героиновый шик как стать такой
Героиновому шику 90-х посвящается
Села писать пост, а в голове звучит бессмертное «я крашу губы гуталином, я обожаю черный цвет».
Когда в моде был героиновый шик, я училась в школе. К нам эта тенденция пришла уже в начале нулевых. Мне было лет 14-15 и я точно помню, что в почете была худоба на грани. Что-то между балериной и ранней стадией анорексии. И все худели: одноклассницы, мама, ее подруги, подруги подруг и так далее. А еще большинство девчонок того времени хотели одного — стать моделью.
Все эти процессы — последствия «героинового шика».
Явление спорное и неоднозначное в модной индустрии. С одной стороны, повальное увлечение наркотиками всех слоев населения ни к чему хорошему не приводило. С другой, благодаря популярности гранжа и альтернативного рока, контркультура проникла на подиум.
В тренде были «девчонки с соседнего подъезда», с необычной красотой.
«Если бы дело было только во внешности, я бы никогда не стала моделью — ведь многие считают меня некрасивой. Но меня сделал знаменитой мой фирменный «взгляд волчицы». В юности я смотрела так из-за мучительной застенчивости, а позже — потому что этот взгляд стал приносить мне миллионы долларов». Это слова иконы героинового шика — Кейт Мосс.
То время безвозвратно ушло. Сегодня на подиуме царят другие законы. А я все равно с трепетом вспоминаю субтильных моделей со впалыми щеками, андрогинными фигурами и нарочито небрежным макияжем и ловлю себя на мысли, что мне близка эта эстетика и безумно хочется примерять то самый фирменный «взгляд волчицы».
Для этого мне понадобятся:
1. Тональный крем Estee Lauder Double Wear Light в оттенке 1N2 Ecru.
2. Консилер Makeup Revolution Conceal and Define Concealer в оттенке С2
3. Рассыпчатая пудра от Laura Mercier translucent loose setting powder
4. Гель для бровей Vivienne Sabo Fixateur Brow & Lash Fixing Gel (прозрачный)
5. Гелевый карандаш для глаз от Elian Russia в оттенке 01 onyx
6. палетка Eye-Conic Steel(etto) Multi-Finish Eyeshadow Palette от Marc Jacobs
7. Скульптор Estrade «Mon secret» в оттенке 201
8.Матовая помада Givenchy Le Rouge Deep Velvet N° в оттенке 10 beige nu
9. Тушь для ресниц Givenchy Volume Disturbia
10.«Жидкое стекло» PRO MAKEUP LABORATORY glass up
… а также моя бледная физиономия.
В «героиновом макияже» все просто:
Я начинаю с лица и беру светлый средней плотности тон Estee Lauder Double Wear Light в оттенке 1N2 Ecru и прорабатываю все лицо.
Затем высветляю зону под глазами с помощью консилера Makeup Revolution Conceal and Define Concealer. Также наношу на спинку носа, подбородок. Таким образом, делаю лицо более заостренным.
Промежуточный результат выглядит так.
Брови у моделей 90-х тонкие, изогнутые. У меня таких нет, поэтому я просто немного заполняю проплешины с помощью черного цвета из палетки теней Eye-Conic Steel(etto) Multi-Finish Eyeshadow Palette от Marc Jacobs, а потом максимально хаотично укладываю гелем от Вивьен Сабо.
Получается примерно так.
Переходим к макияжу глаз.
Черным гелевым карандашом от Elian Russia я прокрашиваю слизистые, а также щедро обвожу вдоль линий ресниц по верхнему и нижнему векам. Не аккуратничаю. В этом макияже это ни к чему.
Затем хаотично растягиваю карандаш родным спонжем.
После чего работаю с помощью палетки Steel(etto) от Marc Jacobs. Сначала просушиваю карандаш черными тенями во внешнем и внутреннем уголках глаз. Затем прохожусь по границам темно-коричневым и светло-коричневым оттенками.
Подчищаю края тушевки молочным цветом.
Наконец, добавляю немного холодного сияния во внутренние уголки глаз.
Получается примерно так. Максмимально небрежно, с намеками на пятнистость. Хотя с этими тенями сложно такого добиться. Уж слишком они послушные))))
Настал черед туши. Беру самую черную из черных в моем арсенале Givenchy Volume Disturbia и густо прокрашиваю ресницы.
К глазам мы вернемся чуть погодя.
Придаю бархатистость лицу с помощью рассыпчатой пудры от Laura Mercier
А потом скульптором от Estrade «Mon secret» в оттенке 201 делаю лицо более очерченным и худым.
Делаю ярко выраженными скуловые впадины, затемняю височную зону, боковые поверхности лба, прохожусь по линии подбородка и делаю уже нос.
На губы наношу матовую помаду Le Rouge Deep Velvet от Givenchy в нейтральном оттенке10 beige nu — подарок от Оксаны Cypre ( классный цвет, мой идеальный нюд).
Потом самую капельку пигмента растираю пальцами на скулах. Таким образом хочу соединить макияж. Хотя этот пункт необязателен.
А теперь переходим к самому интересному и превращаем обычные смоки в тот самый гранжевый, неаккуратный макияж. Дя этих целей я использую «Жидкое стекло» от PRO MAKEUP LABORATORY.
Делаю этот прием последним, поскольку через пару минут жидкое стекло начинает смазывать тени засчет своей липкости. Эффект «мокрых век» круто смотрится на фотосессии, но вряд ли это продукт для повседневных или даже праздничных мэйков.
Тут я себе представила, как бы я злилась от вспышек фотокамер 😂
Немного ч/б для антуражу
Вот такой у меня получился героиновый шик. Конечно, можно было размазать тушь и вообще оставить края тушевки более рваными, а губы и вовсе не красить… Но таково мое прочтение.
А как вам образ из 90-х и как относитесь к этому направлению?
Я выдержу концепцию поста и закончу его цитатой Кейт Мосс :«Я бы хотела быть рок-звездой, солисткой группы, если не была бы моделью. Я бы колесила на автобусе со своей командой и давала концерты. Это мой план на следующую жизнь.
Надеюсь, пост оказался полезным!
В посте приняла участие репродукция Пабло Пикассо „Любительница абсента“.
Анархия образа: героиновый шик
В последние годы активно растёт интерес к модной индустрии 1990-х. Ретроспективный взгляд в прошлое в 2016 году опять ввёл в моду рваные джинсы, oversize-одежду, обесцвеченные волосы, фото с выпускных, фан-блог Кейт Мосс, тёмные круги под глазами. Calvin Klein выпустил винтажную рекламу в стиле «героинового шика». Почему болезненный вид истощённых моделей так ярко гремел в последнем десятилетии XX века и не забывается до сих пор?
В тандеме с War of Drugs и страхом СПИДа в Америке росли показания употребления героина, особенно среди белого среднего класса. Правительство стремилось переориентировать людей на здоровый образ жизни.
Заявление президента вызвало смешанные эмоции в мире моды. Некоторые чувствовали, что он озвучивает страхи многих; другие – что эпоха героинового шика завершилась и предпринимать какие-либо меры уже слишком поздно. Но как всё-таки можно интерпретировать бесчисленные образы измождённых моделей, которые наводнили номера fashion-журналов 90-х? Неужели эти снимки действительно отражают кризис нравственности (точнее, безнравственности) поколения или это была попытка СМИ сфокусировать внимание на модных образах, не обращая внимания на существование реальных социальных проблем, таких как безработица и нищета, которые являлись настоящей причиной роста употребления наркотиков?
В 1980-е годы на обложках журналов красовались спортивные, здоровые модели, которые были ярким воплощением идеала красоты. Но предоставление зрителям этой недостижимой, нежизненной фантазии было ещё более губительным. Женщины изнуряли себя каждодневными фитнес- и шейпинг тренировками, пытаясь хоть отдалённо походить на Синди Кроуфорд.
Британский фотограф Коринн Дэй сыграла важную роль в переориентации моды с беспощадной идеальности и шаблонной красоты. Именно объектив её фотокамеры впервые запечатлел Кейт Мосс. Дэй удалось показать реальное отражение жизни молодёжи 1990х годов.
На фотографии 1995 года «Georgina, Brixton» модель Джорджина Купер представлена в клаустрофобном интерьере. Дешёвый грязный ковер и скудная обстановка далеки от пышных декоров, царящих в глянцевых журналах 1980-х. Модель одета в простое красное нижнее белье с полосами чёрного кружева. Однако здесь абсолютно нет чувства эротичности или физического желания: её худое тело искажено, стопы грязные, кажется, что она и не знает о том, что на неё направлен объектив. Её напряжённые черты лица и блестящая кожа воспринимаются как признаки злоупотребления наркотиками, а её поза – результат прилива и кайфа.
Тип неухоженных женщин с тощими телами, созданный Дэй, был заклеймён как «героиновый шик» журналисткой Эми Спиндлер (The New York Times). Спиндлер обвиняла Дэй в пропаганде наркомании и анорексии, однако Дэй это обвинение отрицала, утверждая, что она лишь изображает окружающую её реальность без прикрас. Эстетика гранжа в её фото произвели такой же резонанс в культуре 1990-х, как работы Ги Бурдена и Боба Ричардсона в 1960-70е. Но то гонение, которое началось на «героиновую» моду смешна: ведь сама специфика моды в том, что, подобно пене на морской поверхности, она лишь освещает и отражает темы и проблемы, созревшие в недрах общества. Такие фильмы как «Прерванная жизнь» (1999) и «Нация прозака» (2001) нарисовали картину абсолютного разочарования, но дело не в героине, а в культурном настроение людей на пороге гранжа.
Франческа Сорренти, мать Давида Сорренти, тоже fashion-фотограф, говорила, что «героиновый шик – это не то, что мы создаём, это то, чем мы является».
Героиновый шик вызывает много вопросов не только потому, что открывает тему отношения к наркотикам в искусстве и культуре, но и потому что даёт этому яркое образное воплощение. Хотя самое страшное в героиновом шике – это его название: в единый симбиоз слились наркозависимость и гламур. Это было ответом на счастливые, жизнерадостные лица прошлого десятилетия. Люди хотели выглядеть антитезой успеха, моделям будто запретили даже мимолетную улыбку на фото. Однако откуда имидж-мейкеры взяли образ наркомании и стоит ли винить в этом лишь десятилетие 90-х?
Власти Британии были непоколебимы до начала ХХ века, пока не произошёл рост употребления наркотиков бывшими военнослужащими, покинувшими фронт в Первую Мировую войну. Это побудило власти к постепенному запрету наркотиков, которые ранее были легко доступны. Угроза потери контроля над обществом стала подспорьем для переклассификации наркотиков в лекарства, и они могли продаваться только по рецепту. Однако в конце XX века мода на наркоманию вернулась и была связана с упадком веры в традиционные институты, такие как религия, семья и государство. Открывшиеся новые поставки кокаина из Колумбии сделали его доступным для всех слоёв общества. У людей проявился эффект отстранения, когда социальные контакты максимально сокращались. Отвратительные условия работы и жизни заставляли людей жить с ощущением неудовлетворения, а единственным предложением СМИ было вовлечение общества в объятия различного потребления. Дюркгейм в работе «Самоубийство» (1912г) писал о безостановочном, постоянном желании покупать больше продуктов и познавать всё новые ощущения, результатом чего является подрыв чувства реальности у населения: реальность перестаёт иметь ценность по сравнению с образами воспалённого воображения.
Запугивание общества на протяжении первой половины века страшными последствиями от употребления наркотиков не имело никакого результата. Огромный страх перед героином в 1980е был пережит, а рэйв-культура раскрыла альтернативный образ «доброго» наркотика – экстази, производящего лишь чувство любви, ностальгии. Он помогал перенестись в яркий и цветной мир, близкий к миру любви хиппи.
Анжела МакРобби описывает эту фантазию безвредного веселья: эта драг-культура, которая замаскировалась под наивный язык детства (McRobbie 1994: 169). Примером является ранняя фотосессия Кейт Мосс под названием «Третье лето любви», снятая Коринн Дэй в 1990 году. Эскапизм рейва, свежая улыбка, естественность, чистое лицо, далёкое от грязи мира моды. Её белый халат, детское ожерелье из ромашек, узкие косички были олицетворением беззаботной радости современной молодёжи.
На самом ли деле 90-е ответственны за наше нездоровое пристрастие к фильтрам?
90-е, их слава в стиле гранж и «героиновый шик» считаются пиком моды. Все это повлияло на последующие поколения и вызвало ущерб, от которого мы все еще не можем оправиться.
Женщины в течение долгого времени были подвержены меняющимся идеалам красоты. Начиная от стянутой в корсете миниатюрной талии до объемной груди. Но есть одно десятилетие, которое задало тон всем последующим, благодаря которому на сегодняшний день у нас в головах стоят идеалы с картинки. И это 90-е. Но признаться честно, эта же декада стала золотой для индустрии моды. Рассвет стиля гранж, платья-комбинации и Calvin Klein. При всей картинности ситуации, толчок к началу нездорового стандарта красоты был положен.
Кейт Мосс в объективе Марио Сорренти, Harper’s BAZAAR US, июль 1993
В 90-х мы усваивали контент, в основном, из журналов, рекламных щитов и телевидения. В начале 00-х на смену пришли социальные сети. Теперь аудитория «пленников» соцсетей, по оценкам экспертов, составляет 3,6 миллиарда человек. Причем Instagram забирает себе 1 миллиард пользователей. 7% из этого числа — тинейджеры от 13 до 17 лет. «Голос» моды еще никогда, к счастью или к сожалению, не достигал такой большой аудитории.
«Нам постоянно скармливали изображения худых моделей»
Дети 90-х росли в то время, когда «героиновый шик» был тем, к чему нужно было стремиться. Публике скармливали изображения худых моделей. Еженедельные издания пестрили заголовками о том, как достичь нулевого размера. 13-летние подростки читали о булимии, чтобы достичь этой цели.
Молодое поколение не может понять, почему миллениалы так громко кричат о бодипозитиве в социальных сетях, почему злятся на селебрити, продвигающих инъекции для подавления аппетита, почему они так устали от всех известных лиц, которые редактируют до неузнаваемости, и фильтров, изменяющих лицо. Все потому, что они прошли через последствия искаженного понятия «красоты». И поэтому могут предвидеть приближающуюся беду.
Женщины отчаянно хотели подражать манекенщицам с глянцевой обложки, которые перечитывали от корки до корки. Тенденция под названием «героиновый шик» вовсе не о наркотиках, а о тонком лиричном образе. Этот идеал задел цепной реакцией всех, а тогдашние СМИ с радостью поддержали его.
Пока мода конца 19-го века отстаивала чудовищные стандарты красоты с болезненно утянутыми корсетами талиями, 90-е ввели скинни боди в свободной одежде. На сегодняшний день наблюдается возрождение сильного, а не худого тела! Зародилось это еще в далеких 80-х, как только начали появляться DVD-диски с домашними тренировками звезд в спортивной одежде бренда Lycra-clad, таких как Оливия Ньютон-Джон. Но даже в основе этого концепта стоит худое тело.
Кейт Мосс, будучи подростком, была титулована как постерная королева, пропагандируя «героиновый шик». Украшая новомодные глянцы своими гранж-фото, сделанными Коринн Дэй и Давиде Сорренти. Она прославилась благодаря своему модельному таланту, бурной общественной жизни и отношениями с известными рок-звездами. У нее была жизнь, которую хотела каждая молодая женщина.
Кейт Мосс и Джонни Депп, 1998год.
Давиде Сорренти, который совместно с Коринн Дэй ввел этот тренд в народ, умер от передозировки наркотиками в 1997 году. Это событие послужило закатом тренда в индустрии. После его смерти, тогда еще президент Клинтон сказал: «Чтобы продавать одежду, совершенно необязательно пропагандировать зависимость. Возвеличивание героина не креативно, а разрушительно. Это не красиво, это уродливо. И это совсем не об искусстве, это о жизни и смерти. Восхваление смерти на этом фоне плохо для общества».
Героиновый шик в России
Исследование «Героин»
По просьбе самиздата светский обозреватель газеты «Коммерсантъ» Евгения Милова вспоминает героиновый шик в России. Каким он был в её родном Калининграде и что о нём помнит свидетель эпохи из среды «золотой молодёжи» девяностых в Москве. О школьницах со зрачками в точку, жизни богемы и молодых предпринимателей, золотых часах в обмен на дозу и всеобщем равенстве жителей развалин перед дилером.
Привет, меня зовут Женя, мне 37 лет. Думаю, я наркоман. Хотя погодите, я же никогда не употребляла наркотики… Полагаю, моё выступление на встрече Анонимных наркоманов не задалось бы с первых слов. Возможно, меня бы даже прогнали. А зря.
Бронзовые «быки», герои каждого анекдота про наркоманов в региональной версии, — абсолютно понятная локация для любого, кто, хуже или лучше, помнит бум наркопотребления 80–90-х в Калининграде.
Статуя «Борющиеся зубры», установленная в 1912 году у здания Верховного суда Восточной Пруссии, символизировала битву прокурора и адвоката. В эпоху советского дефицита в скверике «у быков» продавали чернягу (ацетилированный опий). После развала СССР ассортимент, как и на полках магазинов, расширился. Мы жили неподалёку, даже в детстве у меня не было вопросов, почему тут так много странных людей, кажущихся не слишком здоровыми.
Менее распиаренная в фольклоре, но хорошо известная клиентам точка продажи ханки располагалась в моём подъезде. В квартире двумя этажами ниже жил, варил, продавал и колол легендарный наркоман Аркадий. Они с друзьями начали колоться в 78-м.
Быстрые преображения его клиентов, завораживающе модных и крутых в начале пути, стали моей личной антинаркотической пропагандой. Наглядной, действенной, опередившей неповоротливую государственную. Лекции о вреде наркотиков в моей школе стали проводить лишь после того, как Калининградская область вышла на первое место по употреблению героина и количеству ВИЧ-инфицированных. Стоит отдать должное лекторам: кроме описания страшных сцен из жизни употребителей героина, которые каждый из нас видел чаще, чем хотел, они говорили, как минимизировать риски, возможные при употреблении и контактах с употребляющими.
Рассказывали о времени и местах работы пунктов, где можно было получить одноразовые шприцы и презервативы бесплатно, разъясняли, что опасно, а что безопасно при контактах с ВИЧ-положительными. Всё, что происходило вокруг, больше всего походило на фильм «Мы, дети станции Зоо». Не только потому, что советский город Калининград сохранил в себе черты немецкого города, но и потому, что героиновая наркомания в то время стремительно молодела.
Наш разговор опубликовала школьная газета – я перевелась из обычной школы в престижный лицей. В этом учебном заведении со зрачками в точку на уроках появлялись лишь единицы, например, ярко-голубоглазая дочка одного из ведущих наркологов области. Здесь, конечно, тоже прогуливали уроки, но более гламурно. Например, раз в месяц я стабильно не могла попасть на первый урок географии в субботу – накануне ночью мы с одноклассницами ходили в «самый западный клуб страны», на «Вагонку», который принимал у себя вечеринки под брендом московского клуба и журнала «Птюч». Что я там забыла, до сих пор не понимаю: мне не нравилась электронная музыка, я не употребляла наркотики, даже читать я больше любила журнал «ОМ». Но это было очень модно.
На поколение моих сверстников, приходивших к героину через клубные наркотики, Аркадий глядел свысока: «Я почему столько прожил? Потому что всегда варил натуральный продукт! А не химию эту вашу». Аркадий продемонстировал фантастическую живучесть и умер лишь в конце нулевых. В качестве рехаба он использовал свои регулярные, но не слишком продолжительные отсидки: «Достать наркотики в тюрьме намного проще, но это принципиальная позиция. Я переламывался, и сидел спокойно».
Примерно в тот момент, когда я задавала вопросы Аркадию для школьной газеты, в Москве принял решение теперь уже всерьёз завязать с героином Михаил Сагалаев: он уехал в Европу, в реабилитационный центр. Представитель золотой молодёжи высшей пробы, выпускник ВГИКа и сын крупного телебосса Эдуарда Сагалаева — тогда. Учредитель клиники борьбы с зависимостями Rehab Family — теперь.
«Мы все познакомились во ВГИКе: я, Влад Опельянц, Роман Прыгунов, Филипп Янковский и ещё там несколько человек. Папа получил новую государственную квартиру на Арбате, а нашу квартиру, в которой я всю жизнь прожил, государство почему-то не забрало сразу, чем я и воспользовался и остался там жить. Мне было двадцать лет. Затем и ребята переехали ко мне: Рома, Филипп, Опель и я — и начались тусовки», — рассказывает Михаил.
Это уже не так просто представить, но в начале 90-х в Москве золотыми были только купола и цепи на шеях бандитов. Ничего из того, что впоследствии составило инфраструктуру светской жизни: бутики, модные показы, фитнес-клубы World Class или салоны Aldo Coppola, радиостанция «Серебряный дождь» с её мероприятиями, — ничего этого ещё не было. Запрос на карнавал при этом был существенным. Огромная страна только что развалилась, и в образовавшихся клуба́х пыли нужно было либо помирать с голоду, либо плясать до смерти.
Проходили отдельные вечеринки, вроде «Гагарин-Party», открывались довольно попсовые клубы, вроде Jump в Лужниках, где магию танцевальных наркотиков, а затем и героинового шика открывали для себя тонкие мальчики и девочки в ярких футболках и бандиты в спортивных костюмах. Появлялись первые глянцевые журналы, а вместе с ними — и запрос на светских героев. Нуворишам ещё только предстояло внешнее облагораживание до необходимых кондиций. Зато «отдыхавшие на природе дети гениев» были молоды, активны и впервые затянулись Marlboro ещё в школе, а не пару месяцев назад. Многие даже успели побывать за границей.
Впрочем, если послушать Михаила Сагалаева, становится понятно, что уверенность сыновей лучших советских семей была совсем не глубокой: «Мы такие потерянные люди были на самом деле. Шли сразу в бизнес, но ничего про бизнес не знали, поэтому просто делали ошибку за ошибкой. Очень много делали бесплатно, хотели проявить себя, работали за какие-то бонусы, очень важно было, чтобы нас услышали, увидели, похвалили. Естественно, все компании, которые мы создавали, рассыпались, потом заново создавались. Ну в целом мы вчетвером дружили очень крепко, и не только работали, но и тусовались вместе».
Светская молодёжь сама с азартом принялась не только ходить в чьи-то клубы, но и делать собственные. Арт-клуб Антона Табакова и вернувшегося из Парижа художника Андрея Деллоса «Пилот» открылся в 1994-м. Андрей Кобзон ещё не придумал «Джусто», а продолжал безуспешно раскручивать ресторан Maxim`s по франшизе Пьера Кардена. Фёдор Бондарчук и Степан Михалков пока лишь планировали открыть клуб «Булгаков» при картинной галерее Art Pictures.
«Некоторое время я провёл в Америке. И помню, как меня ребята встретили в аэропорту — и мы поехали в „Белый таракан“. Я тогда очень удивился этой атмосфере, потому что единственный раз в жизни видел примерно такого же уровня клуб, это было в Восточном Берлине, тоже в подвальном помещении, где нет ни касс, ни света, поэтому везде стоят свечки. Мы начали собираться там, естественно, гуляли по полной программе — было много алкоголя, и тогда же начали появляться вокруг этого и других клубов первые наркотики».
Строго говоря, „Белый таракан“, который многим запомнился как прообраз „Маяка“, просуществовал всего девять месяцев в 1993 году. Его совладелец Артур Куриленко спустя годы рассказывал в интервью журналу „Большой город“: „Концепция у клуба была тарантиновская, в стиле “Бешеных псов”, только Тарантино тогда ещё не было. Публика — политико-криминально-богемно-олигархическая. Многие, кто сейчас снимает кино или пилит наше бабло, там тусовались. „Белый таракан“ был первым в Москве клубом с закрытой, карточной системой. У нас была своя группа — Mother’s Little Helpers, исполнявшая каверы The Doors и The Rolling Stones. Мы платили им по десять долларов на рыло за выступление, пока они все не поумирали. Кстати, отсутствие музыкальной программы стало ещё одной причиной быстрого закрытия».
Под Новый год в арт-клубе, куда пускали только своих, произошло столкновение оперативников и бандитов, после чего владельцы приняли решение прекратить работу. Однако после появления слова «наркотики» хронологическая чёткость рассказа моего собеседника несколько размывается.
Конечно, в тот момент это было такое „вау“: ничего себе — наконец-то я нашёл себя и свою нишу, я успокоился. Конечно же, я не мог там адекватно оценивать ситуацию со стороны. Медленно, но верно, с какой-то точки наивысшего блаженства и максимального комфорта, это всё превращалось в ад. Что мы получали от героина? Спокойствие, уверенность: всё то, чего на самом деле не хватало в жизни, он это давал. Поэтому подсаживались очень быстро. И на систему переходили очень быстро».
За все годы употребления мой собеседник имел дело примерно с пятнадцатью дилерами, не больше. При этом принять отказ сидящий на героиновой системе наркоман не в силах: «Сидишь у подъезда часами, ждёшь, когда вынесут. Однажды отдал золотые часы за чек». Бывали случаи, когда мой собеседник наугад выспрашивал у рыночных торговцев фруктами, нет ли у них ещё и опиатов. В другой раз — ездил за МКАД к цыганам.
Под Калининградом тоже стоял цыганский табор, и даже мне доводилось там бывать. Мы с подружкой (теперь она мировой судья в области, штрафует сторонников Алексея Навального) собирались в клуб, её знакомые предложили нас подбросить, но, как оказалось, их план включал такой большой крюк. Никто никогда не знал, чем может закончиться такая поездка. К счастью, мы не попались патрулям, постоянно дежурившим на подъезде к табору. Продав товар, цыгане поскорее прогоняли покупателя. Лишь некоторым позволяли употребить тут же, на месте. Когда оказалось, что укол, сделанный моим одноклассником, золотой, его тело отвезли поближе к городу и бросили в канаву. В истории Михаила цыгане всего лишь передали наводку на него милиции.
Привет, меня зовут Женя, мне 37 лет. И я правда не уверена, что для того, чтобы приобрести зависимость от героина, его обязательно нужно пробовать. Он может просто сопровождать тебя всю жизнь.