратегию. Он вывел три золотых правила дипломатии сверхдержав.
Первое. Требуйте все по максимуму и не стесняйтесь в запросах. Требуйте то, что вам никогда не принадлежало.
Второе. Предъявляйте ультиматумы. Не жалейте угроз, а как выход из создавшегося положения предлагайте переговоры. На Западе всегда найдутся люди, которые клюнут на это.
Третье. Начав переговоры, не отступайте ни на шаг. Они сами предложат вам часть того, что вы просили. Но и тогда не соглашайтесь, а выжимайте большее. Они пойдут на это. Вот когда получите половину или две трети того, чего у вас не было, тогда можете считать себя дипломатом.
Правила Громыко неизменно срабатывали, пока западные дипломаты его не раскусили. У него появился сильный противник — Генри Киссинджер, сначала помощник американского президента по национальной безопасности, а затем государственный секретарь Соединенных Штатов.
Президент Ричард Никсон желал войти в историю в качестве миротворца. Он хотел, чтобы его самого считали ключевой фигурой в вопросах внешней политики. Он решительно, а иногда и просто оскорбительно отстранял от принятия решений государственный департамент и госсекретаря Уильяма Роджерса. Все щекотливые переговоры президент поручал своему помощнику, считая, что этот человек, который все еще говорил с сильным немецким акцентом (Киссинджер родился в Германии, его привезли в Америку ребенком) не может составить ему конкуренцию. Но вопреки ожиданиям Никсона Генри Киссинджер стал весьма популярной фигурой. Он сумел установить деловые отношения с советским руководством. Громыко иногда называл Киссинджера «чертом», но очень серьезно относился к нему и доверял его обещаниям.
Последнее интервью Андрея Громыко
Последнее интервью Андрея Андреевича Громыко, ветерана советской внешней политики.
Опубликовано в 1989 году, уже после смерти Андрея Андреевича.
— Андропов предложил вам стать не только министром иностранных дел, но и Председателем Президиума Верховного Совета, то есть главой советского государства. Почему вы тогда отказались?
— Потому что знал: Андропову самому вскоре захочется стать Председателем Президиума. И не по причине тщеславия, а в силу характера поста Генерального секретаря ЦК КПСС. Это не государственный пост. Наиболее важные государственные дела, особенно международные, рано или поздно потребовали бы подписи первого лица Советского Союза.
— Считается, что именно вы выдвинули Горбачёва на пост генсека. Это действительно так?
— Да, на мартовском (1985 г.) Пленуме ЦК я по поручению Политбюро выступил с предложением избрать Генеральным секретарем ЦК КПСС Михаила Сергеевича Горбачёва и обосновал это предложение. Пленум единогласно принял положительное решение.
— Не жалеете, что помогли Горбачёву получить эту должность?
— Нет, не жалею. Я поддерживал не просто Горбачёва, а большие перемены. Нам был нужен активный лидер.
— Оправдал ли он ваши надежды?
— Не по Сеньке оказалась шапка государева, не по Сеньке!
— В западных газетах вас называли «господин Нет». Это потому, что вы так часто на переговорах употребляли это слово и не шли на компромисс?
— Мои «нет» они слышали гораздо реже, чем я их «ноу», ведь мы выдвигали гораздо больше предложений. Меня в их газетах прозвали «господин Нет», потому что я собой манипулировать не позволял. Кто стремился к этому, хотел манипулировать Советским Союзом. Мы — великая держава, и никому этого делать не позволим!
— Теперь наше высшее политическое руководство гордится тем, что отказалось от позиции силы в международных отношениях…
— Гордиться тут нечем. Мир — это благо, но не любой ценой и тем более не за счёт собственного народа. Если гордишься своим пацифизмом, не садись в кресло руководителя великой державы. Гордись у себя дома, во дворе, в области, но не вреди своему государству.
Я никогда не лебезил перед западниками. У нас же есть деятели, которые как бы сквозь зубы и стыдливо защищают собственные интересы. Ах, как бы не обидеть Америку! Так мы далеко не уедем.
— В чём был секрет вашего авторитета и влияния?
— Я никому никогда не завидовал, не участвовал ни в одной интриге, старался со всеми поддерживать ровные отношения. Дипломатия — тонкое дело. Сколько раз мне мешали работать! Без натяжек скажу — миллион раз!
— Например, Хрущёв совершенно ни к месту на приёме, весь побагровев, выкрикнул в сторону иностранных дипломатов и журналистов: «Мы вас похороним!» При этом трудно было понять, что он имеет в виду. Натовская пропаганда, естественно, использовала этот инцидент, разжигая миф о советской военной угрозе. Вреда было много.
Серьёзная дипломатия не допускает шутовства. А Хрущев вёл себя, как самый настоящий шут.
— Сегодня многие политики ведут себя, как шуты. Для некоторых это вообще стало нормой поведения. Они, наверное, думают, что их идиотские выходки люди не забудут, как не забывают ботинок Хрущёва…
— Лучше быть забытым, чем прослыть дураком.
— Что вы считаете своим самым большим личным успехом?
— Закрепление и незыблемость границ в Европе — это основной результат моей деятельности на посту министра иностранных дел. Думаю, что эти границы сохранятся. Конечно, с годами могут произойти некоторые изменения. Если европейские страны откажутся от хельсинкских договорённостей, станут их нарушать, тогда на европейской земле начнутся территориальные конфликты, распадутся старые и создадутся новые коалиции. В Европу снова придёт война.
— Но ведь гонка вооружений отнимала у нас громадные средства, которые мы могли бы, как и Япония, вкладывать в действительно нужное народу производство?
— Да, гонка вооружений отнимала много сил. И всё же мы не смогли бы принудить американцев вести с нами серьёзные переговоры по разоружению, если бы отстали от них. Тогда США перестали бы с нами считаться.
— У меня всегда были два противника — время и невежество людей, которых поднимали к вершине власти обстоятельства. Интриги, доносы, подножки друг другу у части партийной верхушки были в почёте.
— И кто же в Кремле, на ваш взгляд, был особенным интриганом, кроме Сталина, конечно?
— Из тех, с кем пришлось работать, на первое место ставлю Вышинского. Он погубил много людей, но и его жизнь поломала. Любил сталкивать людей лбами Хрущёв. Брежнев вкуса к интригам не имел. Смещение Хрущёва не было заговором, оно стало необходимостью, так как Никита Сергеевич потерял контроль над собой, стал разваливать экономику страны и партию. Скажем, внезапно, нарушив необходимые процедуры, передал Крым Украине.
— Вы считали, что нашим войскам нельзя уходить из Восточной Европы. Чем вы это объясняли?
— Уходить из центра Европы нельзя, это была бы ошибка стратегического характера, это наш передовой рубеж обороны, его надо укреплять, а не оставлять. Мои действия исходили из этого. Мы соглашались только на символическое сокращение войск в Центральной Европе. До тех пор, пока существует НАТО.
— То есть вы говорили Западу, что советское военное присутствие в Европе будет сохраняться до тех пор, пока будет существовать НАТО?
— А как же иначе, мы уйдём, а военная машина, созданная, чтобы нам угрожать, останется? Восточная Европа — сфера наших интересов, а не США и НАТО.
— А почему вы были против объединения Германии?
— Есть вопросы, которые может решить только время. Я делал всё, чтобы ГДР не была поглощена ФРГ. Если бы США и их союзники по-серьёзному подошли к нашему предложению о роспуске НАТО и ОВД, согласились бы на нейтрализацию Германии, то тогда возникла бы основа для обсуждения вопроса об объединении.
— ООН поддержала бомбардировки Югославии. Получается, что эта международная организация, призванная сохранять мир, изжила сама себя?
— ООН похоронит себя, если превратится в служанку какой-либо одной социальной системы или одного военно-политического блока.
— В своих воспоминаниях вы рассказали много интересных фактов из международной жизни, но почему-то совершенно не коснулись внутренней политики. Побоялись раскрыть государственные секреты?
— Любите вы броские слова, сенсации, а я не могу выставить на всеобщее обозрение то, что многие годы хранилось за семью печатями.
А вообще я считаю, что экономическая и особенно финансовая сила капитализма превосходит нашу. Американский капитализм опутал земной шар. Противостоять этому можем только мы, ещё, пожалуй, Китай, страны, богатые сырьём и сильные в военном отношении.
— Какой вы можете сделать прогноз о наших взаимоотношениях с Америкой?
— Меняющееся соотношение сил в пользу американцев позволяет им сделать много ходов. Скорее всего, от нас будут требовать одностороннего разоружения в обмен на мифическую помощь, которая никогда не придёт.
Необходимо помнить, что никаких подарков ни раньше, ни сейчас Америка нам делать не будет. Все наши успехи в отношениях с США, странами Западной Европы будут зависеть от нас самих, состояния нашей экономики, а значит, и темпов её развития.
— Как вы относитесь к происходящим в России переменам?
— Начато нужное дело, нам давно нужны были реформы. Но не общество частной собственности на основные средства производства нужно создавать. Никакой модернизации нашей страны на основе дикого капитализма не получится, Запад давно избавился от него. У нас может появиться нелепое общество, где жизнь людей будет отравлена.
— Сегодня принято считать, что возврата к прошлому уже нет. А вы как думаете, может ли у нас снова появиться «культ личности»?
— Мы до сих пор живём в условиях вождизма, хотя он и явился нам в новом обличье. С коллегиальностью в руководстве дела обстоят плохо. Забыты старые уроки, в моде новые наставники, частенько с Запада.
«Громыка»: «Мы до последнего будем отрицать, что шутим или стебемся»
Группа «Громыка» совсем недавно дала свое первое выступление на закрытии театрального фестиваля во дворике Национального театра Карелии. На сцене пять известных в Петрозаводске музыкантов, уверенно и строго играющих интересную музыку. Серые костюмы, гротескно нарисованные брови и портрет товарища Громыко за спинами. Распевно. Торжественно. На русском языке. Что это за новая группа? Ностальгия по советскому прошлому или уникальный музыкальный проект? «Губернiя Daily» встретилась с музыкантами – Максимом (вокал), Никитой (гитара), Павлом (клавиши) и Андреем (бас-гитара).
Громыка
Максим: Было множество всяких вариантов названий. Дело в том, что очень много хороших названий еще в 90-е расхватали панковские группы, и вроде даже как они существуют. Негоже отнимать все это.
Когда я слушал нашу группу, то представлял какой-то голос 70-х, вещающий, низкий, невеселый — Эдуарда Хиля, например, а такого более серьезного дядьки. Стали всплывать персонажи того времени, Брежнев, еще кто-то, Громыко… ГромыкА! Вроде как и громко и в то же время и к тем годам. Не хотелось, конечно, привязываться к советскому с одной стороны, но так получилось, и субстанция какая-то такая громыхающая получается. Там же и перегруженная гитара, и перегруженная бас-гитара.
Павел: Это не фамилия ГромыкО, это неологизм ГромыкА. Отсыл может быть к «Громозеке», например.
Максим: Вот и спросят у тебя, почему не «Громозека» тогда?
Никита: Потому что это неологизм и 95%, что такая группа уже есть.
Павел: Мы могли придумать какое-то название, потом мы веселились по поводу этого названия пару дней, а потом чувствовали, что оно просто сдувалось. То есть оно не приклеивалось; в какой-то момент мы пришли к выводу, что название должно прийти как бы извне. Из некоего такого надмозга, из той же области где и что-то там рождалось. То есть мы решили, что Максим должен придумать это название.
Визуальный образ
Павел: Двубортные пиджаки, широкие брюки – это образ Политбюро. Сейчас это такие костюмчики офисного планктона. Это еще один плюс к тому, что мы не просоветская группа. Не ностальгическая.
Максим: «Битлы» тоже начинались не с «Кардена». Все же повторяется, но брюки клеш правительственные никогда не носили. Все было строго. Мода дипломатическая она такая.
Никита: Хотелось одеться в пику, а не в секонд-хенд. Строго, с галстуками.
Павел: В этом есть смелость. Вот есть определенный стиль — как должен выглядеть местный рокер или хипстер. А здесь ребята просто пошли в магазин, купили китайские костюмы и вырядились.
Брови
Максим: Были куплены усы, но с ними мы смотрелись очень комично. Мы не хотели шутить вообще. Слишком народно это получалось. А брови не надо наклеивать, их можно просто нарисовать.
Никита: У меня было ощущение, что мне волосы покрасили.
Максим: Отсыл может к брежневскому периоду.
Никита: Мы до последнего будем отрицать, что мы шутим или стебемся. Или как это воспринимается. Был комментарий в Интернете, что Максим стебет теги русской интеллигенции: «Пушкин, Шишкин, Мышкин», но он не шутит и Мышкин там — хоккейный вратарь.
Павел: Это лишнее доказательство: мы думаем, что делаем что-то монументальное, а в монументальном нет места для маленьких шуток.
[youtube_sc url=»http://youtu.be/q_tPVcY4K5o» width=»550″ height=»350″]
Тексты. Музыка
Павел: Тексты пишет Максим, чистый поток сознания. Мы собрались, вычислили инструментальную формулу – кто на чем играет и как должны звучать. То есть песни у нас пишутся с первого раза, а потом мы просто начинаем импровизировать.
Максим: Едешь в троллейбусе на репетицию, придумал фразу – под нее все остальное.
Никита: Это было интересно, все рождается сразу. Большинство припевов придумано сразу на ходу, по дорогое притащил эти слова. Либо по ходу пьесы на репетиции они пришли к нему. Это отличает саму методику творчества от «Револьвера» и «Суперомотозоидов».
Павел: Вот раньше, когда выписывали газеты и журналы, то ждали — придет в ящик или нет? Так и мы — сидим и ждем, когда Максим принесет новый текст. Дело в том, что мы все вышли из абсурда, мы прирожденные любители абсурда и нонсенса. Это видно, допустим, на «револьверной» истории: если там идет различная градация от какого-то совершенно лютого дадаизма к какому-то мягкому сюрреализму, то с «Громыкой» у людей все реторты взрываются, потому что они думают, что это фриковская музыка, а у нас музыка жизнеутверждающая. У людей, которые ее слушают, происходит когнитивный диссонанс, потому что музыка им говорит, что нужно верить, что все хорошо, а в тексте «мужчина моего начальника, он добрый, приручил сову» он начинает не понимать, что происходит.
Первое выступление
Никита: Когда мы готовили выступление, мы думали над образом, потому что костюмы обязывают.
Раньше Максим свободно двигался на сцене с микрофоном в руке. Павел, хоть и играет на соло-гитаре, стоит на задней линии, мы у микрофона с Андреем. Тут мы все переиграли. Во-первых, теперь у Максима много инструментов, на которых он играет. Павел спереди выставлен, теперь он фиксирует все. А нам, наоборот, теперь нужно было отойти на заднюю линию и стараться держаться так, что бы не мешаться. Это не была стилизация. Если бы это была стилизация, то это был бы «Велодэй в советском стиле». Это не попытка попасть в прошлое и снять фильм «Стиляги».
Максим: Но мы не фрики. Через какое-то время может что-то поменяться в костюмах, но пирожок останется.
Никита: Причем заметь, люди считают, что мы должны играть на гитаре «Урал», раз «Громыка» — стилизация под совок.
Максим: Не на Урале, а в Кремле!
Синтезатор Stylophone
Павел: Когда мы изобрели вот эту формулу, где я бы играл на клавишном инструменте, у нас на репетициях была целая коллекция: совершенно лютые «поливоксы», я же искал что-то простое и примитивное. Чтобы рамки были достаточно узкие, но позволяли бы «раскочегарить» воображение. И на подоконнике мы нашли старинный советский детский инструмент, назывался он фаэми-мини с маленькими клавишами в три октавы. И он удивительным образом заиграл легендарным голосом клавиолина, такого инструмента, который использовался в некоторых известных западных записях, у тех же The Beatles в Baby you’re a rich man. В ходе записи он развалился, но на тех записях, что лежат в Интернете, звучит именно он. И когда возник вопрос, как нам играть живьем, фаэми не выдержал, и мы обнаружили новые модели стиллофонов в интернет-магазинах.
Никита: Мы хотели найти что-то совсем на нас не похоже, так и появились такие клавиши, гитара с перегрузом, звук баса. Там совершенно другое звучание. У барабанов поменялись рисунки музыкальные, настроение, темпы.
Павел: Хотелось бы, чтобы Никитина гитара была в духе стоунера, мое клавишное — от Джо Мика, бас в стиле твиста, у Максима суровые партии 70-х. Совершенно адский рецепт. В результате у нас лабораторию не разнесло, а получился продукт органический поп-музыки.
Андрей: Когда ты смотришь со стороны, это выглядит совсем иначе. Я посмотрел наше выступление и был поражен. Настолько это мощно, я по-другому взглянул, я теперь фанат этой группы.
Максим: Сейчас мы собираем реквизиты для клипа, нам нужны индейцы и ковбойцы. Вот те резиновые из ГДР, часть нам привезли из Финляндии, но нужны еще. Мы не хотим снимать себя, мы хотим снимать историю, только игрушки. И будем рады, если кто-то нам поможет. По старой памяти нас помнят.
Концерт 3 октября
Никита: Те, кто был во дворике театра, даже они услышат достаточное количество нового материала, песенный станок у нас не останавливается. Будем играть свежие вещи, которые даже не записаны.
Максим: Можно кинуть клич: если кто-то придет в костюме…
Андрей: В костюме ракеты!
Максим: Да, или это будет что-то оригинальное, будет здорово и пропустим бесплатно. Приходите!
Громыко так и получилось
Айзен Тайчо перепечатал из sobesednik.ru 7 октября 2015, 08:38
История СССР покрыта множеством либеральных мифов, разгребать которые дело довольно тяжелое. Но еще тяжелее разбирать мифы составляемые патриотами.
Борясь с либерализмом, граждане нашей страны временами героизируют совсем не тех людей которых надо делать героями в общественном сознании.
Фото: liveinternet.ru
Миф состоит в том что Андрей Громыко крепко накрепко отстаивал внешнеполитические позиции СССР, никогда не давал спуску американцам и всегда говорил «нет»
Не чета тем либералам вроде Шеварнадзе и Козырева, сливавшим все внешнеполитические позиции России. Вот в противовес либералам-предателям и родился миф о «мистере нет».
Но если трезво судить то это лишь миф и вот почему.
Во первых—Анатолий Громыко при всем своем влиянии был только министром ИД и одним из членов Политбюро. Он не мог принимать никакие решения шедшие в разрез с установками высшего руководства страны.
Так что нравилось Громыко или нет- а вот слово «нет» ему приходилось говорить на международных встречах
Во вторых—сейчас любят повторять, что американцы прозвали Громыко Мистер Нет – за его любимый ответ во время переговоров.
На самом деле сперва его называли Мистер Голос – за его низкий баритон, звучавший во время ооновских заседаний. Потом появились клички Андрей-волк, Робот-мизантроп, Человек без лица, Современный неандерталец и даже Человек-йог.
Мистер No появился позже. В 1962 году на американские экраны вышел первый фильм бондианы «Доктор No» – так в нем звали главного злодея. Вот это имя и приклеилось к Громыко, который в разгар Карибского кризиса был для янки витриной советской угрозы. Но не угрозо
Во третьих-жизненный быт, личные связи и пристрастия выдавали в Андрее Громыко либерала
Кем был Андрей Громыко
Если бы в НКВД не прошляпили анкетные данные деревенского паренька, то его карьера не была бы столь бозоблачной.
Андрей Громыко родился 5 июля 1909 года на Гомельщине, на белорусских землях в деревне Старые Громыки, Могилёвской губернии Российской империи (ныне Светиловичского сельсовета Ветковского района Гомельской области в Белоруссии)
В официальных биографиях указывалось крестьянское происхождение и то, что его отец был крестьянином, работавшим на заводе. Но это ложь, происхождение его было не такое уж и крестьянское, как сам Громыко указывал в биографии
Андрей Громыко начал свою карьеру с фальсификации биографии.
Семью Андрея Андреевича называли Бурмаковыми. Происходили Бурмаковы из белорусского шляхетского рода, большая часть которого во времена Российской империи была переведена в податные сословия крестьян и мещан
А отец Громыко за шесть лет до рождения сына и вовсе уезжал на заработки в Америку.
Словом, сермяжно чистым пролетарием будущий министр точно не был. Даже любил вспоминать, как в три года бабушка Марфа дала ему соответствующее прозвище:
«Не помню, в чем я провинился, но она мне погрозила пальцем и сказала: «Ах ты демократ! Чего шалишь?»
Да и позже типично советским номенклатурщиком подросший «демократ» не стал. Шумным застольям предпочитал чтение книжек капиталистических авторов, регулярно ссорился с главой международного отдела ЦК Борисом Пономаревым, выступая за большую самостоятельность иностранных компартий, и даже при случае осенял себя совсем не партийным крестным знамением, чтобы избавиться, к примеру, от аэрофобии, которой страдал.
Словом, на ортодоксального коммуниста не тянул.
Во время работы в США Громыко завел дружбу с финансовыми олигархами, на фото он с Бернардом Барухом (слева)
Позже Громыко пошлет своего любимого сына Анатолия работать в США, Андрей Андреевич считал что сын просто обязан работать именно в США
Громыко проработал за океаном девять лет. В 1948 году его вернули домой.
Молотов назначил Андрея Андреевича еще одним первым заместителем министра. Вячеслав Михайлович открыто покровительствовал Громыко, а Вышинский столь же откровенно не любил быстро растущего соперника, который к тому же был на четверть века моложе.
Молотов считал его честным человеком, но он ошибался.
На работе он не был так компетентен и добросовестен.
Доходило даже до того, что еще до назначения министром, во время работы в Штатах послом и полпредом, Громыко либо затягивал отправление отчетов о своей работе в Москву, либо в письмах своему шефу Молотову относил Эйзенхауэра к «менее агрессивным элементам» в американском истеблишменте.
Того самого Эйзенхауэра, который в первые годы своего президентства развернул охоту на коммунистов. Так что если Громыко и был страшилкой для Запада, то лишь на словах. \
Громыко также стоял в стороне от Карибского кризиса
Андрея Громыко часто называют человеком, который спас мир во время Карибского кризиса от третьей мировой войны.
Рассказал бывший посол Союза в ООН Виктор Исраэлян:
» Громыко не был мастером находить выходы из спорных ситуаций
Неслучайно во время Карибского кризиса 1962 года Кремль поручил вести сложные переговоры с американцами не Громыко, а Кузнецову (замминистра).
То же самое произошло в 1968 году во время кризиса в Чехословакии. А в 1973-м, когда началась ближневосточная война, я сам стал свидетелем того, как Громыко уклонился от поездки в Каир, уступив эту незавидную миссию Косыгину. «
Косыгин и Громыко, их отношения были почти враждебные. Косыгину временами приходилось выполнять работу Громыко
Косыгин по убеждениям бы сталинистом, Громыко либералом
Считает и работавший в то время в секретариате замминистра Борис Поклад:
» В дело мирного разрешения Карибского кризиса неоценимый вклад внес Василий Кузнецов. Так же было во время венгерских событий 1956 года и чехословацких событий 1968 года, согласования и принятия резолюции Совбеза по Ближнему Востоку в 1967 году, проведения советско-китайских переговоров в 1969–1970-м… «
По идее министром должен был стать Кузнецов, но амбициозному Хрущеву было приятней видеть на посту главы МИД именно Громыко, неповоротливого, но исполнительного. Говорил даже:
«Заставь Громыко снять в морозный день штаны и сесть… на лед, он и это сделает».
Громыко вместе с Андроповым и Устиновым является одним из виновников афганской войны.
Именно его подпись стоит под документом о вводе войск в Афганистан. Поводы для этого вроде как были. В 1979 году НАТО решило напичкать Европу ракетами «Першинг», а тут еще и американцы взялись поддерживать оппозицию в Кабуле, угрожая интересам Союза не только с Запада, но и с Востока.
Вот Громыко и начал войну. Казалось бы, янки впору локти кусать, но нет.
Бывший советник президента США по национальной безо-пасности Збигнев Бжезинский вспоминал:
» Президент Картер подписал первую директиву о тайной помощи противникам просоветского режима в Кабуле 3 июля 1979 года. Мы не заставили русских вмешаться, мы просто увеличили возможность того, что они это сделают. Эта секретная операция была отличной идеей.
Ее целью было заманить русских в афганскую ловушку. В тот день, когда Советы официально перешли границу, я написал президенту Картеру вкратце: «У нас теперь есть возможность дать СССР свою вьетнамскую войну»
Ну и наконец выдвинул Горбачева.
Между Алексеем Косыгиным и Анлреем Громыко царила очень тяжелая атомосфера
В январе 1966 года в Ташкенте Косыгин почти две недели пытался сблизить позиции президента Пакистана Айюб Хана и премьер-министра Индии Лал Бахадур Шастри. Две страны бесконечно воевали между собой. Советский Союз хотел играть роль посредника.
Косыгина, разумеется, сопровождал Громыко. Надо было ехать на переговоры, рассказывал Виктор Суходрев, вдруг Громыко вспомнил, что оставил в комнате папку – наверное, в первый и последний раз в жизни. Министр просил Косыгина минуту подождать и побежал за папкой.
Но Алексей Николаевич преспокойно сел в машину и уехал. Появился Громыко и обнаружил, что его никто не ждет. Он не знал, что делать. В результате ему пришлось ехать на «Волге» вместе с переводчиками. Косыгин посмотрел на появившегося Громыко с нескрываемым ехидством:
» Ну что? Папку забыл? Все секреты, небось, разгласил. «
Громыко не смел отвечать тем же, пока не стал членом политбюро, но сделал все, чтобы отодвинуть главу правительства от внешней политики. Знал, что Брежневу не нравится внешнеполитическая активность Косыгина.
Карен Брутенц находился в Волынском-1 и присутствовал при телефонном разговоре Брежнева с Зимяниным.
Леонид Ильич недовольно выговаривал главному редактору «Правды»:
«Зачем сообщение о ташкентской встрече дали на первой полосе?»
А ведь Косыгин выполнял важнейшую миссию – мирил Индию с Пакистаном. И ему удалось добиться успеха, была подписана Ташкентская декларация, но, к несчастью, в эту же ночь индийский премьер-министр умер.
Косыгину же в июне 1967 года поручили встретиться с американским президентом Линдоном Джонсоном – после шестидневной войны на Ближнем Востоке, когда Израиль разгромил арабские армии.
В мире решили, что надо иметь дело именно с Косыгиным, он в Москве старший. К нему на прием просились послы, ему адресовали свои послания руководители других государств, его воспринимали как наследника Хрущева на посту главы правительства.
Косыгин почти открыто высказывал недоверие Громыко, считая что действия Громыко могут подрывать безопасность СССР
Когда умер президент Египта Гамаль Абд аль-Насер, на похороны в Каир прилетел Косыгин. Он сказал сопровождавшему его Борису Леонидовичу Колоколову, будущему заместителю министра иностранных дел России, руководившему тогда протокольным отделом МИДа:
– Надо сегодня же посетить вдову.
Египетские дипломаты обещали это устроить:
– Встреча состоится завтра утром ориентировочно в одиннадцать часов.
На следующее утро Косыгин попросил переводчика прочитать ему заголовки египетских газет. Выяснилось, что накануне руководители Алжира Хуари Бумедьен и Судана Джафар Мухаммед Нимейри уже побывали на вилле покойного Насера.
– А почему мы не посетили вчера семью Насера? – спросил Косыгин Колоколова.
Один из наших дипломатов подсказал: «В газете написано, что они посетили семью как братья».
Колоколов повторил.
» А мы кто? – возмутился Косыгин. – Мы разве не братья арабам? Вы понимаете важность всего происходящего?. Вы понимаете политическую несостоятельность вашей акции?».
После этих слов все присутствующие предпочли ретироваться. Остались только начальник Генерального штаба маршал Матвей Васильевич Захаров и помощник Косыгина Борис Терентьевич Бацанов.
» Я вам не могу доверять такое большое дело, – жестко заключил Косыгин. – Вам не следует заниматься больше протоколом»
Борис Колоколов помчался к египтянам. Оказалось, что Косыгин напрасно гневался. Президентов Алжира и Судана принял сын покойного Насера. Его вдова накануне ни с кем не могла разговаривать.
Утром она пришла в себя и, как обещала, встретилась с Косыгиным. Алексей Николаевич не счел нужным выразить сожаление по поводу неоправданной вспышки гнева.
Министр иностранных дел Громыко, не раздумывая, сделал ставку на Брежнева и не прогадал. Но утвердить себя в новом руководстве было не просто.
Когда Андрей Андреевич готовился к выступлению на первом при Брежневе XXIII съезде партии, то помощникам министра пришлось написать семнадцать вариантов речи. Он никак не мог сообразить, о чем правильнее и выгоднее всего говорить.
Андрей Громыко всегда стремился быть преданным прежде всего самому себе. Министр внешней торговли Николай Семенович Патоличев, который в середине 1950-х работал в МИДе, однажды сказал главному мидовскому германисту Валентину Михайловичу Фалину:
» Знай, Валентин, в правительстве не любят и не уважают твоего Громыко. Салтыкова бы Щедрина на него. «
Зато Брежнев оценил преданность Громыко. Они быстро перешли на «ты», и Леонид Ильич к министру иностранных дел очень прислушивался.
Косыгин отдавать иностранные дела не хотел, возмущался, если внешнеполитические вопросы обсуждали без него. Брежнев раздражался.
Громыко не любил, когда послы обращались к Брежневу, минуя министра, даже запрещал им это делать. Впрочем, могущественный Андрей Андреевич не всегда был властен над послами в крупных странах, позволявшими себе своевольничать. Некоторых послов назначали без участия Громыко.
Громыко и Шевченко
Аркадий Николаевич Шевченко — советский дипломат, Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР, в 1973—1978 годах заместитель Генерального секретаря ООН по политическим вопросам и делам Совета Безопасности ООН.. В 1978 году перешёл на Запад. Первый перебежчик — советский дипломат, чиновник самого высокого ранга из числа перешедших на Запад в годы Холодной войны. В СССР заочно был приговорен к высшей мере наказания за измену Родине
Аркадий Шевченко, лучший друг А.Громыко
был весьма честолюбивым человеком и переживал, что своим назначением в ООН он был обязан своей жене Леонгине, которая за это подарила супруге А. А. Громыко брошь с 56 бриллиантами. В итоге он получил место в ООН
В те времена недостаточно было быть талантливым человеком (Шевченко закончил МГИМО с красным дипломом). Для достижения высшего дипломатического ранга и поездки в хорошую страну, нужно было также иметь высоких покровителей или делать подарки.
Заместитель начальника службы безопасности МИДа, полковник КГБ И. К. Перетрухин вспоминает, что Лидия Дмитриевна Громыко
«по свидетельству очевидцев, многие десятилетия оказывала серьезное влияние на расстановку дипломатических кадров в министерстве своего мужа.»
К тому же она была большой любительницей принимать различного рода подношения, особенно при поездках за границу». Но и высокие международные чиновники не гнушались принимать дорогие подарки.
На измену Шевченко пошел обдуманно и самостоятельно, отказавшись от работы в международном отделе ЦК КПСС и от поста главы делегации СССР в Комитете по разоружению в Женеве
Высокопоставленный сотрудник ЦРУ О. Эймс, завербованный в 1985 г. советской разведкой и разоблаченный в 1994 г., признал, что Шевченко имел невероятный доступ к секретнейшей советской информации. ЦРУ только задавало вопросы.
Конечно, в КГБ ощущали, что откуда-то «сверху» идет мощная утечка информации.
«Уже в 1975–1976 гг., — пишет резидент КГБ в Нью-Йорке Ю. И. Дроздов, — мы чувствовали, что в составе советской колонии в Нью-Йорке есть предатель… Круг осведомленных сузился до нескольких человек. Среди них был и Шевченко».
Дроздов не называет других фамилий, но подозревали трех высокопоставленных дипломатов — постоянного представителя СССР при ООН О. А. Трояновского, посла СССР в США А. Ф. Добрынина и заместителя Генерального секретаря ООН А. Н. Шевченко.
Громыко раз за разом защищал Шевченко требуя прекратить следить за ним
Для Громыко Шевченко был просто самым важным советником по вопросам работы с КГБ и западными правительствами
В дальнейшем, как пишет посол О. А. Гриневский, Громыко не смог вспомнить, был ли у него помощник по фамилии Шевченко, в ответ на вопрос в Политбюро
Тогда заместитель начальника Второго главного управления КГБ СССР (контрразведка) положил на стол своего шефа семейные фотографии, изъятые при обыске на квартире у Шевченко, на которых он вместе с женой поедает шашлыки на даче у Громыко.
Действительно, как далее отмечает Гриневский, Шевченко был не помощником Громыко, а его доверенным советником, в том числе по связям с КГБ. Через него на стол министра попадали особо важные документы из этого ведомства. Такими советниками всегда были близкие люди Громыко, сделавшие потом блестящую карьеру.
Сын Шевчеко вспоминал:
«Интересно, что в 1976 г., когда отец уже год работал на ЦРУ, моя мама водила жену Громыко по магазинам Нью-Йорка и на деньги отца покупала ей дорогие подарки.
Как отмечает контрразведчик полковник И. К. Перетрухин, дорогие вещи моя мама «чаще пересылала через других жене министра для последующей перепродажи в Москве по основательно завышенным ценам»»
Л.Д. Громыко, А.А. Громыко, И.С. Глазунов, Н.А. Виноградова-Бенуа
Эта фотография чистых либералов, Глазунов себя проявил как махровый антисоветчик, а жена Громыко очень любила отовариватся в магазинах Нью-Йорка на чудие деньги
Еще раз о Горбачеве
Джордж Герберт Уокер Буш был верен что следующим правителем СССР станет Горбачев
Джордж Буш весной 1984 года был твердо уверен что следующим главой СССР станет М.Горбачев. Андрей Громыко знал об этом и взял это на заметку.
.
«Мистер нет» это большой, живучий миф. Его образ в народе лжив, он был не патриотом, а искусным оборотнем. Он втерся в доверие к Сталину и Молотову, сумев обмануть их, а затем предал их.
Затем он в разной степени начал вредить внешнеполитическим интересам СССР, а к концу 70-х годов стал играть важную роль в внутренней политике СССР.
Он если не был агентом западных спецслужб, то точно был агентом влияния запада, агентом глубокого залегания, который должен был наносить вред интересам СССР
Кому-то это покажется чем-то невероятным, но это и есть ответ на вопрос почему Громыко поддержал Горбачева