гестапо что они делали
0gnev
0gnevЯрослав Огнев
«Красная звезда», «Известия», «Правда», «Комсомольская правда» 1941-1945
М.Мержанов || «Правда» №10, 10 января 1942 года
Комсомольцы и комсомолки, молодежь нашей Советской Родины! Шире развертывайте социалистическое соревнование, ознаменуйте XXIV годовщину Красной Армии новыми производственными достижениями! Молодые патриоты! Все силы — на помощь фронту, все силы — на разгром немецких оккупантов!
ФЕОДОСИЯ, 9 января. (Спец. воен. корр. «Правды»). Когда части старшего лейтенанта Айдинова после тяжелого боя овладели портом и улицами Феодосии, группа краснофлотцев вошла в здание гестапо. Оно было пусто. В кабинетах на столах валялись обрывки каких-то бумаг, брошенные папиросы, недопитые бутылки вина.
Краснофлотцы открыли заднюю темную комнату. Они увидели там нескольких человек, арестованных и избитых гестаповцами. Среди них была девушка, спина которой почернела от побоев. Старик с поднятыми руками бросился на шею краснофлотцу Петрову и плакал, как ребенок, от радости.
Гестаповцы с первого же дня появления в Феодосии установили в городе режим насилия, убийств и издевательств над мирным населением. Аресты, обыски, виселицы на Главной улице, издевательства, расстрелы коммунистов и партизан — вот программа действий немецкой тайной полиции.
Пленные красноармейцы, которых загнали во двор бывшего монастыря и держали под открытым небом, по нескольку дней ничего не ели. В 7 часов утра ежедневно во дворе монастыря появлялся немецкий унтер-офицер и приказывал всем итти на работу в горы и порт. Подгоняя людей резиновой дубинкой, унтер требовал более проворной работы от измученных и голодных людей. Вокруг пленных собирались женщины. Они выбирали удобный момент и бросали им мешочки с хлебом и яблоками. Солдаты отбирали эти подарки, вынимали хлеб и яблоки, а в мешочки клали камни.
— Для рус хорошо будет и камни, — улыбаясь в рыжие усы, говорил унтер-офицер германской армии. Иногда пленных приводили на горку, к Институту физических методов лечения, и приказывали: сейчас здесь будут расстреляны комиссары и партизаны. Ройте им яму! Тех, кто отказывался рыть, убивали на месте. На этой горке погибли партизаны Сундиев, Фирсов, Лукин.
Режим, установленный для жителей города, был невыносим. Детям запрещалось катание на санках, взрослым запрещалось входить в пустые дворы, категорически не разрешалось ловить рыбу, громко говорить, собираться в группы. С наступлением темноты под угрозой смерти запрещалось хождение по улицам города.
Страх перед мирными жителями, в каждом из которых гестапо и немецкое командование видели партизана, дошел до того, что капитан Эбергард 12 декабря издал специальный приказ №431/41 об охране безопасности города Феодосии. В седьмом параграфе говорилось: «Во время тревоги каждый гражданин, появившийся на улице, должен быть застрелен. Большие количества граждан должны быть окружены и безжалостно расстреляны. Вожаки и подстрекатели публично повешены».
Так капитан Эбергард устанавливал норму поведения для граждан города Феодосии. Недолго пришлось командовать немецкому капитану советскими людьми. 29 декабря Эбергард, едва успев натянуть брюки, бежал из Феодосии, куда глаза глядят. // М.Мержанов.
О фашистских зверствах давно знали ткачихи московской фабрики «Приводной ремень». И все-таки только сейчас остро поняли ткачихи, молодые и старые, что такое немец-фашист, с которым мы воюем. С уст женщин сорвались проклятия по адресу немецких скотов.
Перед ткачихами стояли две женщины — Анна Торопова и Елизавета Владимирова. Обе они были в лапах немцев и сейчас пришли рассказать все, что пережили, все, что наболело на душе.
Было очень тихо, когда Анна Торопова начала говорить. Губы ее дрожали от недавно пережитых обид, молодые глаза потемнели, как только она произнесла первое слово:
И она опустила голову. В голосе клокотали слезы, горечь, стыд, злоба. Злоба к черной фашистской гадине, стыд за то, что пришлось дышать одним воздухом с ними, подавать им жратву, стирать их завшивленное белье, смотреть на их гнусные рожи. Хоть и не виновата в том Анна Торопова, дочь колхозницы, жена красноармейца-фронтовика, хоть и попала она в немецкую кабалу, желая избавиться от нее (она бежала из Истры с маленьким ребенком к матери, в деревню Ефимоново, и тут ее настигли фашисты), но такое сейчас состояние у Анны Тороповой, словно наплевали ей в душу, словно была она в каком-то грязном болоте.
Ткачихи взглянули в побледневшее от волнения лицо молодой женщины и сразу заплакали.
— Ах, сволочи. Ну, дай срок, припомнится им все это, — слышался шопот.
И казалось, все уже сказано Анной Тороповой, больше не надо произносить ни слова. Но Анне Тороповой хотелось говорить. Пусть все слышат, пусть все советские женщины знают, что такое немец. Торопясь, она стала рассказывать. И перед всеми нами прошли, как на экране, первые дни истринских женщин, девушек, детей.
Когда немцы ворвалась в Ефимоново, Анна Торопова, прижав к груди сынишку, сидела в убежище. Сюда спрятались многие женщины. Немцы заставили всех выйти из убежищ.
— Они велели нам прислуживать им. Когда мы вошли в избы, мы увидели — немцы, грязные, краснорожие, снимают с себя одежду, бьют вшей. Некоторые из них сразу же стали резать овец, коров, уже растопили печи, даже развели костры у домов и жарили колхозную скотину. И вот велели женщинам стирать на морозе их белье. От грудных ребят уводили. Обливаясь слезами, мы стирали их вонючее белье. Утром они на наших глазах расстреляли трех пленных красноармейцев, а одного раненого бойца закололи штыками. Мы все это видели. Тоска на сердце и злоба, и страх… Что будет с нами? Что будет с ребятами? А они, проклятые, отошли, отогрелись, отмылись и хохочут: Рус! Рус. — насмехаются.
Анна Торопова замолчала. Трудно было ей рассказывать о пережитом.
А дальше было вот что: немцы на ночь согнали всех колхозников в пожарный сарай, сняли со всех теплую одежду, валенки, отобрали даже ватные одеяла, в которые были завернуты грудные ребята. Утром снова погнали женщин на мороз стирать белье.
— Одну из женщин изнасиловали на глазах у старухи-матери. Товарищи, трудно это рассказывать. Не могу я. Нас заперли в одну избу, а соседнюю избу подожгли. Стон стоял. Женщины рвались к дверям, думали, и нас сожгут. И слышим мы хохот их, издеваются они над нашими страданиями.
Часть женщин, в том числе Анна Торопова, спрятались в лесу.
Восемь дней жили в лесу, на холоде. Многие ребятишки умерли. Две женщины здесь же, в лесу, родили, но младенцы их погибли.
— Я согревала сынишку своим телом. Мы голодали. У нас было немного ржи, я парила ее в котелке. Сынок мой заболел, это счастье, что я его сберегла, все-таки он остался жив.
Елизавета Владимирова, работница истринской артели швейников, продолжала тяжелый рассказ Анны Тороповой. На глазах Елизаветы Владимировой немцы впрягли двух подростков, Григорьева и Старостина, в тяжелые сани, сколоченные из бревен, и заставили везти эти сани. Подростки выбивались из сил. Немцы смеялись и били их плетью. За санями бежала, плача, швейница Григорьева, мать одного из мальчиков.
Ночью в дом, где жила Елизавета Владимирова, явились немецкие офицеры и изнасиловали двух женщин. Одна из женщин уже спала со своими двумя малолетними дочками.
Ткачихи в тяжелом молчании слушали рассказ женщин.
— А потом пришли наши бойцы, — продолжала Анна Торопова, — мы бросились к ним навстречу. К нам в лес пришла сначала наша красноармейская разведка. Дети наши озябли, замерзли. Красноармейцы шинели свои снимали, детей наших отогревали, укутывали.
Анна Торопова больше не могла говорить. Слезы ручьями полились из ее глаз. Она села, отвернулась. Ее плечи вздрагивали. Ткачихи тоже плакали. А потом стали говорить. Говорил рабочий Никитин, говорила работница Поличкина.
— Женщины, — говорила Поличкина, — я все слушаю и думаю: да ведь лучше не жить, чем видеть этих мерзавцев. Женщины, всеми силами будем помогать Красной Армии. Подумать только, что все то, что они нам рассказывали, могло быть с каждой из нас. Да не бывать этому!
Старая ткачиха Бочарова подняла руку, проглотила слезы и глухо сказала:
— Хочу, но не могу говорить. Не могу. Вот скажу, смотрю на эту гражданку (она указала на Анну Торопову), сидит молодая, плачет. Да разве забудется им такое? Да будь они прокляты! Образованная нация. Скоты! // Елена Кононенко.
________________________________________ ______
Наша победа в Крыму* («Правда», СССР)**
К.Симонов: Предатель* («Красная звезда», СССР)
К.Симонов: Последняя ночь («Красная звезда», СССР)*
М.Мержанов: В освобожденной Феодосии («Правда», СССР)
И.Сельвинский: Девушка из Крыма («Красная звезда», СССР)
«Тайная полиция преступного режима»: правда и мифы о деятельности гестапо
Рождение зверя
Тайная государственная полиция (Geheime Staatspolizei) была создана министром внутренних дел Пруссии Германом Герингом 26 апреля 1933 года. Изначально это был небольшой отдел прусской полиции, призванный следить за политически неблагонадёжными гражданами. Во главу данного отдела Геринг поставил своего родственника Рудольфа Дильса. Однако на новый орган вскоре обратил внимание Генрих Гиммлер.
К 1934 году аналогичные подразделения были созданы уже по всей территории Германии, частично объединены с СС и де-факто переведены в подчинение шефу СД Рейнхарду Гейдриху. Дильс с новым руководством полиции общего языка не нашёл. В апреле 1934 года он уволился из гестапо, служил на различных административных должностях и в Нюрнбергском процессе участвовал в качестве не обвиняемого, а свидетеля, защищая своего преступного покровителя Геринга. В 1957 году первый шеф тайной полиции погиб в результате несчастного случая на охоте.
Само название «гестапо» возникло ещё при Дильсе. По его словам, таким образом длинное наименование полицейской службы сокращали на почте.
В 1936 году Гиммлер официально возглавил всю правоохранительную систему Третьего рейха, создав единую «полицию безопасности», в состав которой входили гестапо и криминальная полиция, возглавляемые Гейдрихом одновременно с СД. Политическим отделением (собственно гестапо) в новой структуре руководил известный каждому россиянину по фильму «Семнадцать мгновений весны» Генрих Мюллер. В это время гестапо и стало инструментом террора в отношении оппозиционеров и евреев.
В 1939 году гестапо вошло в состав Главного управления имперской безопасности, получив статус IV управления РСХА.
Чрезвычайные полномочия
«Гестапо получило широкий спектр инструментов давления на общество», — отметил в беседе с RT историк и писатель Константин Залесский.
По словам эксперта, тайная государственная полиция не имела права вмешиваться только в дела партии и, до определённого момента, армии. Однако после раскрытия заговора против Адольфа Гитлера неприкосновенность с вермахта была снята.
Гестапо было довольно немногочисленным органом. В 1937 году в его центральном аппарате и 54 региональных отделениях служили всего 6,5 тыс. сотрудников, количество же гестаповцев на пике могущества тайной государственной полиции в 1944 году оценивается в 20—30 тыс. штатных единиц.
«Формы и методы работы гестапо были незаконны с точки зрения цивилизованного общества. Речь идёт о превентивных арестах и заключении людей, не совершивших никакого преступления, в концлагеря, а также о физическом воздействии, о пытках», — рассказал Залесский.
Впрочем, к подобным мерам, по словам историка, прибегали спецслужбы и в других тоталитарных государствах. Однако гестапо достигло в своей работе высочайшего уровня эффективности по защите интересов режима, фактически не допустив возникновения ни одного гражданского заговора против Гитлера и полностью уничтожив оппозицию. Идеи свержения или убийства фюрера возникали время от времени только среди военных — и то лишь до момента, пока гестаповцы не получили разрешения вести слежку за сотрудниками вермахта.
«Достичь гестапо такого эффекта позволило масштабное развитие в Германии института доносительства. Причём доносчики работали даже не за деньги, а на добровольной, безвозмездной основе. Гестапо внимательно изучало все поступающие в полицию сигналы, в том числе анонимные, что совсем нетипично для спецслужб», — подчеркнул Залесский.
Когда житель Германии или какой-либо из оккупированных рейхом стран становился жертвой гестаповского доносчика, его дальнейшая судьба была ужасна.
Согласно материалам исследований французского историка и участника Сопротивления Жака Деларю, задержанных подвешивали за отведённые назад руки, избивали кулаками, палками и плётками, выдёргивали им ногти, пилили зубы, били электрическим током, разрезали кожу на подошвах и заставляли ходить по соли. Для быстрого получения нужной информации головы задержанных погружали в холодную воду до тех пор, пока они не начинали захлёбываться. Повторив эту пытку несколько раз, гестаповцы приводили людей в чувство горячим кофе или коньяком и склоняли их к сотрудничеству.
По состоянию на 1941 год в состав гестапо входили подразделения, занимавшиеся подавлением оппозиции (как левой, так и правой), контрразведкой, контролем над религиозной жизнью рейха и средствами массовой информации, переселением и уничтожением евреев, взаимодействием с иностранным политическим сыском. В ходе войны в составе гестапо были созданы отделы пограничной стражи и таможенного контроля.
Восточный фронт
«Гестапо принимало активное участие в массовых убийствах евреев и в реализации генерального плана «Ост», предусматривавшего уничтожение и переселение из Восточной Европы большей части славянского населения», — рассказал RT военный историк Юрий Кнутов.
Обычную структуру гестапо, подобную той, которая существовала в рейхе, нацисты на оккупированных территориях СССР не создавали. Вместо этого в тылу у вермахта действовали cпециальные отряды — айнзатцгруппы, около 10% личного состава (преимущественно руководящего) которых составляли сотрудники гестапо, а остальные 90% — коллаборационисты из шуцманшафта (батальонов вспомогательной охранной полиции), представители службы безопасности (СД), ваффен СС и криминальной полиции.
В одном лишь Ровно за ночь с 12 на 13 июля 1942 года украинские националисты под руководством сотрудников СС и гестапо уничтожили 5 тыс. евреев. Всего же айнзатцгруппы лично и руками подчинённых им коллаборационистов из вспомогательной полиции в ходе карательных операций и мероприятий по ликвидации еврейских гетто убили в Восточной Европе несколько миллионов человек.
Кроме того, нечеловеческую жестокость по отношению к советскому мирному населению проявляла тайная полевая полиция (Geheime Feldpolizei), замыкавшаяся изначально на военную разведку и контрразведку, но в январе 1942 года переподчинённая гестапо. Её сотрудников солдаты Красной армии старались даже не брать в плен.
Судьба палачей
Согласно вердикту Нюрнбергского трибунала гестапо, СД и СС были признаны организациями, использовавшимися в преступных целях. Однако далеко не все гестаповские палачи понесли заслуженную кару.
В 2014 году газета The New York Times сообщила, что в годы холодной войны как минимум тысяча бывших сотрудников гитлеровских спецслужб (в том числе гестапо) работали на Центральное разведывательное управление США и не были привлечены к ответственности за свои преступления.
До 1960 года благополучно скрывался в Латинской Америке начальник отдела гестапо IV B 4 Адольф Эйхман, отвечавший в Третьем рейхе за массовые убийства евреев — так называемое окончательное решение еврейского вопроса. Только через 15 лет после завершения Второй мировой войны Эйхман был захвачен в Аргентине группой агентов израильской разведки, доставлен в Иерусалим и в 1962 году казнён по решению суда.
Останки, которые могли принадлежать шефу гестапо, почему-то неоднократно перезахоранивались, и теперь сказать наверняка, был это именно Мюллер или просто похожий на него человек, нельзя.
В СМИ неоднократно всплывали слухи об обнаружении начальника IV управления РСХА то в США, то в СССР, но все они были опровергнуты.
«Сама по себе структура гестапо эффективно выполняла те задачи, которые ставило перед ней политическое руководство Третьего рейха. Это была спецслужба, направленная не на защиту закона и порядка, а на исполнение карательных функций, на подавление любой оппозиционной деятельности. Преступная тайная полиция преступного режима», — резюмировал Константин Залесский.
Мифы и правда о Гестапо
МакДонаф показывает, главным образом путем изучения первичных документов, что гестапо было эффективной полицейской силой, небольшой, а не вездесущей террористической группой тоталитарного государства; дотошная и педантичная на всех уровнях, при этом члены самого гестапо состояли в основном из сотрудников, которые работали еще в эпоху Веймарской республики, сотрудники полиции быстро приходили к выводам, основанным на объективных расследованиях.
Книга начинается с сообщения о «протестантском проповеднике, убитого за то, что он бросил вызов нацистскому режиму на религиозной почве», Поле Шнайдере, в Бухенвальде в 1939 году. Туда он был заключен в 1937 году после неоднократных предупреждений насчет его критики режима, включая высмеивание штурмовика Хорста Весселя. Он был освобожден из-под стражи из-за активного лоббирования своих прихожан. На его похоронах присутствовали двести местных чиновников и толпа местных прихожан[2]. Следовательно, можно задать вопросы: почему этот чудовищный террористический режим не устранил Шнайдера в 1933 году, когда он уже начал критиковать новый режим? Почему ему было дано столько предупреждений? Почему такое якобы тоталитарное государство прислушалось к прихожанам? Почему для него были организованы массового посещаемые похороны, когда его могли бы тихо казнить и выставить это под удобным предлогом?
В 1969 году Мартин Бросцат в своем труде «Государство Гитлера» поставил под сомнение общепринятый образ нацистского государства и назвал Гитлера «слабым диктатором», который был зависим от многих группировок. [4]. Шеститомное исследование под его руководством, «Бавария в эпоху национал-социализма», рассматривающее сопротивление нацистам показывает, что режим не был таким тоталитарным, как предполагалось, и что была «гораздо большая свобода для критики». [5] Немецкий историк Рейнхардт Манн исследовал документы гестапо в Дюссельдорфе и обнаружил, что полицейский аппарат не был всеобъемлющим, что организация была слишком мала. Гестапо не было «жестокими, идеологически совершенными нацистами», оно в основном состояло из опытных сыщиков. Исследование Манна, утверждает МакДонаф, стало основой того, что стало «ревизионистской интерпретацией» гестапо [6]. Американский историк Роберт Геллалли в своей книге 1990 года «Гестапо и немецкое общество» показал, что Гестапо полагается на общественную поддержку и что «гестапо не представляло реальной угрозы для законопослушных граждан в нацистской Германии». Американский историк Эрик Джонсон в своей книге 1999 года «Нацистский террор», основанной на материалах суда из Кельна и Крефельда, показал, что к лояльным немцам относились мягко, и что «большинство немцев вообще не боялись [гестапо]». Он отличается от Геллалли тем, что рассматривает офицеров гестапо как более жестоких, действующих превентивно. В то время как эти исследования были ограничены в отношении территории, МакДонаф провел более широкое исследование документов гестапо.[7]
Прослеживая происхождение гестапо, МакДонаф ссылается на Германию, как страну имеющую давнюю традицию «политического шпионажа». Он упоминает о действиях короля Баварии Людвига II, при котором шпионы дежурили в пивных залах в 1848 году, а также о создании политической полиции в Пруссии в 1871 году.[9] Однако, все это не было конкретно немецкой или прусской манией. Адам Замойски показывает, что шпионаж и диверсии в отношении масонов и карбонариев, достиг значительных высот после войн с якобинцами и наполеоновской Францией, вызванных австрийцем Меттернихом. [10] Политическая полиция и надзор в национал-социалистической Германии кажется мягкой по сравнению с сетью доносчиков, шпионов и сотрудников по вскрытию писем в почтовых отделениях в Австро-Венгрии, Германии, России и Англии в 19-го веке.
Полиция Веймара, ставшая гестапо, уже пережила тяжелый опыт. В Веймаре они занимались убийцами, насильниками и мафией. Они были весьма опытны в «искусстве детального допроса» [17]. Однако гестапо не было чрезмерно бесчеловечным в сравнении с полицейскими методами и законами того времени не только в Германии, но и по сравнению с демократическими странами. Сотрудникам гестапо были даны подробные инструкции по расследованию дел на каждом этапе. С самого начала назначались государственный адвокат и следователь.
«Предположение о том, что гестаповские офицеры арестовывали людей, жестоко допрашивали их, а затем отправляли в концентрационный лагерь является мифом. Каждое дело расследовалось тщательным образом до принятия решения о наказании. Большинство арестованных оказывались в рамках традиционной системы правосудия, и им было предъявлено обвинение в совершении конкретного преступления, которое рассматривалось судами. Отправка людей в концентрационный лагерь всегда была крайним случаем, особенно для обычного гражданина Германии, который не был связан с определенными оппозиционными группами. Многие из арестованных были освобождены без каких-либо обвинений».[18]
В то время как национал-социалист Вильгельм Фрик стал министром внутренних дел, внедрение нацистов в полицию шло гораздо медленнее. МакДонаф утверждает, что членство в нацистской партии не было требованием для вступления в полицию и гестапо, требовался скорее опыт работы в полиции. Только 7,3 процента полицейских были смещены, когда нацисты пришли к власти. [19]
Активные действия по отношению к политическим противникам в первые несколько месяцев нацистского правления были начаты с санкции Геринга отрядами СА, а не гестапо или СС.[20] Приход к власти национал-социалистов был социальной революцией, к тому же одной из самых бескровных в истории по сравнению с революциями, которые открывали современную демократическую эпоху, такие как якобинская с ее уничтожением Вандеи и большевистская революция с ее десятками миллионов жертв.
В то время как руководитель гестапо Рудольф Дильс утверждал в Нюрнберге, что до 7 000 политических оппозиционеров были убиты СА в течение первого года нацистского правления, МакДонаф понижает этот показатель до 1000 человек.[21] Он также указывает, что большая часть гестапо была опытными штатскими служащими, которые пытались сдержать СА.[22]
В этой ситуации возникает несколько вопросов: 1) эти самостоятельные действия СА, противоречащие действиям других организаций партии и государства является показателем того, что гитлеровский режим не был таким тоталитарным. 2) свидетельства Дильса в Нюрнберге относительно количества жертв СА, оспоренные Макдонафом, являются примером ошибочных показаний. Зачем тогда слепо верить всему, не подвергая весь процесс сомнению и внимательному разбирательству?
В августе 1933 года Геринг серьезно урезал полномочия СА и распустил «вспомогательную полицию», были введены строгие правила, а гестапо, поддержанное полицией, было единственной организацией, наделенной полномочиями ареста. Ганс Франк был одним из самых ярых противников жестокого обращения СА со своими противниками. СС взяли под контроль концентрационные лагеря. Существовали строгие правила обращения с интернированными. Случай с двумя задержанными, которые подвергались жестокому обращению и были отправлены в концентрационный лагерь Ораниенбург берлинским гестапо, привело к расследованию против самого же гестапо [24]. Можно ли представить себе, что идеал террористического государства проводило бы расследование жестокого обращения двух заключенных со стороны государственной же полиции?
После расследования Фрика в связи с жестоким обращением в концентрационных лагерях, Гиммлер в октябре 1934 года прочитал лекцию гестапо, призвав их более эффективно и быстро расследовать дела, придерживаясь вежливости так, чтобы ни один лояльный гражданин не боялся ареста. [25] В 1935 году гестапо получило в сферу полномочий концентрационные лагеря, хотя они продолжали по-прежнему управляться СС.
В отношении различных оппозиционных группировок были проведены расследования в отношении их угрозы для национального сообщества. Макдонаф утверждает, что число концентрационных лагерей до начала войны не сильно увеличилось. К моменту объявления войны 21 400 заключенных содержались в шести лагерях [26]. Те, кто находился под арестом, редко подвергались пыткам. Министерство юстиции часто напоминало гестапо о серьезных наказаниях за жестокое обращение с заключенными [27].
Церковь и государство
МакДонаф утверждает, что нацистский режим был настроен ограничить влияние христианства. Гиммлер и Гейдрих были враждебны по отношению к христианству. Тем не менее, Стигманн-Гэлл писал в «Священном Рейхе», что Гитлер был в поисках единой церкви, похожую на англиканскую церковь Великобритании. Он разочаровался из-за отсутствии единства среди церковных течений. Несмотря на попытки Гиммлера, направленные на то, чтобы отговорить СС от посещения церкви и попыток создать альтернативную языческую религию для СС, немцы по-прежнему были христианами, о чем упоминал МакДонаф.[41]
В 1933 году 40 % служителей евангелической церкви были членами НСДАП.[42] Национальное христианство, организованное в Немецкую евангелическую церковь, поддерживало большинство среди немецких протестантов. Им противостояло меньшинство, возглавляемое знаменитым Мартином Нимёллером, который, далекий от того, чтобы быть антифашистом, приветствовал приход Гитлера к власти, но выступал против национализации религии. В 1937 году, для борьбы с религиозной оппозицией гестапо был сформирован отдел IV-B. МакДонаф отмечает, что гестапо действовало против священнослужителей довольно неохотно, независимо от их антиправительственных проповедей. Когда же они действовали, это было вызвано жалобами общественности. Случаи, когда дела доходило до суда, были «крайне редки». Гестапо действовало с «большой осторожностью» по жалобам на священнослужителей. «Справедливое судебное разбирательство было нормой, а не исключением». Нимёллер содержался под стражей в 1937 году после четырех лет антинацистской пропаганды. В 1938 году специальный суд признал Нимёллера невиновным, но Гитлер вмешался лично, указав, что Нимёллер это центр антинацистской деятельности. Он пережил войну в Заксенхаузене и Дахау.[43] Тем не менее Исповедующая церковь не была запрещена и продолжала деятельность даже во время войны, подвергая критике нацистское государство.[44]
Во всяком случае, посещаемость церкви увеличивалась в период правления нацистов. Гесс утверждал, что «религия, которая не только имеет влияние, но и действительно доминирует в жизни людей в течение двух тысяч лет не может быть искоренена мерами извне и уж конечно, не поверхностными насмешками». В сентябре 1939 года лидеры церкви заявили о своей полной приверженности к победе Германии [48] но такие, как Гейдрих, сохраняли свою антицерковную позицию. В 1939 году самая большая конфронтация между режимом и церковью была вызвана эвтаназией, и в конце концов, государство сдало здесь свои позиции. В 1941 году действия против церкви были официально прекращены, однако остались подозрения в ее лояльности. Цель гестапо состояла в том, чтобы не допустить, чтобы церковь осуществляла политическое влияние [49].
Коммунистическая партия Германии насчитывала 360 000 человек. В первый год правления нацисты арестовали 60 000 человек, в результате чего 2000 человек умерли.[55] Нацистская и коммунистическая партии находились в состоянии войны с самого начала, и, как упоминалось ранее, многие нацисты были убиты и ранены коммунистами. СА сражались с Красным фронтом в жестоких стычках. После Первой мировой войны, пока нацистская партия находилась в зачаточной стадии, коммунисты совершали кровавые восстания и воевали с государственными властями.
МакДонаф упоминает, что в тот день, когда Гитлер стал канцлером, коммунистическая партия призвала к массовым забастовкам. Эрнст Тельман, глава Коммунистической партии призывал к революции. В июле 1933 года, через полгода после назначения Гитлера, коммунисты убили двух членов СА в уличной стычке в Кельне.[56] Коммунистическая партия не была объявлена вне закона даже после поджога Рейхстага. В 1934 году гестапо начало акции по запрету коммунистической литературы.
Годом ранее Тельман уже был взят под стражу и оказался в Бухенвальде. МакДонаф повторяет утверждение о том, что Тельман был казнен в августе 1944 года.[57] В это время союзники бомбили Бухенвальд, в результате чего сотни заключенных умерли. Официальное утверждение гласило, что Тельман умер в результате бомбардировки. Тельман воспринимался как мученик в послевоенной Советской Германии, и в официальной версии его мученичества есть несколько несоответствий. Подполковник Дональд Б. Робинсон, главный историк правительства США в Германии, писал о докладе армии США о Бухенвальде:
Во главе этого списка был человек по имени Хауптманн, который был помощником начальника лагеря. О нем в докладе в утверждалось следующее:[59]
Интересным является упоминание о том, что в 1943 году польские заключенные, которые управляли Освенцимом, были переведены в Бухенвальд. Они пытались занять те же должности и были убиты коммунистической группировкой.[61].
Сотрудники больницы в Бухенвальде состояли «почти на 100 процентов» из немецких коммунистов. Большинство лекарств и продуктов питания приходилось на пациентов коммунистической партии. Бюро по вопросам труда, отдел снабжения и имущества также находились под коммунистическим контролем. Коммунисты контролировали распределение продовольственных посылок Красного Креста. Когда армия США вошла в лагерь, они обнаружили 300 оставшихся немецких коммунистов, «одетых, как преуспевающие бизнесмены»[62]. Управление Коммунистической партии дало указания своим бухенвальдским соратникам. Эти директивы были получены от Коммунистической партии, которая сохранила подпольную сеть по всей Германии. Специальный курьер отправлялся из Бухенвальда, чтобы получать партийные директивы. В сентябре 1944 года было обнаружено, что коммунисты Бухенвальда были частью заговора по свержению Гитлера.[63] Если Тельман был казнен несколькими неделями ранее, возможно, временные рамки корректны, чтобы допустить, что он был одним из лидеров заговора.
Однако в Германии с коммунистами, как и с обвиняемыми в других антигосударственных действиях, гестапо стремилось проводить расследования быстро и эффективно, помня о том, что осведомителями могут двигать личные мотивы. Книга МакДонафа в значительной степени содержит свидетельства, среди которых обвиняемые в коммунистических симпатиях были быстро освобождены или получили короткие сроки лишения свободы.[67] Пример Петра Пенка, мелкого нарушителя, вора, контрабандиста и пьяницы, который высказывал прокоммунистические, антигитлеровские высказывания, когда был пьян, является тем, что МакДонаф описывает как «поразительную снисходительность гестапо в течение длительного периода». Более того, Пенк был призван в армию.[68]
Даже во время войны были те, кто продолжал неоднократно высказывать прокоммунистические и пораженческие заявления, к которым относились мягко, потому что они не представляли серьезной угрозы для «национального общества».
Деятельность гестапо во время войны
Другая роль гестапо заключалась в расследовании саботажа и подрывной деятельности среди иностранных рабочих. Среди них также были немецкие коммунисты. МакДонаф утверждает, что «гестапо, рассматривая дела с участием коммунистов, тщательно расследовало их. Для допроса были привлечены многочисленные свидетели. «[76].
По оценкам МакДонафа, 26 % от общего числа дел начинались с доносов от граждан и 15 % в результате деятельности гестапо. Большинство доносчиков были из рабочего класса, 20 % были женщинами, обращения которых во многих случаях были связаны с личным конфликтом с соседями, родственниками или мужем. Гестапо стало «экспертами» в обнаружении мотивов. Доносчики редко подвергались судебному преследованию за ложные обвинения.[77] МакДонаф утверждает, что приговоры за антинацистские оскорбления составляли лишение свободы на срок от одного до шести месяцев.[78] «Вопреки распространенному мнению, никакого сплошного потока доносов не было».[79] Гестапо рассматривало обвинения в отношении обычных законопослушных лиц «с профессиональным усердием и часто удивительным состраданием».»Это было даже не необычным», чтобы граждане официально жаловались на действия гестапо как «своенравные». [80] Гражданские жалобы могли быть заслушаны в суде.
С наступлением войны режим стал более требовательным. Один обвиняемый мог быть заключен в тюрьму на срок до двух лет за прослушивание иностранных передач, тогда как другой за подобное обвинение вместо этого мог отделаться письменным осуждением в местной прессе. Как и прежде дела заводились как правило, исходя из информации от общественности, а не деятельности гестапо.[81] Макдонаф ссылается на случай, когда офицер гестапо действовал с «пониманием и состраданием», убеждая заявителя отказаться от жалобы, вызванной чьей-то пьяной бравадой.
Одним из самых причудливых случаев был случай безработного алкоголика, Адама Липпера, который в 1940 году пришел в офис гестапо и попросил посадить его в тюрьму на 6 месяцев, чтобы излечиться от алкоголизма. Он хотел стать ценным членом национального общества. Он был освобожден через семь недель, оценив себя излечившимся.[83]
Когда война перешла в заключительную стадию, ситуация стала более жесткой, в некоторых довольно тривиальных случаях «разграбления» разрушенных бомбежками домов, в результате которых были вынесены смертные приговоры, но лишь незначительное число дел было направлено в суд, и по меньшинству из них были вынесены приговоры. Гестапо было той организацией, в отношении которой «законопослушная публика чувствовала, что ей можно доверять» [84].
«Социальные неблагополучные граждане»
Гестапо было обязано активизировать действия в сдерживании «социально неблагополучных элементов», которые определялись главным образом по их социопатическим чертам характера и неспособности внести вклад в «национальное общество». МакДонаф ссылается на «евгенический» характер нацистских настроений в отношении этой темы. Тем не менее, он указывает, что в то время евгеника была научно-популярным и широко распространенным движением, а евгенические законы существовали в Швейцарии, Дании, Норвегии, Швеции (до 1975 года) и США, которые фокусировались на стерилизации «асоциальных» элементов [85], и не осуждались людьми. Каждый случай был индивидуально рассмотрен с помощью наследственных медицинских судов с рекомендациями двух врачей и адвоката. Существовали также восемнадцать апелляционных судов, хотя большинство апелляций не увенчались успехом.[86]
Общепринятая кастрация для насильников и педофилов, совершивших повторное преступление, привела к значительному уменьшению этих преступлений. Для прочих категорий преступников после двух приговоров третий был пожизненным заключением. Хотя строгое отношение к мелким преступлениям не увенчалось успехом, [87] наблюдалось значительное сокращение повторных нарушений и снижение общего уровня преступности.[88]
[1]Robert N. Proctor, The Nazi War on Cancer (Oxfordshire: Princeton University Press, 1999).
[2]McDonough, pp. 1-2.
[3]Ibid, p. 4.
[4]Ibid.
[5]Ibid, p. 5.
[6]Ibid.
[7]Ibid, p. 7.
[8]Ibid, p. 9.
[9]Ibid, p. 11.
[10]Adam Zamoyski, Phantom Terror: The Threat of Revolution and the Suppression of Liberty 1789-1848 (London: William Collins, 2014).
[11]McDonough, p. 12.
[12]Ibid, p. 43.
[13]Ibid, p. 45.
[14]Ibid, p. 48.
[15]Ibid, p. 49.
[16]Ibid, p. 51.
[17]Ibid, p. 52.
[18]Ibid, p. 54.
[19]Ibid, p. 20.
[20]Ibid.
[21]Ibid, p. 21.
[22]Ibid, p. 20.
[23]Major Francis Yeats-Brown, European Jungle (London: Eyre and Spottiswoode, 1939), p. 146.
[24]Ibid, p. 22.
[25]Ibid, p. 39.
[26]Ibid, p. 54.
[27]Ibid, p. 57.
[28]Ibid, p. 58.
.
[41]McDonough, p. 92.
[42]Ibid, p. 63.
[43]Ibid, pp. 66-67.
[44]Ibid, p. 68.
.
[48]McDonough, p. 79.
[49]Ibid, p. 84.
[50]Ibid, p. 85.
[51]Ibid, p. 86.
[52]Murray Horton, Red Line, July 20, 2011, https://rdln.wordpress.com/2011/07/20/the-secret-history-of-ww2/
[53]R. Douglas, “Law War and Liberty: The World War II Subversion Prosecutions,” Melbourne University Law Review, Vol. 27, 2003, p. 79.
[54]Ibid, p. 107.
[55]McDonough, p. 93.
[56]Ibid, p. 97.
[57]Ibid, p. 96.
.
[59]Donald B. Robinson, “The Communist Atrocities at Buchenwald,” American Mercury, October 1946, pp. 397-404.
[60]Ibid, citing U.S. Army report, p. 400.; http://www.unz.org/Pub/AmMercury-1946oct-00397
[61]Ibid.
[62]Ibid, p. 401.
[63]Ibid, p. 402
.
[66]McDonough, p. 99.
[67]Ibid, p. 107.
.
[76]McDonough, p. 128.
[77]Ibid, p. 130.
[78]Ibid, p. 131.
[79]Ibid, p. 132.
[80]Ibid, p. 134.
[81]Ibid, p. 144.
.
[83]Ibid, p. 155.
[84]Ibid, p. 158.
[85]Ibid, p. 162.
[86]Ibid, p. 163.
[87]Ibid, p. 169.
[88]Ibid, p. 170.
Опубликовано с сокращением
The Gestapo: The Myth and Reality of Hitler’s Secret Police. Frank McDonough. (London: Hodder and Stoughton, 2015).